Двенадцать раундов войны - Самаров Сергей Васильевич. Страница 35

– Занять позицию у прохода. К двери никому не приближаться. Я пойду на наблюдательный пункт. Гляну, что там происходит. Кто у нас хорошо видит в темноте?

– Я, пожалуй, – сказал Мовлади.

– Пойдем со мной…

Когда звон в ушах от близкого взрыва прошел, подполковник Калужный наклонился, снова взял бандита за руку, потянул и перевернул. Зрелище развороченного взрывом живота было не из приятных, но подполковник посмотрел в лицо. Оно было искажено гримасой даже не боли, а недоумения. Видимо, бандит умер, находясь без сознания после резкого удара в челюсть, нанесенного жесткой железякой. Иначе в выражении лица были бы и боль, и испуг.

– Какой молодой. И что ему не жилось… – посетовал Юрий Михайлович.

– Ему жилось. Только он хотел жить лучше, чем заслужил. Мне так кажется, товарищ подполковник, – сказал командир отделения, младший сержант контрактной службы.

– Гойтемир!

Имам тут же оказался рядом.

– Много молодежи в банде Джабраила?

– Там только одна молодежь. Самый возрастной был Мовсар. Вы его недавно застрелили. Остались мальчишки, которые смотрят в рот амиру. Он их герой.

– Значит, все поведут себя как этот? – Он кивнул в сторону распростертого и растерзанного гранатой тела.

– Я думаю, да. Их жалеть нечего. Они на компромиссы не идут и к ним не готовы.

– А мы к компромиссам готовы? – Подполковник спросил не имама, а старшего лейтенанта Березкина. Но тот посмотрел на имама.

– Смотря с кем. И смотря что считать компромиссом, товарищ подполковник.

– Гойтемир, что ты считаешь компромиссом? К каким компромиссам эти мальчишки не готовы? Объясни нам, малограмотным, свою мысль.

– Кто захотел компромисса, тот сложил оружие.

– Это – не компромисс. Это сдача в плен. Если сдается человек, чьи руки, предположим, по локоть в крови, его все равно будут судить. Разве это компромисс – поменять бункер в горах на камеру в тюрьме? Если, конечно, сдается заблудший, это другой вопрос.

– В джамаате Уматгиреева заблудших нет, – категорично ответил Габисов. – И надеяться, что они сдадутся, не следует.

– Это точно?

– Абсолютно.

– Ладно. А кто нам вход в бункер покажет? Парнишка сам себя взорвал и даже нас от взрыва своим телом спас. Теперь и показать некому. Разве что кто-то продемонстрирует компромисс и сам пожелает нам помочь, чтобы ему потом это зачлось…

– Я покажу, – сразу согласился имам и тут же двинулся к устью ущелья, но наткнулся грудью на два автоматных ствола. Охраняющие Габисова солдаты не получали приказа пропустить его и на добрую волю Гойтемира не надеялись.

– Пропустите. Мы за ним идем, – распорядился Березкин.

Имам потер пальцами ушибленные стволами ребра, с ненавистью, смешанной со страхом, посмотрел на своих охранников и пошел. Сразу за ним двинулись командир взвода с двумя пулеметчиками, потом подполковник Калужный, а дальше весь взвод, который, войдя в ущелье, перестроился из трех колонн в веер.

В принципе, помощь Габисова и не слишком была нужна. Снег шел по-прежнему, и с прежней невысокой интенсивностью. И следы только что подорвавшегося бандита еще не успело занести. И командир взвода с пулеметчиками отодвинули имама в сторону, сами вышли вперед. Найти вход в бункер было несложно. Для этого требовалось протиснуться между двух невысоких скал в расщелину, где снега не было совсем, но там можно было уже свободно подсветить себе лучом тактического фонаря. Дверь нашлась в широком месте расщелины. Она тоже была облеплена камнями, посаженными на цементный раствор, рассмотреть который не составляло труда. Березкин знаком отослал из расщелины своих пулеметчиков, вытащил две гранаты и начал сооружать взрывное устройство. Сам он вышел спустя минуту, держа в руках бечевку, посмотрел на комбата, словно спрашивая разрешения. Калужный кивнул, соглашаясь, и старший лейтенант даже не дернул, а упруго потянул за бечевку. Взрыв в небольшом, по сути дела, замкнутом пространстве расщелины ухнул чрезвычайно громко, но быстро вырвался вверх, поскольку крышу над расщелиной амир соорудить не додумался. Выждав несколько секунд, старший лейтенант с подполковником двинулись в расщелину. Камни, которыми была обложена дверь, свалились с металла целым пластом. Металл внешней обшивки был пробит в нескольких местах осколками, и через пробоины высыпался песок.

