Инопланетянин (сборник) - Тупицын Юрий Гаврилович. Страница 91

— Скажите, Энди… ничего, что я вас так называю?

Клайнстон захлопнул чемоданчик, поднял голову и ободряюще улыбнулся.

— Я рад этому, миссис Керол.

Улыбнулась и барменша.

— Почему же тогда миссис? Зовите меня просто Керол. — Она помолчала, все еще не решаясь задать вопрос, который вертелся у нее на языке.

— Я слушаю, Керол.

— Скажите, Энди, — она понизила голос почти до шепота, — а вы — человек?

Клайнстон засмеялся, довольный чем-то для нее непонятным.

— Человек, Керол. И, как говорил Теренций, ничто человеческое мне не чуждо.

— Кто такой Теренций?

— Драматург. Жил в Риме и писал веселые комедии.

— Вы бывали в Италии?

Клайнстон вздохнул.

— Где я только не бывал! Но, к слову сказать, Теренций давно умер. Он жил во втором веке до Рождества Христова.

— О! — Керол помолчала, в глазах ее появилось то самое лукавое выражение, которое свойственно женщинам, считающим, что они знают много больше, чем это кажется их собеседникам. — А вот Берт говорил… может быть, вы — и не человек вовсе!

Разглядывая барменшу, Клайнстон спокойно уточнил:

— Кто же?

— Инопланетянин!

Керол ждала ответа, затаив дыхание. Но Клайнстон лишь усмехнулся, явно не намереваясь серьезно говорить на эту тему.

— На мой счет ходит много разных слухов.

Керол. Барменша кивнула.

— Берт и говорил о слухах. Но он говорил и про то, что если бы не эти слухи, то вас давно бы заставили работать на гангстеров. Или убили!

— Так уж и убили!

— Убили же Берта? Убили! И не рассказывайте мне, что он попал в автокатастрофу случайно! — И вдруг без всякой логики Керол раздраженно добавила: — А вы вот сидите живой и здоровый!

— Я сочувствую вашему горю, Керол, — после паузы мягко сказал Клайнстон. — Но из того, что Герберт погиб, а я остался жив, еще не значит, что я инопланетянин, не правда ли?

Барменша вздохнула, успокаиваясь, поправила волосы и с вновь просыпающимся любопытством спросила:

— А Фольмагаут?

Клайнстон не сразу понял, что она имеет в виду, а когда понял, деликатно поправил:

— Фомальгаут.

— Верно, Фомальгаут! Я сначала не обратила внимания на ваши слова. Но когда инспектор меня допрашивал, вдруг вспомнила — и про Фомальгаут, и о созвездии Южной Рыбы. — И Керол пересказала всю сцену, свидетельницей и участницей которой она была.

— Ну и что же? — безмятежно спросил Клайнстон.

— Как это что? Это же звезда! А вы говорили, что обучались своим фокусам на Фомальгауте! Как же так?

— Чего только не говорят люди, когда попадают в трудное положение. — В тоне Клайнстона прозвучали нотки извинения.

— Но и в визитной карточке значился Фомальгаут. Я видела своими глазами!

— Ожидая беды, человек еще и не такое напишет. И напечатает, будьте уверены!

— Не пойму я вас, — вздохнула барменша. — Все-то вы юлите и выкручиваетесь! Почему вы не хотите сказать мне правду?

— А зачем вам правда, Керол?

Барменша взглянула на него растерянно.

— Как это зачем? Правда — она и есть правда!

— Правда опасна, Керол. Опаснее черной вдовы и гремучей змеи. Этих тварей нужно растревожить и обидеть. А правда порой жалит просто так и без всякого предупреждения. И жалит смертельно! — Клайнстон глубоко вздохнул, дернул головой, точно прогоняя некую навязчивую, неприятную мысль, и продолжал уже вполне доброжелательно: — Мой совет, Керол, когда вас будет допрашивать полиция… Да-да, рано или поздно полиция установит мое официальное лицо, раскопает мои связи с Гербертом и будет вас допрашивать. Допрашивать с пристрастием! Так мой совет — утверждайте, что не знали меня в лицо, ведь это правда. А заочно, по рассказам Герберта, принимали меня за инопланетянина, гостя с Фомальгаута. В Штатах нет такого закона, который осуждал бы граждан за связи с инопланетянами. Стойте на своем, и от вас быстренько отстанут. Только не вздумайте признаться, что я побывал у вас в гостях!

