Инопланетянин (сборник) - Тупицын Юрий Гаврилович. Страница 66

— Я понял, спасибо. Все будет в полном порядке.

— О’кей.

Мейседон принял необходимые меры предосторожности. Он так и не знал наверняка, лазили в его домашний сейф опытные профессионалы, о которых говорил ему Харви, или нет. Ему показалось, что лазили, но до конца он не был уверен в этом, приписывая свои впечатления естественно развившейся в нем подозрительности. Война была объявлена. В этом Мейседон окончательно убедился, когда его посетил адвокат Сильвии. Адвокат уведомил полковника, что его супруга Сильвия Мейседон-Хаксли, урожденная Милтон, возбуждает бракоразводный процесс, мотивируя его необходимость клеветой на нее и грубым обращением. Адвокат, стараясь заполучить хотя бы одну фотографию, всячески юлил и изворачивался. Разумеется, он ничего не говорил о фотографиях как таковых, он говорил о документах, на основании которых Сильвия Мейседон возбуждает обвинение в клевете, но полковник попросту отказался говорить с этим пронырой, переадресовав его к своему адвокату. Мейседон сказал, что адвокат получил от него все необходимые, причем исчерпывающие инструкции. Адвокат и правда их получил, Мейседон дал ему указания всемерно затягивать дело, не предпринимая ничего существенного и ссылаясь на необходимость консультаций с целым рядом разных специалистов.

После уик-энда, завершившего неделю происшествий и конфликтов, ударил первый гром: полковника Мейседона вызвал к себе один из заместителей председателя комитета начальников штабов генерал Макмиллан. Честно говоря, Мейседон не ждал от этого вызова каких-либо неприятностей. Генерал Макмиллан, энергичный плотный человек невысокого роста с властным лицом и ежиком седеющих волос, относился к Мейседону дружелюбно. По порядку и срокам прохождения службы Мейседон мог претендовать на должность с генеральским званием. Именно по этому поводу месяца полтора назад Макмиллан имел с ним доверительный разговор и предложил вариант, связанный с переходом из разведки в один из комитетов — объединенных штабов или вооружений. Мейседон попросил разрешения подумать, посоветовался с Милтоном и ответил согласием. Естественно, Мейседон предположил, что вызов к начальству связан с предстоящим выдвижением на генеральскую должность, и был доволен в тем большей степени, что эта служебная перемена должна была в какой-то степени компенсировать тот ущерб, который он несомненно должен был получить из-за конфликта с Сильвией. Правда, где-то в самой глубине души копошились опасения, но Генри без труда погасил их: не могли его враги сработать столь оперативно на высшем пентагоновском уровне. Но оказалось, что Генри либо недооценил своих врагов, либо переоценил начальников. Генерал встретил Мейседона суховато, хотя и усадил в кресло.

— Вот что, полковник, мы люди военные, нам не пристало играть в прятки и слюнтяйничать. Поэтому скажу вам прямо — ситуация изменилась. Вам пока лучше забыть о моем недавнем предложении.

— Да, сэр, — покорно и хмуро сказал Мейседон, он Уже все понял и обнажать свои чувства не собирался.

Макмиллан выдержал длинную паузу, видимо, ожил вопросов, но поскольку их не последовало, продолжил прежней безапелляционностью: с

— И виноваты в этом только вы сами! У вас какие то семейные конфликты, вы грубо обращаетесь с женой и… ну, вы сами понимаете, что я хочу сказать, не так ли?

— Да, сэр.

— Вот и все, что я хотел сказать вам, полковник.

Мейседон поднялся.

— Я могу идти, сэр?

— Идите!

Мейседон повернулся и молча пошел к выходу. По-видимому, его выдержка, отнюдь не показное внутреннее достоинство произвели на генерала известное впечатление. Не исключено, что, поддавшись давлению или воздействию крупной взятки откуда-то со стороны, он испытывал и определенные угрызения совести. Во всяком случае, он окликнул полковника, и в его тоне не было прежней резкости и официальности.

— Мейседон!

Генри четко повернулся.

— Да, сэр?

— Должен сказать, что я по-прежнему остаюсь самого высокого мнения о ваших способностях и служебном рвении. Улаживайте свои личные дела, и мы еще вернемся к оставленному разговору.

