Двенадцать раундов войны - Самаров Сергей Васильевич. Страница 3

Молодой следователь из республиканского военного следственного управления сидел неподалеку и слушал, о чем идет разговор. Подполковнику Тарамову показалось, что и слушает следователь не случайно. Наверное, и этот указание получил. Но следователь, как оказалось, интересовался другим. И спросил подполковника спецназа ГРУ:

– Вы, товарищ подполковник, в каком весе боксировали?

– В «тяге» [3].

– В супер или в первом?

– В мои времена был один тяжелый вес – свыше восьмидесяти одного килограмма. У меня собственный вес был восемьдесят семь. Если до «полутяга» [4] сгонял, тяжело было боксировать. Тогда боксировали три раунда по три минуты. Меня после сгонки веса только на два раунда хватало. Я тогда сухой был, без капли жира. Сгонять нечего было. Себя изматывал. Потом это дело бросил. Просто устал. А в «тяге» мне роста не хватало. Там почти все выше меня были. Пока подойдешь, чтобы его ударить, тебе пять раз врежут. А удары в «тяге» солидные. Голова гудит. Тогда совсем другой бокс был. Не теперешний. Это сейчас… Перчатки такие, что кулак не сожмешь. Шлемы эти… Мы их даже на тренировках не надевали, хотя на сборах порой и заставляли. Сделали из бокса женскую толкотню. А в наши времена били, так уж били. Не хуже, чем в «профи». И уж после того, как я бокс бросил, сделали первый тяжелый вес, до девяносто одного «кэгэ». Как раз бы мне там боксировать, но мой поезд уже ушел…

– А Уматгиреев был хорошим боксером? – спросил следователь.

– Мы примерно одного уровня считались. Оба мастера. Звезд с неба не хватали, на союзный уровень не тянули, но где-то на третьих, иногда даже на вторых ролях быть могли. Но тогда у нас в стране тяжелый вес вообще мощным был. И мне с Уматгиреевым мало что «светило». И высокие были, выше Джабраила, и даже ниже меня, но суперталанты, не как я. Нас близко от сборной не рассматривали. Держали на дальних подступах. А стили у нас разные. Тогда и слова-то такого не знали – аутфайтер. Это сейчас так говорят, когда профессионалы у нас появились. А я по этой классификации был ярко выраженный панчер. На удар, то есть, боксировал. Удар у меня был неплохой, да и сейчас что-то от былого осталось. Форму поддерживаю. Только уже боевую. Сейчас стараюсь бить так, чтобы после удара противник не встал. А для этого желательно что-то иметь в руке. Хотя бы малую саперную лопатку.

Старший лейтенант Березкин смотрел на своего комбата с удивлением. Наверное, за все время их совместной службы старший лейтенант не слышал от комбата столько подряд произнесенных слов, как сейчас. Похоже, что подполковник Калужный волнуется, вспоминая Джабраила Уматгиреева. И это волнение выражается в излишней говорливости.

– И что теперь? – непонятно о чем спросил полицейский подполковник.

– Теперь будем активно ловить Джабраила, – ответил подполковник спецназа ГРУ.

– А как его поймаешь? – ухмыльнулся Тарамов. – Он порхает как бабочка…

– И жалит как пчела… – добавил следователь. Видимо, что-то понимал в боксе.

– Нет, до того уровня он недотягивал, – ответил следователю непонятными для Тарамова словами подполковник Калужный. – Не хватало таланта. А это значит, догоним и поймаем обязательно. У меня никаких сомнений нет.

Глава первая

Совещание проходило в республиканском управлении ФСБ, где тоже сильно обеспокоились активизировавшейся активностью амира Уматгиреева. Естественно, старшего лейтенанта Березкина, как и других командиров взводов спецназа, на такие совещания не пригласили. Но командира батальона спецназа ГРУ подполковника Калужного позвали, поскольку именно ему была отведена роль основного охотника за неуловимым амиром. Подполковник уже подавил свое волнение, пришедшее вместе с воспоминаниями, и теперь был привычно молчаливым и неразговорчивым. Войдя в кабинет, где проходило совещание, он сказал только общее «Здравия желаю» и дальше во время совещания помалкивал, отвечая лишь коротко и конкретно, если его спрашивали. Теория бокса, проповедуемая когда-то Мохаммедом Али – «Порхать как бабочка. Жалить как пчела», – стала почти официально относиться к амиру Уматгирееву. И потому с чьей-то легкой руки подполковника Калужного сразу назвали инсектологом [5]. Он, впрочем, не возразил.

