Марсианское путешествие (сборник) - Гигевич Василий Семенович. Страница 8

Покупайте сорочки, которые будут носить первые марсианские колонисты!

Наши легкие невесомые ботинки будут носить марсианские колонисты. Неужели вы от них откажетесь?!

Вы не пользуетесь зубной пастой «Марсианский колонист»? Попробуйте, и вы почувствуете космическую радость!

Глядя на веселых и несколько растерянных колонистов, мне часто становилось не по себе. За многочисленными интервью, за всей этой шумной рекламной суетой вокруг нашего путешествия скрывалось что-то нехорошее. Почему так происходило? Видимо, потому, что люди знали: колонисты покидают Землю навсегда…

Колонисты оставались жить, но из земной жизни они выбывали, как будто на тот свет, откуда никто не возвращался, не возвращается и не может возвратиться. Во всем замысле Миллера было что-то недоброе, порой у меня появлялось чувство, от которого я не мог избавиться. Почему-то в те последние дни я часто думал о камикадзе — и в нашей жизни, как в жизни камикадзе, было что-то ужасное…

Признаюсь честно: я тоже в те дни был растерян. Сейчас, когда все это пройдено, когда все осталось позади: и подписание договора, и последнее собеседование с Миллером, когда были заполнены многочисленные анкеты и медицинские справки, я не знал: сожалеть или радоваться своему путешествию.

Здесь, на грешной Земле, я родился, здесь я впервые увидел солнце и узнал тепло его лучей, здесь я впервые ощутил бездну ночного неба, здесь я когда-то бегал босиком по зеленому лугу, здесь я учился плавать, здесь ловил рыбу… А там, на Марсе, для меня все будет чужим, холодным и немилым.

Сомнения все больше и больше точили мою душу, и поэтому я старался говорить себе, как чужому безвольному человеку: «Не ты, так другие будут жить на Марсе, и они, колонисты, узнают, что ты трус. Здесь, на Земле, в шумных загазованных городах, выполняя никому не нужную работу, посасывая по вечерам наркотические цветные коктейли в кафе и ресторанах, ты постоянно будешь мечтать о несвершенном. Так и пропадет, зачахнет твоя жизнь, ты навсегда упустишь возможность прожить ее так, как никто никогда не жил…»

И еще я утешал себя, что такое переломное неуверенное состояние души бывает у каждого, даже если человек не собирается лететь на Марс. Но и тогда, замышляя новую работу или намереваясь принимать ответственное решение, от которого зависит судьба, человек мучится не менее меня, ибо ему, как и мне перед отлетом, страшно отречься от давно изведанного и привычного, а душу его днем и ночью точит жажда изведать и ощутить неизвестное…

Искушение будущей, еще лучшей жизнью и страх потерять приобретенное неотступно сопровождают нас, делая одних боязливыми и ленивыми, других — героями или авантюристами. И, может быть, самое обидное и мучительное в том, что никому неизвестно, кто выиграет: тот ли, кто отчаянно бросается в неизведанное, или тот, кто обеими руками держится за давно известное и привычное…

Опять и опять начинаю я философствовать о двойственной природе человеческой души, хотя, по правде говоря, я не знаю, зачем мне все это сейчас, когда белым песком засыпаются улицы нашего города?..

Наконец межпланетные корабли были смонтированы. Наступил день отправления.

Конечно, были митинги, были последние фотоснимки, были слова руководителей НАСА о том, чтобы на Марсе мы распространяли прогресс и свободу, были слезы и подлинная боль расставания — все было…

А затем мощные ракеты оторвали нас от бетонных стартовых площадок и понесли в безграничную бездну, где голубое небо бледнело, наливаясь грозной чернотой, в которой посреди дня загорались холодные звезды… Меня это удивляло: только что был день и сразу же — непроглядная тьма, звезды…

Наш межпланетный корабль чем-то напоминал шестнадцатиэтажный дом. Перед стыковкой, когда я через иллюминатор смотрел на огни корабля, на огромные блестящие пластины солнечных батарей, веером раскинувшиеся вокруг корабля, на сферические чаши антенн и вогнутые дуги радиотелескопов, я был поражен его огромными размерами. Чем ближе мы подлетали к стыковочному комплексу, тем большим казался корабль. Своей махиной он наплывал на иллюминатор, закрывая звездный свет. В последний миг перед стыковкой как будто кто-то чужой сказал мне: «Все, это твой дом, твоя новая Родина…»

Какой же она для меня будет?..

