Второго Рима день последний (ЛП) - Валтари Мика. Страница 56

– Откуда ты всё это знаешь?– не мог удержаться я от вопроса.

– Оно висит в воздухе,– ответил он и развёл руками. – Я грек. Политика у меня в крови. Но никоим образом не хочу вмешиваться в твои разборки с тестем. Предпочитаю наблюдать со стороны, если не возражаешь.

Действительно, сейчас ему безопаснее находиться здесь, на стене. Если Лукаш Нотарас намеревается убить меня сам или, поручив это кому-нибудь, то для надёжности ему придётся устранить всех свидетелей нашего брака. Поэтому, я разрешил Мануэлю присоединиться к греческим работникам, которых использовали венециане, и предложил ему самому о себе позаботиться.

Когда я узнал, что потерял Анну, то первой моей мыслью было мчаться к дому её отца и требовать вернуть мою жену. Но какая от этого польза? Нотарасу легко будет убить одинокого посетителя. В закрытом на все запоры дворце Нотараса Анна недосягаема для меня. Она моя жена. Поэтому я должен остерегаться Нотараса. Для него самый лёгкий способ аннулировать наш брак – убить меня. Но я не хочу погибнуть от руки грека.

Я бодрствую и пишу. Время от времени я закрываю глаза и опускаю пылающую голову на руки. Но сон не сжалился надо мной. Сквозь веки, засыпанные песком усталости, я вижу её, мою красавицу. Её губы. Её глаза. Я чувствую, как под моими пальцами воспламеняется её лицо. Как пронизывает меня огненная дрожь от прикосновения к её обнажённому бедру. Ещё никогда я так безумно не желал Анну, как сейчас, когда потерял её навсегда.

16 мая 1453.

Из-за происшедшего я не мог уснуть, хотя моё положение и позволяет мне подобную роскошь. Уединение и сон – самая большая привилегия во время войны. Звёзды ещё блистали на небе как красивые серебряные шпильки, когда гонимый беспокойством, я вышел на свежий воздух.

Ночь была тихая и леденяще-холодная в эти последние часы перед рассветом.

Возле Калигарийских ворот я остановился и прислушался. Нет, это не было лишь биением моего собственного сердца. Мне показалось, что я слышу глухие удары глубоко под моими ногами. Потом я увидел немца Гранта, идущего мне навстречу с лампой в руках. Под стеной стояли в ряд кадки с водой. Грант переходил от одной кадки к другой, поочерёдно заглядывая в них. Сначала мне показалось, что он потерял рассудок или занят колдовством, ведь до стены было достаточно далеко и пожар здесь ничему не угрожает.

Он поздоровался со мной, осветил лампой одну из кадок и предложил мне взглянуть. Через небольшие промежутки времени на поверхности воды появлялись дрожащие круги, хотя ночь была тиха, и пушки молчали.

– Земля дрожит,– констатировал я. – Может, в этом городе даже земля трясётся от смертельного страха?

Грант рассмеялся, но лицо его осталось хмурым.

– Ты не понимаешь того, чему свидетелем твои собственные глаза, Джоан Анжел,– произнёс он. – А если бы понял, то холодный пот выступил бы на твоей спине, что и произошло со мной незадолго до этого. Помоги мне передвинуть кадку, так как мои помощники устали и пошли спать.

Вместе мы передвинули кадку на несколько шагов. В то место, где она стояла раньше, Грант воткнул палку. Когда мы переставили кадку ещё несколько раз, вода опять стала сморщиваться на поверхности. Меня охватил суеверный страх, словно я стал свидетелем чёрной магии. Один Грант мог знать в сём тут дело. Я это видел по его лицу.

Грант указал мне на извилистый, тянущийся до самой стены ряд палок, воткнутых им в землю.

– Земля каменистая,– произнёс он. – Видишь сам, что роют они как кроты. Интересно, сколько они ещё будут копать, прежде чем выйдут на поверхность?

– Кто такие они? – спросил я, совсем сбитый с толку.

– Турки,– произнёс он. – Копают под нашими ногами. Разве ты ещё не понял?