На совещании в ФСБ, как обычно, ставились одни и те же вопросы. Ни для кого не секрет, что большинство бандитских амиров попадаются на своих связях с внешним миром. И требовалось включить все агентурные сети: и ФСБ, и МВД, и военной разведки, которая, не имея следственных органов и следственных полномочий, обычно пользуется услугами платных осведомителей. Их и требовалось потормошить, чтобы обнаружить связи Уматгиреева.

Помимо того что следовало «подогнать» агентуру, ФСБ брала на себя функции работы с операторами сотовой связи по проведению биллинга [6] в том районе, где была совершена последняя вылазка банды. Вообще-то операторы сами осуществляют биллинг, и поэтому от ФСБ требуется только вычислить поступившие в определенное время в определенном месте звонки, узнать номера телефонов и их обладателей.

Второй важный вопрос, поднимаемый на совещании, касался причин, которые толкнули амира Уматгиреева на такую активизацию – четыре «вылазки» в течение месяца. Если он раньше «отмечался» один раз в квартал, то это было для всех бандитов естественным, и Джабраила Уматгиреева можно было отнести к рядовым малозаметным амирам, которые даже не пытаются сделать себе рекламу письмами в прессу или выставленными в Интернете видеообращениями. Но каждую неделю – это уже слишком. Для такой активности нужны веские причины. Но причин никто не знал. Однако, чтобы их найти, требовалось хотя бы приблизительно знать направление, в котором следует искать.

– Может, у него просто осеннее обострение… – предположил представитель МВД.

Весенние и осенние обострения, свойственные психически больным людям, обычно не рассматриваются на таких совещаниях, куда врачей, как правило, не приглашают.

– Осень уже кончилась, – не поддержал шутку полковник Дагаев, руководитель одного из отделов республиканского ФСБ. – Кроме того, мне кажется, что санитары психоневрологического диспансера с задачей поимки Джабраила не справятся. Он их встретит пулеметами. И никакая смирительная рубашка не поможет. А что по этому поводу думает военная разведка?

– Военная разведка думает, что нужно искать связи Джабраила Уматгиреева с заграницей.

– Вариант, – согласился Дагаев. – А конкретнее…

– Возможно, ему платят за активность. Возможно, так он зарабатывает себе имя и имидж, чтобы уехать куда-то туда, где примут только известного человека. Примут так, как ему хотелось бы. Надо искать…

– В этом есть рациональное зерно. И такой вариант стоит рассмотреть. Только хотелось бы знать: на чем основывается ваше предположение?

– На статистике, – коротко ответил Калужный. Но все-таки разъяснил: – В прошлом году во время командировки в Дагестан подразделениями моего батальона были уничтожены две банды, которые активировали свою деятельность точно так же, как Уматгиреев. В первом случае амир, уже чувствовавший, что здесь его вот-вот поймают, намеревался сбежать в Пакистан и примкнуть к талибам. Но, желая быть там не последним человеком, он хотел, чтобы после его отъезда в республике остался кровавый след, а сам он был бы объявлен в международный розыск. Талибы с удовольствием принимают у себя людей, числящихся в международном розыске. Об этом тоже говорит статистика. И такие люди у талибов не на последних ролях. Второй амир получал неплохие деньги из Саудовской Аравии и Катара. И получал не на операцию, а после того, как представлял видеосюжет в подтверждение уже проведенной акции. Тоже намеревался уехать за границу и жить там на эти вот свои, так сказать, «заработки». На эти заработки можно жить на широкую ногу. Когда этого амира убили и вытряхнули содержимое его рюкзака, у двух пленных бандитов, помнится, глаза на лоб полезли. Их амир постоянно жаловался на отсутствие денег, но носил с собой в рюкзаке два с половиной миллиона евро. Кроме того, имел несколько тайников, два из которых мы нашли. Там было еще шесть миллионов в той же валюте. Платили ему щедро. Семью, кстати, этот амир уже поселил на Кипре, где купил шикарный дом с видом на море, с бассейном и местной охраной. Видимо, и счета у него имелись в кипрских банках.