Моя легендарная девушка - Гейл Майк. Страница 4

— Неважно, чем ты будешь заниматься, сын, главное, делай это на совесть, — сказали они, даже не пытаясь скрыть звучавшего в их голосах глубочайшего разочарования, когда я объявил, что собираюсь изучать английский и кинематографию.

— Зачем тебе это? — спросил коллективный страж моей души, наделенный двумя телами, но единый в своих мыслях.

Мое объяснение их тоже не особенно впечатлило, потому что в целом оно сводилось к тому, что мне нравится читать книги и смотреть фильмы.

Три года спустя я закончил путешествие по конвейеру высшего образования и очень быстро получил точное представление о своем месте в жизни: я был чрезмерно образован в двух областях, которые вне стен университета без дальнейшего, более практического обучения были совершенно бесполезны. За выпускную работу мне еле натянули 2/2, и, поскольку учебный процесс в целом мне чрезвычайно надоел, я засунул «дальнейшее обучение» в коробку с надписью «и речи быть не может». Вместо учебы я занялся тем, что прочитал еще несколько книг, посмотрел чертову уйму фильмов и зарегистрировался на бирже труда. Такого образа жизни я придерживался около года, пока снимал комнату в Хальме, но потом банку это надоело, и он перестал со мной нянчиться. Быстрой и точной атакой, достойной Роммеля [9], управляющий банком взял меня в клещи: отменил возможность превышать кредит и заставил подписать обязательство выплачивать по 20 фунтов в месяц, чтобы, как он выразился, «удержать мой долг в пределах разумного». В результате я, как почтовый голубь, вернулся в отцовский дом в Ноттингеме, забился в свою комнату и принялся обдумывать свое будущее. Чего только не делали мои родители, чтобы подтолкнуть мою забуксовавшую карьеру! Даже бабушка с ужасающей регулярностью рассказывала мне по телефону о вакансиях, сведения о которых черпала в местной газете. Но все впустую — они только зря потратили время. Карьера меня совершенно не интересовала. Я пришел к выводу, что, пока у меня есть крыша над головой и пока меня любит замечательная женщина, бедность мне не особенно страшна.

Я говорю «не особенно», потому что время от времени мое жалкое существование все-таки повергало меня в отчаяние. К счастью, я научился противопоставлять себя обществу и пользовался всяким удобным случаем, чтобы ему насолить, давая таким образом выход своему бессильному гневу. В ходе моей маленькой партизанской войны я совершил следующие подвиги:

• Получил удостоверения Студенческого союза обманным путем.

• Использовал вышеуказанное удостоверение для покупки льготных билетов в кино.

• Подделывал дату на проездных.

• Портил фрукты в универмагах «Теско».

• Водил машину, не заплатив ни дорожной пошлины, ни страховки.

• Не раз выпивал пиво из чужих кружек в ночных клубах, пока хозяин смотрел в другую сторону.

В общем, я делал все, чтобы почувствовать, что все еще существую и продолжаю набирать очки в игре под названием жизнь. Но только благодаря Агги я не сходил с ума. Без нее я бы никогда не удержался на Грани.

Агги была необыкновенная девушка, самая восхитительная из всех, кого мне доводилось встречать в этой жизни. Когда мы только начали встречаться, я провожал ее домой и каждый раз, обнимая и целуя ее на прощанье, пытался сосредоточиться, чтобы зафиксировать этот момент — ее аромат, вкус ее губ, тепло ее тела, — я хотел запечатлеть все это и сохранить навсегда, как фотографию. Но мне это никогда не удавалось. Я брел домой вдоль залитых дождем улиц Западного Бридфорда, поясницу ломило, волосы пропитывала мелкая морось, и уже через несколько минут образ Агги ускользал из моего сознания. Я не мог воссоздать недавнего ощущения во всей его полноте.