На околоземной орбите мы не теряли зря времени — сразу же после перехода всех колонистов на межпланетный корабль заработали мощные атомные двигатели, и наш корабль, набирая скорость, устремился в черную бездну.

Как и большинство колонистов, я тоже долго стоял у иллюминатора, покусывая губы и глядя, как отдаляется, уменьшаясь, Земля. Вначале это был огромный, на весь иллюминатор, шар, опутанный золотисто-розовым радужным сиянием. Все было так красиво, словно воспоминания детства: на шаре отчетливо просматривались белые полярные шапки, большие континенты, окруженные голубой водой, на них, континентах, зеленели долины, виднелись поймы извилистых рек, пустыни, были видны даже города, прикрытые дымным смогом… Здесь, на борту межпланетного корабля, я впервые подумал, что земная жизнь — не такая уж загадочная и запутанная, как казалось до сих пор. Мне стало скучно. И удивительно: зачем, ради чего люди так издеваются друг над другом, отравляя чистый воздух, раскапывая целые континенты в поисках металлических руд, газа, нефти, с помощью которых сами себя загоняют в эти загазованные города и сами себя травят? Почему люди не могут жить мирно и спокойно? Неужели в своем самолюбии, в издевательстве над ближним люди находят высший смысл своей короткой жизни? Неужели люди не понимают, что могут истребить не только себя, но и эту сказочно-прекрасную планету?..

Я вспомнил доклад Миллера, вспомнил те дни и вечера, когда корпел за редакционным столом… Что я хотел на этой Земле, чего мне не хватало?.. Ради чего я появился на свет? Из-за чего люди так страдают?

На мгновение я согласился с логическими выводами Миллера: действительно, человечество запуталось в своих бессмысленных желаниях, в этом лабиринте технократического процесса…

6

У нас начиналась новая жизнь, а та, далекая, земная, постепенно становилась удивительной и даже какой-то нереальной, словно запутанный сон.

Надо сказать, что после стартов космических кораблей у всех колонистов продолжалась почти земная жизнь: время у нас измерялось часами, сутками, были на кораблях утро, день, ночь, были выходные и будничные дни, у каждого из колонистов были свои обязанности, своя работа по специальности — многое взяли они из земной жизни. Рассудив трезво, стоило ли сразу менять земные привычки? Какой в этом смысл, учитывая, что хлопот и работы хватало всем: дежурство на атомных двигателях, работа в оранжереях и теплицах, в научных лабораториях, обслуживание Большого Компьютера, требовавшего с каждым днем все больше внимания.

Операторы ежедневно загружали Большой Компьютер информацией, и первые команды Искусственного Разума поступали на все корабли.

Утром, на второй день после старта межпланетного корабля, я проснулся от громкого нечеловеческого голоса, доносившегося из громкоговорителя:

— Внимание, внимание! К сведению всех колонистов. Слушайте приказ номер один. Внимание, внимание! Сегодня, согласно графику, составленному Искусственным Разумом, колонисты начинают проходить регистрацию через браслет-датчик. Повторяю: все колонисты проходят обязательную регистрацию. Во время регистрации при себе необходимо иметь паспорт.

Какая регистрация? При чем здесь паспорт, если до отлета с Земли мы прошли столько контрольных проверок?..

Заправив кровать, оглядев свою небольшую комнатку, к которой я еще не привык и которая чем-то напоминала номер в гостинице: стол для работы, настенный телевизор, индивидуальный компьютер с селекторной связью, бытовые помещения, — я сразу же отправился на завтрак в общую столовую. Бесплатно перекусив, я пошел на регистрацию.

Много вопросов было у меня, когда вместе с другими колонистами стоял в очереди у кабинета командира корабля. Да, чуть не забыл, возможно, о самом главном… Наш корабль считался флагманским, и на нем, как и на всех флагманских кораблях, находилось руководство колонии во главе с Миллером. Именно в этот кабинет выстроилась длинная очередь колонистов.