— Благодарю вас, сэр.

— Желаю удачи!

Мейседон вернулся домой в самом мрачном и подавленном настроении. Идти с Сильвией на мировую? Просить пощады у Милтонов? Нет, это было ему не по силам! Он был для этого еще недостаточно плох. А может быть, недостаточно хорош? Как бы там ни было, будущее виделось ему в очень темном цвете, но… разве можно заранее предугадать, какие каверзы и штучки может выкинуть капризная Фортуна?

— Вас ждут, — сказала ему чернокожая служанка со своей обычной невозмутимостью.

Сердце Мейседона колыхнулось.

— Кто? — Этот вопрос вырвался сам собой. Генри не хотел видеть Сильвию, но при мысли, что она не выдержала и пришла объясниться, он испытал неожиданную радость и торжество.

— Старый масса Милтон.

Мейседон не поверил и подумал, что она что-то путает. Но все было правильно: в гостиной перед электрическим камином, который, за исключением дыма и пламени, был достаточно хорошей подделкой под настоящий, сидел Эдуард Милтон.

— Здравствуй, сынок, — спокойно сказал он, обернувшись на звук шагов полковника. — Я специально прилетел, чтобы поговорить с тобой. Завтра же я вылетаю обратно.

Мейседон с огромным трудом сохранил внешнее спокойствие, только того и не хватало, чтобы старик увидел слезы на его глазах.

— Здравствуйте, отец. — Пожалуй, он впервые произнес это слово, ничуть не покривив при этом душой.

Они быстро и обо всем договорились. Старик высоко оценил сдержанность Мейседона. Эта сдержанность, по его мнению, проявилась не только в том, что Генри не предал гласности скандальные фотографии, но и в том, что не поднял шума ни в семье, ни в Пентагоне, ни в «Радио корпорейшн». Милтон чисто по-отечески пожурил Мейседона. По мнению старика, полковник еще не стал настоящим деловым человеком, для которого бизнес — и высший стимул и главное божество, а все остальное, в том числе и семейные обстоятельства, — преходящие категории, которыми при нужде следует жертвовать без всякого стеснения. Но все это придет, уверил Милтон, качества настоящего функционера приходят вместе с опытом и повзрослением, а кто взрослеет поздно, тот созревает для дела по-настоящему. Деловым скороспелкам свойственны рецидивы зряшной чувствительности и ненужной сентиментальности, которые неизбежно вредят любым крупным начинаниям, будь то война, экономика или политика — безразлично. Они договорились о том, что всякое дело о разводе немедленно прекращается, компрометирующие фотографии уничтожаются, что Мейседон продолжает спокойно трудиться в Пентагоне, а Сильвия пока поживет в Калифорнии, где у Милтонов был свой дом. А там видно будет!

Через неделю после этого разговора Мейседона снова вызвал генерал Макмиллан. Мейседон пошел теперь к нему без прежнего воодушевления, с некоторой опаской, однако же и с надеждой.

— Садитесь, Мейседон, — сказал Макмиллан, ответив на приветствие полковника. — Садитесь! Мы люди военные, церемонии нам не к лицу, поэтому я буду прям и откровенен. Я рад, что вы приняли к сведению мои замечания и урегулировали свои личные дела.

Полковник молча поклонился.

— Но! — Генерал поднял руку и уронил ее на стол, что должно было выразить искреннее сожаление. — Но место в комитете по вооружениям уже несвободно. Я сожалею об этом, Мейседон.

Полковник снова поклонился. Генерал некоторое время внимательно вглядывался в его лицо, а потом хитровато улыбнулся.

— Простите, полковник, вы, кажется, увлекаетесь фантастикой? Катаклизмы, путешествия, нашествия, война миров и все такое прочее?

Мейседон мог бы удивиться, откуда генерал знает о его невинном увлечении, но он не удивился. Он знал, что в его досье хранятся и более интимные сведения.

— Это так, сэр, — коротко подтвердил он.

— Прекрасно! Тогда я могу предложить вам весьма перспективное и почетное дело.

Мейседон взглянул на генерала с интересом. Макмиллан не то чтобы смутился, он не был способен на такое рабское чувство, но испытал нечто похожее на легкое замешательство.