— Вы напрасно принимаете меня за дурочку, Энди, — обиженно сказала Керол. — Ну, а если моя квартира под наблюдением? Если вас засекли?

Клайнстон кивнул.

— Вы угадали. И под наблюдением, и засекли. Но я принял свои меры. Гамшу, что околачивается возле вашего подъезда, будет под присягой утверждать, что к вам не входила и не выходила ни одна живая или мертвая душа.

Барменша передернула плечами.

— Как вы легко об этом говорите!

Клайнстон развел руками.

— Привычка! Мертвые души, знаете ли, гораздо безобиднее живых людей. — И, сразу же становясь серьезным, скорее приказал, чем попросил: — Мне нужна ваша помощь, Керол.

Прочитав в глазах барменши мгновенно вспыхнувший испуг, он с улыбкой добавил:

— Не бойтесь! Мне не нужна ваша душа. И я не потребую у вас расписки кровью с каким-нибудь жутким обещанием. Мне нужен «понтиак», который, как мне известно, без дела стоит в вашем гараже после гибели Герберта.

Клайнстону нужен был именно этот «понтиак», а не какая-либо другая машина, которую он мог бы раздобыть без особого труда. Дело в том, что «понтиак» Герберта располагал превосходным тайником, который он сам помогал встраивать. Обнаружить этот тайник мог бы разве лишь очень опытный специалист, да и то при целевом поиске, а не в ходе рядового осмотра. Везти золото в тайнике было много безопаснее, чем просто так, в атташе-кейсе, который уже помозолил глаза полиции. Клайнстон знал, где находится гараж, и мог бы взять «понтиак» без разрешения Керол, но, обнаружив пропажу, она могла, чего доброго, заявить в полицию, а розыск поставил бы Клайнстона под прямой удар, которого он теперь всячески старался избежать.

Керол вздохнула.

— Да, после того как Берта не стало, я принципиально не пользуюсь карами. Но иногда я разрешаю пользоваться «понтиаком» своим друзьям.

Клайнстон все понял, молча полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда и положил на столик пачку стодолларовых банкнот.

— Здесь полторы тысячи. Я бы предложил вам больше, но кроме этого наличных у меня нет. А моими чеками пользоваться сейчас неблагоразумно.

Конечно, полторы тысячи за подержанную, даже старую машину — это хорошая, даже избыточная цена, но Керол все-таки не могла удержаться от выразительного взгляда, брошенного ею на атташе-кейс.

Клайнстон легко прочитал ее мысль.

— Я бы с удовольствием подарил вам на память «мыльце», — мягко заметил он, — но это банковское золото, маркированное не только обычным, но и радиоизотопным способом. Вечное, неубираемое клеймо! Если слиток обнаружат, а полиция может устроить обыск в вашей квартире, вы попадете в тюрьму, Керол.

— Я и не думала о золоте! — вспыхнула Керол, с трудом подавляя вдруг закипевшее раздражение.

Конечно же она подумала о золоте. Клайнстон угадал, Керол устыдилась, но вместе с тем и рассердилась на Клайнстона — кто его просил высказываться вслух! Но дело было не только в золоте, Клайнстон подавлял ее своим превосходством. Конечно, он никак не декларировал этого и старался вести себя возможно деликатнее, но Керол ощущала его всем своим существом, а тут не было даже стойки! Той самой стойки, которая придавала ей дополнительную уверенность в себе. И потом, Клайнстон даже самую чуточку не попытался поухаживать за ней! А за последние годы Керол привыкла к ухаживаниям и к комплиментам. И, наконец, Клайнстон так и не удовлетворил мучившего ее любопытства, как угорь увернулся от всех вопросов. А ведь был другом Берта! Керол и не пыталась сколько-нибудь детально анализировать свои чувства, ей вполне достаточно было темной волны раздражения, чтобы ощутить сладкое желание сделать этому Клайнстону какую-нибудь, пусть самую маленькую, пакость, чтобы хотя бы мысленно поставить его на место!

— А я могу быть уверена, что это не краденые деньги? — невинно осведомилась Керол, брезгливо прикасаясь к ассигнациям кончиками пальцев.

— Безусловно, — сдерживая улыбку, подтвердил Клайнстон.

— Ну что ж, я их пересчитаю. Не возражаете?

— Это ваше право, Керол.