Березкин покачал головой.

– У нас, товарищ подполковник, гранат не хватит, чтобы эту дверь выломать. Тут тротиловые шашки нужны.

– А где я их тебе возьму? Звонить? Требовать, чтобы доставили? А они не уйдут за то время, пока мы дверь выламываем?

Они вышли из расщелины.

– Гойтемир!

Имам, как всегда, стремительно вышел из-за плеч солдат.

– Есть другой выход из бункера?

– Нет. Там даже бойниц нет – только меленькое окошко для наблюдения под самым склоном. Я с этой стороны к окошку не подходил, только изнутри смотрел. Можно, я переобуюсь? Носки сбились, ногу натирают.

Имам, не дожидаясь ответа, уселся на камень, похожий на кресло, и стал приводить в порядок обувь. Калужному показалось, что обувь тут ни при чем, просто имаму хотелось хоть таким образом получить разрешение посидеть и отдохнуть. И потому он явно не торопился переобуться.

– Я нашел окно, через которое на нас смотрят, – сказал снайпер. – Там кто-то есть внутри. Стрелять?

– Подожди. Покажи где.

Снайпер указал объемным глушителем винтовки в ту сторону, где заметил окно.

– Оружия в окне не видно?

– Пока нет.

– Страхуй. Мы к окну пойдем. Я хочу поговорить с Джабраилом. Попрошу, чтобы его позвали.

Снайпер привычно встал на одно колено.

– Там их, кажется, двое. Под большим камнем, похожим на каплю, – подсказал снайпер в спины подполковника и старшего лейтенанта. Березкин поднял свой автомат, наставил в том же направлении и включил на полную яркость тактический фонарь. Окно стало видно и с тридцати шагов. И кто-то там, за окном, закрылся от света рукой. Луч фонаря сильно, до рези в глазах, слепил наблюдателя. Стекла в окне отсутствовали. Да и не окно это было, а просто щель какая-то, форточка, может быть. В такую щель, скорее всего, даже ребенок не проберется. Значит, опасаться, что бандиты предпримут с этой стороны вылазку, не стоило.

– Так в нас выстрелить не смогут, – объяснил командир взвода необходимость яркого света. – А оружие высунут, снайпер сразу среагирует.

– Согласен.

Комбат включил свой фонарь. Два луча светили очень мощно.

– Надеюсь, не ослепнут, – сказал Березкин. – Впрочем, пусть слепнут…

– Эй, там! – крикнул комбат. – Позовите мне Уматгиреева.

– А ты кто такой? – спросил молодой голос.

– Скажи ему, Юра Калужный хочет с ним поговорить.

– Подожди. Он только что отошел. Там стой, не подходи, а то стрелять буду.

– Не вздумай, дурак, ствол выставить. Наш снайпер тебя сразу «положит». Ты на прицеле.

Они продолжали движение и, приблизившись к окну, сели рядом на небольших камнях.

– А у них там жарко, – заметил старший лейтенант Березкин. – Чувствуете, товарищ подполковник, как из этого окошка тепло валит? Настоящий жар, а не просто тепло.

– Натопили…

Джабраил недолго наблюдал за своими гонителями. У него не было тепловизора, да и с тепловизором рассмотреть лица было бы сложно. И потом, смысла наблюдать за противником, которого не видишь, нет никакого.

– Присмотри за ними, – распорядился амир и уже выбрался из тесного пространства в нормальный проход, когда услышал, как Мовлади наверху с кем-то там беседует.

– Что там? – спросил Уматгиреев.

– С вами говорить хотят. Юрий Калужный пришел, про которого вы упоминали.

– Иду. Выбирайся.

Мовлади сильно торопился и пыхтел. Должно быть, неуютно себя чувствовал рядом с кем-то по ту сторону окна. Едва он спустился, как Джабраил сам полез к щели.

– Юра, ты где? – Уматгиреев без страха высунул голову наружу. И сразу увидел двоих.