Дочь палача и ведьмак - Пётч Оливер. Страница 47

– Я бы с превеликим удовольствием, ваше преподобие. Но боюсь, нам придется отложить это до следующего раза, – ответил граф. – Нужно еще взыскать неуплаченные налоги с окрестных селений. Уверен, очень скоро мы встретимся вновь. И не исключено, что вино будем пить в келье нового настоятеля.

Он засмеялся, и разговор стал затихать по мере их удаления. Непомук тяжело вздохнул и взглянул на небо, по которому предвестниками скорой грозы плыли белые облака. Монах понимал, что это, возможно, последний раз, когда он вот так смотрит на небо. Теперь вся надежда оставалась только на Якоба.

Непомук всем сердцем надеялся, что палач не ошибся в своем предположении. Хотя он и понимал, сколь ничтожны были теперь его шансы избежать пыток и костра. Виновный уже есть, так зачем разыскивать настоящего преступника? Особенно если преступник этот столь влиятельный и могущественный…

Непомук сразу успокоился, перестал дрожать и зашептал молитву:

– Господь милостивый, Ты вездесущ. Не покидай меня, дай мне силы пережить грядущее. Ниспошли Якобу спокойствие и освети путь его. Чтобы ни ждало меня, прошу Твоего благословения.

– Полезай, безобразина! Костер уже ждет.

Один из солдат при помощи лома приоткрыл переднюю стенку ящика настолько, чтобы протиснулся Непомук. Затем его, точно убойного теленка, подняли сообща на телегу и приставили крышку на место. Гвозди заколотили, и узник снова оказался в темноте. Света, что пробивался сквозь щели в потолке, было достаточно, чтобы оглядеться внутри ящика. Он был низким и тесным. Аптекарь кое-как устроился и вдохнул запах свежих досок.

– Но-о, пошла, скотина!

Телега со скрипом тронулась. Непомук уперся руками в стенки ящика, чтобы не швыряло из стороны в сторону. Вскоре снаружи послышались выкрики. Голоса были злобные, и их становилось все больше.

– Вздерните колдуна! Вздерните и сожгите. Пусть горит, как в аду!

– Эй, монашек, вылетай уже из ящика! Или разучился?

– Будь ты проклят, изверг! Пресвятая Мария, ниспошли ему боль и страдания, пусть он мучается на костре!

Внезапно что-то ударило в ящик. Затем последовал град камней и грохот, словно что-то тяжелое врезалось в доски. Шум снаружи перерос между тем в целый ураган. Голоса, крики, грохот камней – толпа бесновалась.

– А ну, прекратить! – раздался откуда-то рев бригадира. – Этот человек не уйдет от заслуженного наказания. Но накажет его судья, а не вы!

Непомук прижал колени к груди и зажал уши руками, чтобы ничего не слышать. И все-таки он чувствовал, как в ящик то и дело что-нибудь ударяло.

«Господи! Этот ящик никакая не клетка, он служит для моей же защиты! – подумал он. – Без него люди меня давно на части разорвали бы».

Лишь через некоторое время ударов стало меньше, потом они и вовсе прекратились. Непомук отнял руки от ушей: снаружи доносился лишь скрип колес и щебет птиц в лесу. Зяблики и дрозды пытались перещеголять друг друга в пении. Тонкий солнечный луч пробивался в ящик сквозь щель и светил Непомуку прямо в глаза.

День был чудесный.

Но отдаленный раскат грома уже возвещал скорую грозу.

Всего пару часов спустя в переулке у подножия монастыря показались три размытые тени. Их безжалостно хлестал косой ливень, и они прятали лица под капюшонами шерстяных плащей. Небо прочертила молния, следом разнесся оглушительный раскат грома. Давно уже сгустились сумерки, и лишь в окнах монастыря мерцали несколько фонарей – все прочее утопало в кромешной тьме. Симон опасливо поднял голову и прищурился, чтобы дождь не заливал глаза.

– Мы не могли выйти немного позже? – проворчал он. – Тут же потоп настоящий. Один неверный шаг, и нас смоет в долину!

Палач презрительно оглянулся на лекаря:

– Ты сахарный, что ли? Не растаешь. Это всего лишь вода, а не смола какая-нибудь или сера. Нарядный сюртук твой высохнет, и жизнь наладится.

Симон демонстративно чихнул.

