Дочь палача и ведьмак - Пётч Оливер. Страница 93

– Петер! – кричала она. – Это ты?

– Мама, здесь! Я тут!

Голос ее старшего сына доносился не оттуда, где скрылись тени, а откуда-то из-за стены. Магдалена миновала очередной выступ; слева показалась выложенная из грубо вытесанных блоков арка. Стоны раздавались уже совсем рядом, и где-то поблизости всхлипывал Петер. Магдалена прошла в арку и оказалась в низкой комнате с роскошной кроватью, украшенной цветами и орнаментами, сундуком и туалетным столиком: мебелью, какую могли себе позволить благородные дамы из Аугсбурга или Мюнхена. Покрытая копотью и пылью сводчатая комната казалась карикатурой на дамские покои во дворце.

«Господи, куда я попала? – подумала Магдалена. – В спальню Авроры? Должно быть, Виргилиус любит свою куклу сильнее, чем кто-либо предполагал…»

Она быстро огляделась. Прорубленная в противоположной стене арка вела в следующую комнату. Оттуда совершенно отчетливо доносились стоны и плач.

– Петер! Симон, Пауль! Где вы?

С замирающим сердцем Магдалена вошла в соседнюю комнату – и громко вскрикнула. Вид у комнаты был такой, словно в ней побывал разъяренный демон. Полки были опрокинуты, всюду по полу валялись загадочные устройства, сломанные рога, камни и кости. В свете факела мерцали зеленоватые пятна фосфора, а местами лежали целые кучи его. На черном подобии алтаря горел крошечный огарок свечи, пламя отбрасывало на стены пляшущие тени.

Но Магдалена все это заметила лишь краем глаза. На полу в правом углу лежал ее муж; когда-то изящно сшитый сюртук его был изорван в клочья, лицо бледное и скорченное в гримасе. Рядом стоял маленький Петер; увидев мать, он бросился к ней. Одежда у него вся перепачкалась, но сам он оказался невредимым.

– Господи, Петер! – Магдалена заключила сына в объятия. – Я… как же я за вас испугалась! Где твой брат? И что этот полоумный сделал с вашим папой?

Она отпустила сына и шагнула к мужу. Симон лежал в неестественной позе прямо на каменном полу, все тело его тряслось и дрожало. Он тянул голову к Магдалене и с трудом шевелил губами, силясь что-то сказать, но она его не понимала.

– Ееечаа, – повторял он. – Ееечаа…

Магдалена наклонилась к лекарю и провела ладонью по залитому потом лбу. Лекарь бешено вращал глазами и царапал ногтями по камню. Все тело его казалось парализованным.

При виде мужа женщина вспомнила одного крестьянского парня в Шонгау, которого много лет назад довелось лечить ее отцу. Он поранился о ржавый гвоздь, и тело его начало сковывать странное онемение. Под конец он выглядел точно так же, как сейчас лекарь, а после умер в страшных судорогах. Палачу так и не удалось ему помочь. Уж не уготована ли Симону та же участь?

– Господи, Симон! – взмолилась Магдалена. – Что сделал с тобой этот безумец? И где же Пауль? Говори же! Я уже не знаю, что делать!

– Еееча… еееча, – непрестанно твердил лекарь.

Магдалена так и не поняла, что он имел в виду, и она в отчаянии повернулась к трехлетнему сыну:

– Петер, может быть, ты знаешь, что с Паулем?

Мальчик усердно закивал.

– Пауль играет с Маттиасом, – пояснил он радостно.

– С… Маттиасом? – У Магдалены во рту пересохло от ужаса. – Но… но это значит…

– Маттиас и Пауль ушли со злым дядей! – выпалил Петер. – И дядя сказал мне сторожить папу.

– Хо… хорошо, – пробормотала дочь палача. – Ты славный мальчик… да, славный, правда.

У нее голова пошла кругом. Она поверить не могла в то, что сейчас услышала. Возможно ли, что добродушный Маттиас, человек, которому она столько раз доверяла детей, был заодно с Виргилиусом? Что он и есть его прислужник?

– А ты знаешь, куда пошли Пауль с… Маттиасом? – спросила она тихим голосом.

– Злой дядя сказал, что покажет им сад, – радостно сообщил Петер, с появлением матери страх его словно улетучился. – Я тоже хочу в сад! Хочу поиграть с куклой!

