Я - машина - Слип Мари. Страница 19

Я видела чудный сон, но он был реальней самой реальности. Я прожила счастливую жизнь, я была в Мастерской природы и видела, как строится сама жизнь. Мой друг детства был со мной. Мы вместе шли по дороге, наслаждаясь нашими объятиями. Теперь я понимаю, отчего безумцы живут в фантазиях и не хотят ни таблеток, ни терапии. У них есть весь мир, а мы им предлагаем маленький, жалкий клочок реальности, от которого страдаем сами. Пытаемся их силой вытащить в наш мир, отнимая счастье!

Кто бы знал, как снова я хочу стать безумной, и очутиться там…

И еще. Я уверена, что Володе повезло, и он остался в Мастерской!

Володя, забери меня к себе...

08.10.06

Город

Тем, чей город разрушен…

После окончания института, как и большинство студентов с нашего факультета, я пошел работать по специальности. Поступая на медицинский, я действительно думал, что выбрал подходящую профессию, ведь я с юности увлекался анатомией. Мне хотелось узнать о человеке все. Как наши клетки делятся, как функционирует память, как работает мозг, сердце, печень, прочие внутренние органы. Мне было интересно узнать также, как мыслит человек. Но как оказалось, доктор из меня получился неважный.

Я просто заучивал формулы, лекарства, диагнозы, читал очерки коллег, их рефераты, статьи, монографии. Интересные книги я ставил в сервант, стоящий в моем кабинете, а скучные отдавал знакомым. Признаться, читать я любил больше, чем общаться с людьми, тем более с пациентами. Они все мне скоро наскучили. Вот уже десять лет я наблюдаю одно и тоже. Эх, и для чего я потерял пять лет своей жизни? Для того чтобы слушать бред, делать записи, ставить диагнозы?

Вот вчера привезли молодого человека двадцати пяти лет. Парень не мог вспомнить, как его зовут, какой сейчас год и день. Мои вопросы доходили до него с большим трудом. Думали – «клиент наш», – пока не нашли у него в кармане пустые пачки от таблеток. А такое случается у нас часто. Когда я только начинал работать, каждый случай рассматривался мною как дар небес, ведь я мог изучать людей в их самом откровенном состоянии. Может, это звучит дико, но я радовался каждому редкому случаю. А потом надоело все. «Редких случаев» становилось все меньше и меньше. Иногда впрочем, их интересно послушать.

– Вот если бы вы жили в нашем измерении, я бы вас сделал богатым, – говорит мой вечный пациент.

– А можно сделать меня счастливым? – спрашиваю я его.

– Конечно, – кивает он, – В моем измерении вы и так счастливый, но таким вас вижу только я, другим не дано, даже вам самому.

– Вот как, но ведь тогда получается, что тот другой, который счастливый, это уже не я, ведь я-то себя таковым не ощущаю.

– Но ведь я, – отвечает пациент, – Вас таковым вижу, выходит, что один из нас врет!

Он замолкает. И мне становится не по себе.

После работы я всегда брал бутылочку пива и шел пешком до самого дома. Мог бы и на автобусе доехать, но мне необходимо было пройтись. Чем длинней дорога, тем крепче мой сон. А мои сны для меня представляли немалую ценность. Я думал о снах в последнее время чаще, чем следовало. Как музыкант, который всю жизнь изучал гармоники, ноты, лады, квадратуры, уже не может наслаждаться музыкой, ибо постоянно ее анализирует, так и я не могу расслабиться. Мое отношение к собственным снам – это «признак». По этому «признаку» мы делим людей на докторов и пациентов. Впрочем, я сам не раз ловил себя на мысли, что все психиатры – умалишенные. Слишком уж близко общаемся с подобными людьми. Даже обезьяна, живя среди людей, очеловечивается. А мы вот, получается, «умалишаемся».

Сегодня, придя домой раньше обычного, я вдруг понял, что сильно устал. Но это была не та усталость, от которой можно отдохнуть. Тут нечто другое. Я весь день был рассеян, невнимателен. Просто прошлой ночью мне приснился сон, где мне снова восемнадцать. Двойственное чувство горечи и счастья сжимало мое сердце. Я как собака в клетке, рвусь и лаю, но не для того, чтобы кого-то напугать, а для того, чтобы поверить, что сам ничего не боюсь.

На улице еще было светло, дома оставаться не хотелось, я взял полтинник и вышел пройтись.

Был светлый теплый вечер, конец августа. Деревья шумели листвой, гудели машины, и от шума и гама я удалился в сторону старого моста. Здесь всегда было тихо, старая дорога была изрыта канавами, огромные лужи отражали синее небо. Людей и машин здесь почти не наблюдалось. Тишина и покой.

Но мне было отчего-то грустно на душе. Иногда так бывает, что грусть вдруг приобретает патологический характер, и ты уже сам не знаешь, отчего тебе так плохо. А плохо бывает настолько сильно, что хоть головой об стенку бейся. Да только это не поможет.

Вот я прохожу под мостом. Здесь всегда сыро и прохладно, а вверху, над головой, грохочут проезжающие машины. Там, где насыпь стыкуется с началом моста, есть множество бетонных ячеек. А в этих ячейках я часто находил потертые, полулысые и замызганные шубы и одеяла бродяг. Но самих бродяг днем было не застать на месте, они либо шарили по помойкам, либо выпивали где-нибудь толпой у колодца.

Меня их жизнь пугала, больше всего пугало их одиночество. О причинах такой жизни я задумался позже.

Я встретил его случайно.

Бутылка пива почти закончилась, я сделал небольшой глоток, как вдруг у самой насыпи услышал голос:

– Не допивай, дай мне!

Я обернулся и увидел в трех метрах от себя человека, густо заросшего седой щетиной, в зимней шапке и тулупе. Это притом, что стояла страшная жара! Подойдя поближе, я протянул ему свою бутылку. Признаться, я хотел ее поставить на землю, меня пугала перспектива передать бутылку из рук в руки. А вдруг он чем-нибудь болеет? Но это было бы невежливо, и я смирился со своей участью.

Он взял бутылку немощной рукой и сказал:

– Плохое пиво. Его делают из порошка! Как сухой сок. Но хорошо, что крепкое.

Я удивился его познаниям в области современного пивоварения. Но потом поймал себя на мысли, что людей более низкого социального статуса мы часто считаем – сознательно или подсознательно – глупее себя. И порой такие люди преподносят сюрпризы.

– Кто подает нищему, тот либо пребывает в хорошем настроении, либо боится чего-то, – улыбнулся старик и присосался к бутылке.

Я глупо улыбнулся на это заявление, развернулся и хотел было отправиться восвояси. Но старик остановил меня.

– Я хочу еще пива, мне мало этого, – быстро проговорил он, – Давай сделаем так. Ты покупаешь мне еще пива, можно самого дешевого, а я тебе расскажу интересную историю. Идет?

Мои губы растянулись в улыбке. «Может просто дать ему еще пятнадцать рублей?» – мелькнула мысль. Идти за пивом для него я точно не собирался. Но старик как будто читал мои мысли.

– Я знаю, ты думаешь сейчас, как же это глупо идти за пивом для бомжа. Угадал?