Бабочка - Шарьер Анри. Страница 89

— Спасибо, — говорит Ван-Ху.

— Ну, что скажешь, Квик-Квик?

— Порядок, если ты этого хочешь.

— Один важный вопрос: можешь ли ты выйти из лагеря так, чтобы тебя не хватились и не объявили розыск, и добраться до реки перед наступлением ночи?

— Конечно. Я могу выйти в три часа пополудни и добраться до реки за два часа.

— А ты сможешь найти его ночью, Квик, чтобы мы могли отплыть без задержек?

— Да.

— Приходи сюда через неделю, и мы сообщим тебе точное время отплытия.

Окрыленный надеждой, Ван-Ху пожимает мне руку и уходит. Я вижу, как он и Квик-Квик прощаются на противоположном берегу — они касаются друг друга руками. Все в порядке. Квик-Квик возвращается в хижину, и я говорю ему:

— У тебя странное соглашение с твоим врагом: содержать его всю жизнь. Первый раз слышу о таком деле. Почему ты отрубил ему руку?

— Мы поспорили во время игры.

— Почему же ты не убил его?

— Он очень хороший друг. В трибунале он сказал, что сам напал на меня, и я действовал в порядке самозащиты. Этот договор я сам предложил и должен его выполнять. Но тебе об этом рассказать я не осмелился, потому что ты платишь за побег.

— Хорошо, Квик-Квик, не будем об этом больше говорить. В момент, когда мы будем свободны — если захочет Бог — ты поступишь по своему усмотрению.

— Я выполню свое обещание.

— Что ты думаешь делать, когда будешь свободным?

— Открою ресторан. Я очень хороший повар, а он специалист по «чо-мину». Это спагетти по-китайски.

Шоколад сдержал слово: через пять дней все было готово. Нет слов: мачта, руль и киль сделаны на совесть из первоклассного материала. За изгибом реки нас поджидает лодка с бочкой воды и пищевыми запасами. Нам остается лишь предупредить Ван-Ху. Шоколад вызвался пойти в лагерь и привести его прямо к месту стоянки.

Отплытие назначено на завтра, на 7 часов. Если оставим остров в 5 часов, сможем до стоянки идти целый час при свете солнца.

Мы возвращаемся в хижину, и Квик-Квик от радости беспрестанно говорит:

— Наконец-то оставлю эту проклятую каторгу. Благодаря тебе и моему брату Чангу, буду свободным. И если французы уйдут из Индокитая, смогу когда-нибудь вернуться на родину.

Если нам удастся выйти из реки в море — это свобода, потому что с начала войны ни одна страна не выдает беглецов.

Когда Квик-Квик будит меня, солнце стоит уже высоко. Я вижу кругом множество коробок и две клетки.

— Что ты собираешься делать с клетками?

— Посажу в них куриц, съедим их в пути.

— Ты с ума сошел, Квик-Квик! Мы не берем никаких куриц!

— Но я хочу их взять.

— Ты болен? А если нам из-за отлива придется выйти утром, и твои петушки и курочки закукарекают и закудахчут? Представляешь себе, чем нам это грозит?

— Я своих кур не брошу.

— Свари их и положи в масло. Так они сохранятся. Съедим их в первые три дня.

В конце концов, мне удается его убедить. Квик-Квик отправляется ловить своих кур, но крики четырех первых пойманных кур предупредили, наверно, остальных об опасности, и больше ему не удается поймать ни одной.

Вслед за поросенком мы пересекаем болото, навьюченные, как мулы. Квик-Квик упрашивает меня взять поросенка.

— Он не будет кричать?

— Нет, клянусь тебе. Если я приказываю ему молчать, он молчит. Несколько раз за нами гнался тигр, и он не кричал.

Я полагаюсь на честность Квик-Квика и соглашаюсь взять поросенка. К месту стоянки мы подходим с наступлением ночи. Шоколад и Ван-Ху уже поджидают нас. Делаем проверку. Все на месте: кольца паруса вдеты в мачту, дополнительный парус на своем месте. Я рассчитываюсь с негром, который оказался таким честным. Он принес пластырь и половинки ассигнаций и просит меня их склеить со вторыми половинками. Ему даже в голову не приходит, что я могу отобрать у него деньги силой. Только у абсолютно честного человека никогда не возникают дурные мысли о других. Шоколад хороший и честный парень. Он видел, как относятся к заключенным, и никогда не раскается в том, что помог троим бежать из этого ада.