– Здоровья уж точно не прибавится, если разгуливать под таким дождем.

– Остались бы дома у обдиралы, в тепле, – проворчал Якоб. – Так даже лучше было бы. Бестолковый цирюльник и собственная дочь, лучше просто не придумать! Мне бы пару верных человек с войны, вот тогда другое дело.

– Но мы не на войне, а в Андексе! – огрызнулась Магдалена; она шла вслед за Симоном и, закутанная в платок, была едва различима. – И будь ты хорошим фельдфебелем, то давно посвятил бы людей в свои планы. Кто этот чертов колдун? – Она распалялась все сильнее. – Проклятие! Ты со вчерашнего дня не говоришь нам ничего! Признайся, тебе нравится томить нас в неведении.

Куизль ухмыльнулся:

– Могу же я позволить себе немного позабавиться. Кроме того, чем меньше вы знаете, тем вам же лучше. Свидетели в Андексе долго не живут. Так что придется вам еще немного потерпеть.

Симон и Магдалена молча последовали за палачом к монастырю. Как только палач сообщил им, что ночью к ним в руки, возможно, попадет похититель облаток, они и думать забыли о сегодняшней ссоре. За спящими детьми остались присматривать Михаэль Грец и его немой помощник. Магдалена просто сказала им, что ей с Симоном нужно еще повозиться с больными паломниками. Но теперь, окруженная тишиной и в темноте, озаряемой редкими молниями, она начинала сомневаться, так ли уж безопасно было оставаться в такую ночь дома у живодера.

Куизль забрал вдруг резко вправо, и уже в следующую секунду оба они поняли, куда вел их палач.

– Мастерская Виргилиуса! – простонал Симон. – Ну что мы там такого забыли?

– Я пригласил туда кое-кого, – ответил Якоб, не оборачиваясь. – Отправил ему записку, и если я не ошибся, то он туда явится.

– А если нет? – спросила Магдалена.

– Тогда я отправлюсь в Вайльхайм, оторву голову палачу и самолично вызволю Непомука из тюрьмы.

Магдалена вздрогнула.

– Тогда будем надеяться, что ты прав. Вовсе не хочется навещать твои куски по всему Вайльхайму, насаженные на колья и политые смолой.

Дом часовщика, столь радужный при свете дня, под дождем и окруженный мраком выглядел довольно мрачно. Осевшее, чуть скошенное строение с палисадником и обнесенное низкой оградой ютилось среди монастырских складов, точно инородное тело, чуждое окружающей обстановке. Дверь казалась запертой, но Куизль толкнул ее, и она со скрипом отворилась.

Палач достал светильник из-под мокрого плаща и окинул взором неприглядную сцену. Крокодил под потолком, разломанная мебель, пятна сажи на полу – с прошлой ночи все осталось без изменений.

– У нас еще есть немного времени, – проговорил Якоб. – Я договорился с нашим приятелем на одиннадцать часов. Но решил, что нам не повредит, если мы сами придем пораньше. – Он ухмыльнулся. – Хватит с нас неприятных сюрпризов.

– Что за приятель? – спросил Симон и встряхнул мокрыми волосами. – Ради всего святого, может, теперь вы нам скажете? Не так уж и прельщает меня в такую грозу тащиться к нечестивому дому, где один человек сгорел заживо, а второго, может быть, похитил голем!

Вместо ответа Куизль поманил лекаря к узкой лестнице, ведущей наверх.

– Идем, трусишка! – сказал он с лукавой улыбкой. – Я вам кое-что покажу. Обещаю, тебе с Магдаленой понравится!

– Вашими бы устами… Но раз уж это так необходимо…

Они пересекли каморку послушника и поднялись в небольшую библиотеку, обнаруженную палачом накануне вечером. При виде полок с множеством книг настроение у Симона изменилось в мгновение ока, а страха как не бывало. Он взял сразу несколько томов и воодушевленно принялся листать их, шепча:

– Это же… настоящие сокровища! Посмотрите! – Он показал покрытый пятнами фолиант. – «Opus Majus» [14] францисканца Роджера Бэкона, с иллюстрациями. Он стоит целое состояние! А вот «Оккультная философия» Агриппы!

– Чудесно, – сухо ответила Магдалена. – Только мы, к сожалению, не читать сюда пришли, а какого-то полоумного ловить. Так что поставь книгу на место и прекрати орать.