Доктора флота - Баренбойм Евсей Львович. Страница 135

Узнав утром, что все хорошо, бородач долго тряс Васяткину руку своей огромной ручищей, потом внезапно схватил с пола кунью шапку и напялил на Васяткину голову. Шапка была велика, опускалась на глаза.

— Ничего, паря, — смеялся бородач. — Я адрес сахалинский дам. Там тебе один человек за два часа переделает.

Об этой операции сообщили в Петропавловск-на-Камчатке, потом во Владивосток. Газета «Боевая вахта» написала о ней заметку, но это было уже потом, когда мальчик окончательно поправился, открылась весенняя навигация и «Крильон» привез собравшуюся за долгие месяцы почту. Интересно, что когда мальчик встречал Васятку на улицах поселка, он делал вид, что не знает его, не здоровался и с независимым видом проходил мимо.

Когда пароход появился на горизонте, старенький, глубоко сидящий, натужно дымя своей единственной трубой, Васятка обрадовался, словно встретил старого друга. В тот же день, отмахав пятнадцать километров, он получил сразу шесть писем от Аньки. Они были веселыми, нежными, полными скрытых намеков и тайных воспоминаний. Анька называла мужа «мой сухопутный морячок», имея в виду, что он наблюдает океан только с берега. «Когда, наконец, ты пришлешь вызов?.. — в каждом письме спрашивала она. — Советую тебе — поспеши. Женя не дает мне проходу. И потом, на завод пришел один демобилизованный танкист — симпатичный такой, сероглазый, все вокруг меня вертится: Анечка да Анечка. Пока я стойко сопротивляюсь, не разрешаю ни тому, ни другому провожать себя, но ведь я женщина, могу и ослабнуть».

Васятка и без того соскучился по жене, а тут эти тревожные упоминания о Жене и сероглазом танкисте. Он решил срочно послать вызов, а самому, не откладывая, начать строить дом. Уже давно он приметил в Горячих ключах, около продовольственного склада, гору ящиков из-под сливочного масла. Их было так много, что они завалили всю площадку. Ящики были сбиты из аккуратных дощечек. На худой конец они могли сойти в качестве строительного материала. Начальник продсклада, толстый украинец, на которого не налезала ни одна гимнастерка, по кличке «туберкулезный старшина», страдавший одышкой и потому благоволивший к врачам, выслушав Васяткину просьбу, сказал!

— Та забирайте их к бисовой матери. Тильки валяются пид ногами.

Попросив у капитана Кухновца «студебеккер», Васятка привез и аккуратно сложил ящики в небольшом распадке, защищенном от океанских ветров рощицей. Почти две недели дважды в день он обходил после отлива берег и собирал выброшенный морем плавник. Иногда там попадались бревна, доски. Васятка втаскивал их наверх, складывал на ветру для просушки. Без бревен дом не поставишь — они нужны для стоек, стяжек, косяков, оконных и дверных проемов.

Теперь свободного времени не хватало. Едва заканчивался рабочий день в отряде, он отправлялся к себе на стройку. Вырыл канавки под фундамент, углубил их на полметра, набросал в канавки «бомб» — вулканических камней, в изобилии валявшихся в разных местах, поставил в углах дома стойки из плавника. Все приходилось делать собственными руками, инструментов почти не было — только пила, топор, молоток и лопата. Спасибо майору из лазарета — он подарил почти пол-ящика гвоздей. Незаметно дом рос. Стали видны его контуры. Он должен был быть небольшим — в одну комнату с тамбуром, односкатный, повернутый к морю единственным окном. Но даже такое примитивное, построенное собственными руками жилье в ту пору здесь было редкостью.

Офицеры отряда с любопытством наблюдали за этой «великой стройкой». Они и солдаты не раз предлагали доктору свою помощь. Но упрямый Васятка решительно отказывался. В мечтах он уже давно решил, что скажет Аньке, встретив ее на причале: «Пойдем. Дом, который я построил от фундамента до крыши собственными руками, ждет тебя».

Он разломал ящики, обил дощечками в два слоя стены, заложив пространство между ними мхом, им же тщательно законопатил щели, установил в проемы окно и двери, покрыл внакрой дощечками крышу.