Мы встретились в магазине дешевых товаров во время летних каникул. Агги было тогда восемнадцать, и она только-только закончила школу, я же перешел на второй курс. Она работала в «Оксфам» [10] в Западном Бридфорде, куда я наведывался раза два в неделю, потому что там был широкий ассортимент всяческой чепухи сносного качества и туда постоянно завозили чего-нибудь новенькое. Однажды я пришел туда в двадцать пять минут десятого, но до открытия оставалось еще пять минут. Чтобы убить время, я прижался носом к стеклу и для собственного удовольствия принялся строить рожи. Одна из них — Чрезвычайно Несчастная Горгулья — привлекла внимание Агги, и она, смеясь, открыла двери магазина на две минуты раньше положенного. Кроме нас в магазине была еще только пожилая женщина — она слушала музыку и разбирала одежду в дальнем конце зала. На Агги в тот день было зеленое платье с короткими рукавами в мелкий желтый цветочек и небесно-голубые матерчатые бейсбольные бутсы. В целом, честно говоря, получалось слегка приторно, но Агги умудрялась и в этом наряде выглядеть изумительно. Я пристроился около старых альбомов Барри Манилоу [11] и сделал вид, что их разглядываю: стойка с этими дисками была расположена так удачно, что из-за нее я мог сколько угодно наблюдать исподтишка за этой невероятно красивой девушкой.

Она не могла не заметить, что я слежу за каждым ее движением, поскольку довольно скоро я перестал даже притворяться, будто меня интересуют величайшие хиты Барри, а вместо этого просто восхищенно на нее уставился. Улыбаясь, я направился к кассе, держа в руках свою единственную покупку — зеркало с Элвисом. Такие вещицы попадаются только на ярмарках, да и там мне пришлось бы отличиться с духовым ружьем, дротиком или кольцом, чтобы его выиграть. Благодаря Агги я обошелся без посредников. Элвис стал моим.

Это были первые слова, которые я от нее услышал. Я приходил каждый день всю следующую неделю, а потом еще несколько месяцев, и мы перебрасывались парой фраз, постепенно все лучше и лучше узнавая друг друга.

Я: Привет, тебя как зовут?

Она: Агнес Элизабет Питерс. Зови меня Агги.

Я: Почему ты здесь работаешь?

Она: Здесь работает моя мама. Мне дома скучно, вот я ей и помогаю. Так я вношу свой вклад в развитие мировой экономики (смеется). Кроме того, об этом можно будет написать в резюме.

Я: А чем ты вообще занимаешься?

Она: Я буду поступать в университет в Солфорде на социологию.

Я: Почему?

Она (слегка смущенно): Потому что меня больше интересуют люди, чем деньги. По-моему, неправильно, что в наши дни, в нашем веке есть бездомные. Можешь считать меня старомодной, но я социалистка.

Я: Ты веришь в платоническую любовь?

Она: Нет. «Платоническая любовь — это всего лишь мгновение между первой встречей и первым поцелуем». Не надо оваций. Это не я придумала.

Я: Как ты думаешь, Элвис и вправду умер?

Она (смеется): Да. Но память о нем живет в сердцах тех, кто юн, смел и свободен.

Я: Какой твой любимый фильм?

Она: Это может прозвучать претенциозно, но я считаю, что ни один фильм никогда не сравнится по выразительности с книгой. И все-таки должна признать, что мне определенно нравится Одри Хепберн в «Завтраке у Тиффани».

Я: Какая самая странная мысль приходила тебе в голову?

Она: Если действительно существует бесконечное число параллельных вселенных, содержащих все вероятные решения, которые я когда-либо могла принять, то интересно, как бы повернулась моя жизнь, если бы я в свое время согласилась выйти замуж за Асима Али. Он сделал мне предложение, когда нам было по шесть лет.

Я: Ты меня любишь?

Она: Я так тебя люблю, что, когда я пытаюсь осмыслить свои чувства, мой мозг не в состоянии их постичь. Это как бесконечность. Я этого не понимаю, но таковы границы моей любви.

Между первым и последним вопросом прошло примерно пять месяцев. Мы начали встречаться где-то между «Ты веришь в платоническую любовь?» и «Как ты думаешь, Элвис и вправду умер?». Последний вопрос как раз и послужил темой для беседы на нашем первом настоящем свидании в ярко освещенном, переполненном и лишенном малейшего намека на романтику зале «Королевского дуба» [12]. В глубине души мне всегда казалось, что я с самого начала знал, что у нас ничего не получится. Такие прекрасные истории случаются только в телесериалах. Но наш первый поцелуй убедил меня, заставил меня поверить, что все это правда. Все мои страхи, вся моя недоверчивость рассеялись в одно мгновение.