– Мы… сходим в сад, обещаю. Но сначала нам нужно выбраться отсюда, понимаешь?

Магдалена попыталась улыбнуться, но по щекам ее катились крупные слезы. Младший сын пропал, похищен Виргилиусом и человеком, которому она беззаветно доверяла. А Симон, похоже, наглотался какого-то яда, и Магдалена даже не знала, выживет ли он. Она чувствовала себя такой жалкой и беспомощной, как никогда прежде.

– Еееча…

Отбросив гнетущие мысли, Магдалена повернулась к Симону и заметила с облегчением, что он сумел поднять правую руку. Значит, онемение должно в скором времени пройти! Но потом внимание ее привлекло то, что Симон выставил указательный палец, словно пытался показать на что-то определенное. Магдалена повернулась в том направлении, куда указывал палец, и взгляд ее остановился на небольшом алтаре.

На нем стоял крошечный огарок свечи. Он плавал в луже воска, фитиль угрожающе клонился в сторону. Скоро он коснется поверхности алтаря, и свеча наконец погаснет.

– Еееча, – прохрипел Симон, и женщина вздрогнула.

Свеча.

Только теперь она заметила, что у самого края восковой лужи россыпью лежали белые крупинки. Они дорожкой тянулись с алтаря до пола и там соединяли между собой несколько горсток светящегося зеленого порошка.

«Господи, фосфор! – обожгло Магдалену. – Мы же все разом на воздух взлетим!»

Пламя, подхваченное легким сквозняком, качнулось, и на мгновение показалось, что оно вот-вот погаснет.

А потом горящий фитиль коснулся засыпанного фосфором алтаря.

19

Воскресенье 20 июня 1666 года от Рождества Христова, поздний вечер

Над монастырем бушевала гроза, страшнее которой Куизль давно уже не переживал. Припоминал только, как в детстве его застигло такое же ненастье. В тот раз ветер с корнем вырывал деревья, и молнии сверкали, как мушкетные залпы. Вот и теперь небо сверкало бесчисленными вспышками, черные и фиолетовые тучи вихрились, словно в день Страшного суда.

Над головой громыхнуло так, что Куизль решил, будто сам Господь колотит молотом в монастырские стены. Вслед за этим сверкнула яркая молния, и снова прогремел гром. На крыши обрушился град величиной с перепелиное яйцо. Должно быть, монастырь находился теперь в эпицентре ненастья.

Палач нерешительно замер в воротах монастыря, глядя в непроницаемую стену дождя. Выбравшись с графом из старого подвала, они оказались в пивном погребе. Вход в катакомбы был наскоро загорожен несколькими бочками, монахи даже не потрудились хорошенько замаскировать стену. Так как, будучи келарем, брат Экхарт заведовал и запасами пива, кроме него сюда редко кто спускался.

И вот Куизль стоял у входа в монастырь и спрашивал себя, не ошибся ли он в своих суждениях. Ветер был такой силы, что любая попытка притянуть молнию граничила с самоубийством. К тому же Куизль понятия не имел, где ему искать Виргилиуса. Где-нибудь в лесу, в его мастерской или на холмах? Палач по опыту знал, что молнии всегда били в самые высокие места, а здесь самым высоким местом была…

Колокольня!

Куизль хлопнул себя по лбу: и как он сразу не догадался! Должно быть, страх за внуков окончательно лишил его способности рассуждать. Виргилиус наверняка на колокольне! Ведь Непомук повесил там свой громоотвод, и там же проводил эксперименты сумасшедший часовщик… Виргилиус должен быть там!

Но не успел палач выйти из-под портала, как услышал торопливые шаги в полумраке. За дождевой завесой показалась размытая группа людей, спешивших к пивоварне. Это возвращался граф с солдатами. Все они промокли насквозь, вода ручьями стекала с рукавов и штанин. Но, несмотря на грозу, Леопольд фон Вартенберг пытался сохранить выправку; он шагал быстро, но не бежал. Добравшись наконец до ворот, граф недоверчиво оглядел Куизля, словно не решил еще, как с ним поступить.

– Я хотел убедиться, что к двум негодяям в камере приставили надежную охрану. С этим мы разобрались, курфюрст будет доволен. Что касается тебя… – Граф отжал черные волосы и бороду. – Назови мне хотя бы одну причину, палач, почему мне не следует и тебя запереть. Хоть одну…