— Прощай, Шоколад! Всего доброго тебе и твоей семье!

— Большое спасибо!

ТЕТРАДЬ ОДИННАДЦАТАЯ. ПРОЩАЙ, КАТОРГА!

Побег китайцев

Шоколад отталкивает лодку, и менее чем через два часа мы попадаем в реку.

Выход в море и быстрое удаление от берега не вызывают бурной радости у моих партнеров. Эти сыновья неба не так экзальтированы, как мы.

У входа в море Квик-Квик произнес обычным голосом:

— Вышли очень хорошо.

Ван-Ху добавил:

— Да. Мы вошли в море без труда.

— Мне хочется пить, Квик-Квик. Дай мне глоток тафии.

Мы вышли без компаса, но уже во время первого побега я научился управлять лодкой по солнцу, звездам и ветру. Без колебаний направляю лодку в открытое море, устанавливая парус по Полярной Звезде. Лодка держится на воде прекрасно — она плавно поднимается на волны, и ее почти не качает. Ветер заставлял нас быстро мчаться на запад. Квик-Квик и Ван-Ху — прекрасные напарники; они ни на что не жалуются: ни на отвратительную погоду, ни на дневную жару, ни на ночной холод. Лишь одно плохо: ни один из них не соглашается взять на несколько часов в руки руль и дать мне возможность поспать.

Три или четыре раза в день они готовят еду. После того как мы съели всех кур, я в шутку спросил Квик-Квика:

— Когда, наконец, возьмемся за твоего поросенка?

Он тут же сделал из этого трагедию.

— Он мой друг. Прежде, чем убить его, вам придется убить меня.

Мы вышли семь дней назад, и от палящего солнца я уже дохожу. Даже китайцы напоминают вареных раков.

— Смотри, летающий шар! — я впервые вижу летающий дирижабль. Он, правда, так далеко, что мы даже не в состоянии определить его размеры.

Но вот он изменил направление и приближается к нам. Растет, буквально на глазах и менее чем через двадцать минут оказывается прямо над нами. Квик-Квик и Ван-Ху поражены и что-то кричат по-китайски.

— Говорите по-французски, черт побери, чтобы и я мог понять!

— Английская колбаса, — говорит Квик-Квик.

— Нет, это не просто колбаса. Ею можно управлять.

Мы ясно различаем детали громадного предмета, кружащего над нами. В знак приветствия из дирижабля спускают флажки. Мы ничего не понимаем и не можем ответить. Дирижабль спускается все ниже, и я явственно различаю людей.

— Смотри, — говорит Ван-Ху.

— Куда?

— Туда, в направлении материка. Эта черная точка — корабль.

— Откуда ты знаешь?

— Говорю тебе, это рыболовный траулер.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что над ним нет дыма.

Через некоторое время мы убеждаемся в том, что это действительно корабль, правда, не рыболовный траулер, а серый торпедный катер, направляющийся прямо к нам. Он идет на большой скорости, и я боюсь, как бы он не подошел к нам слишком близко. Волны могут опрокинуть нас.

Над катером развевается английский флаг. Сделав круг, катер начинает осторожно приближаться к нам сзади. Вся команда — в синих матросках — высыпала на палубу. Офицер в белом кителе, кричит с мостика в мегафон:

— Стоп, остановитесь!

— Квик-Квик, спусти парус.

Менее чем через две минуты основной и дополнительный паруса свернуты, и мы почти останавливаемся: нас несут только волны. Я не могу оставаться в таком положении долгое время. Лодка без собственной тяги двигателя или ветра не подчиняется рулю, а это очень опасно при высоких волнах. Я прикладываю руки рупором ко рту и кричу:

— Ты говоришь по-французски, капитан?

Капитан передает мегафон другому офицеру.

— Да, капитан, я говорю по-французски.

— Чего вы от нас хотите?

— Поднять вас на палубу.

— Нет, это слишком опасно, мы боимся, что вы сломаете нашу лодку.

— Это военный патрульный корабль, и вы должны нам подчиниться.

— Нам наплевать, мы не воюем.

— Разве вы не спаслись с потонувшего корабля?