– Как это возможно?!– воскликнул я, и в ту же секунду вспомнил о рудокопах сербах, которых доставили к султану. Раньше, во времена других осад, турки пробовали рыть проходы под стенами, но из-за каменистого грунта им это никогда не удавалось. Поэтому мы не принимали в расчёт эту опасность, хотя наши наблюдательные посты и получили приказ обращать внимание на подозрительные кучи земли вблизи стен. Однако, никакого следа земляных работ обнаружено не было, и об этом забыли.

На некоторое время я перестал думать о собственных проблемах и оживился, как и Грант.

– Хитры!– воскликнул я. – Наверняка, они начали подкоп под прикрытием ближайшего холма, который находится на расстоянии более пятидесяти метров от стены. Это самое удобное место, ведь под Блахернами нет наружной стены. Сейчас они уже прошли стену. Что же делать?

– Ждать,– ответил Грант спокойно. – Теперь, когда я знаю, где проходит подкоп, всё это уже не опасно. Они ещё достаточно глубоко под землёй. Время действовать наступит, когда они начнут подниматься вверх.

Он взглянул на меня устало.

– Я лично принимал участие в сооружении подкопов. Жуткая работа. Не хватает воздуха. Постоянное чувство тревоги. А смерть под землёй от огня или воды – это страшная смерть.

Он оставил свои кадки и предложил мне прогуляться по стене. В различных местах в нишах стены были установлены барабаны, на натянутой коже которых лежал горох. Но место, в котором морщилась вода, было единственным, где что-то происходило.

– Подземный проход опасен только тогда, когда он вовремя не обнаружен,– просвещал меня Грант. – К счастью, турки пытаются проникнуть в сам город. Если бы они довольствовались подкопом под стену, подперли её балками, а потом их подожгли, то им бы удалось свалить большой кусок стены. Хотя, возможно, грунт для этого неподходящий.

Пока бледнели звёзды, он рассказал мне, как выполняется контр ход, который можно снабдить подвижной клеткой из копий; как пустить газ от горящей серы в подземные проходы врага.

– Существует много способов,– продолжал он. – Мы можем залить их водой из цистерны и потопить как крыс. Наполненный водой проход уже не пригоден для использования. Ещё лучше поджарить их на греческом огне. Можно одновременно поджечь все подпоры и проход обвалится. Но лучше всего выкопать собственный проход и поджидать за тонкой перегородкой, чтобы в удобный момент схватить горняков. Пытками мы узнаем, есть ли ещё подкопы и где они проходят.

Его хладнокровные рассуждения возмутили меня до глубины души. Я думал о людях, копающих под нашими ногами, задыхающихся, обливающихся потом, ослеплённых сыплющейся с потолка землёй. Они надрываются как скотина от адского труда и не знают, что каждый удар кайлом или лопатой приближает их к неминуемой смерти. Если это действительно сербы, то они мои братья во Христе, хотя и служат султану, принуждённые к этому договором дружбы, который подписал их седовласый деспот.

Но Грант с недоумением посмотрел на меня своими чёрными неподвижными глазами.

– Я далёк от жестокости,– произнёс он. – Для меня это лишь математика. Увлекательное задание, требующее поиска вариантов решения.

И всё-таки, когда он вот так стоял над кадкой воды, то был похож на чёрного кота, замершего у мышиной норы.

Небо над нами посветлело. Холмы вокруг Пера стали розоветь. Ухнула большая пушка, пробуждая турок для утренней молитвы. Из Блахерн и лавок под стеной вылезали сонные солдаты, чтобы справить нужду. Некоторые подходили к нам и, открыв рот, таращились то на нас, то на кадки с водой. Другие, заспанные, с недовольными лицами, затягивали ремни доспехов и молча поднимались на стену, чтобы сменить посты.

Бістріми шагами в плаще цвета императорской зелени к нам шёл мегадукс Лукаш Нотарас. За ним с достоинством шли оба его сына, положив руки на рукояти мечей. Никто больше его не сопровождал. Я отступил на шаг и встал рядом с Грантом, так что кадка с водой оказалась между мной и мегадуксом. Нотарас остановился. Его достоинство не позволяло ему гоняться за мной вокруг кадки. Не мог он также приказать страже схватить меня, потому что Блахерны находились в руках венециан, а собственной стражи возле него не было.

– Хочу поговорить с тобой, Иоханес Анхелос,– произнёс он. – Наедине.