Потом взялся за полы. Постелил слеги и на них аккуратно набил доски, а в местах, где досок не хватило, выручили дощечки от ящиков. Кирпич для плиты тоже пришлось изготовлять самому, как делали это дома в детстве: намешал глины, сколотил формы, потом обжег его в яме. Из оставшегося материала сделал стол, табуретки.

Начальник продовольственного склада не поленился приехать на трофейном мотоцикле посмотреть на это чудо.

— Перший раз бачу, щоб ктось збудував дом з такого материалу, — потрясенно говорил он, обходя дом и внимательно рассматривая прибитые одна к другой дощечки. — На три чверти из ящикив состоить. Ну и казак, доктор. Молодчина.

К началу июля дом был готов. Он был неказист, этот маленький, похожий на сказочную избушку на курьих ножках, упрятанный в распадке от ветра домик, но он был жильем, выходом из трудного положения, и командир Кухновец на совещании сказал:

— Ставлю в пример инициативу лейтенанта Петрова и объявляю ему благодарность.

А месяцем позже у Васятки произошли две серьезные неприятности. Вероятно, раньше времени он почувствовал себя слишком свободно у операционного стола. Удачная операция на сердце вскружила ему голову. Он оперировал солдату скользящую паховую грыжу. Ассистировал начальник лазарета. Операция была несложной. Такие операции Васятка раньше делал неоднократно.

— Двадцать минут и полный порядок, — заявил он больному, весело щелкая его пальцами по животу. — Почувствовать не успеешь.

И вдруг в самый разгар операции он ощутил, что из раны остро и знакомо запахло. Встревоженный, он низко наклонился к ране, понюхал. Так и есть. Пахнет мочой. А вот и отверстие, из которого она течет. По небрежности, торопясь скорей закончить операцию, он разрезал мочевой пузырь. Что делать? Как бы парень не остался теперь инвалидом. Зашивать? Или оставлять выпускник? Васятка почувствовал, как разом под маской вспотело лицо, как потекли по спине струйки пота. Спасибо начальнику лазарета. Он не растерялся. Вдвоем они аккуратно ушили пузырь. Все обошлось. Через две недели солдат выписался.

Вторая ошибка была особенно непростительна. Она потрясла его, осталась в памяти на всю жизнь.

Васятка делал простейшую операцию — удалял матросу жировик на щеке и умудрился повредить стенопов проток. Уже на второй день у больного стала непрерывно течь из раны слюна, как при павловской фистуле. Когда Васятка увидел это и понял причину, он едва не застонал от огорчения. Еще недавно уверившийся, что ему все под силу, даже очень сложные операции, он неожиданно понял, что слишком многого не умеет, что допускает элементарные и грубые ошибки, которые не вправе делать и начинающий хирург.

Некоторое время после этого он ходил мрачный, малоразговорчивый, с особым остервенением работал внутри дома. Если бы не этот бедный матрос, он бы вовсе бросил посещать лазарет.

Матрос, его звали Степан, успокаивал его:

— Что вы, доктор, переживаете? Вот увидите — заживет, как на собаке.

Матроса отправили во Владивосток. Через два месяца пришло письмо: «Сделали пластику, стало лучше. Привет. Степан».

Анька приехала в середине августа. Ей повезло — уже неделю стояла дивная, редкая здесь погода. Все на острове восхищало ее. И бескрайний, подернутый легкой туманной дымкой Тихий океан. И высокое, ослепительное солнце. И десятки людей, лежавших на песчаных пляжах, совсем как на черноморских курортах. И сопка «Дунькин пуп». И сулои — завихрения воды в проливе. И черные скалы «Чертовы пальцы». И луна, низкая, яркая, как огромный медный таз. И звезды крупные, близкие.

Она смотрела, как рыбаки вытряхивают из сетей плоскую камбалу, серую навагу, называемую здесь «вахня», как ворча и ругаясь, извлекают запутавшихся в сетях огромных, килограммов по шесть-семь крабов.

— Как интересно, — не уставала повторять она. — Как в сказке.

Но больше всего нравился ей игрушечный домик, который собственными руками до последнего гвоздя построил для нее Вася. Она чувствовала себя в нем настоящей королевой.

Когда она впервые вошла в дом, на покрытом простыней столе стояла тарелка с шаньгами и большая крынка молока.