На прозрачной планете (илл. В. Колтунова) - Гуревич Георгий Иосифович. Страница 36
Снова под ногами плыла вздыбленная земля,молодые вулканы с дымком, древние — с озерами в отслуживших кратерах. Виктор смотрел за борт, но привычная красота уже не волновала его. Он узнавал знакомые очертания гор, синие пятна лесов и думал: «Еще километров двадцать. Скоро уже дома».
Пока он заканчивал третью тарелку супа, расторопная Тася успевала проявить пленки. Конечно, можно было отложить их на часок для просушки, а пока они сохнут, подремать немножко; но как удержаться, как не посмотреть, что же удалось найти сегодня? И, осторожно развернув сырые колечки пленки, Виктор рассматривал на свет черточки и пятнышки — условный язык аппарата, этот язык еще нужно было перевести на человеческий. Но Виктор уже довольно хорошо читал подземный рентген «с листа», без предварительной подготовки.
— Возьмите бланк,- говорил он Тасе.- Пишите: «Семнадцатое ноября, пункт А, точка восемнадцать, отвес, пепел со льдом, далее- вулканические туфы, прослойка льда, базальтовая лава, опять туфы, туфо-брекчии, базальтовая лава еще раз… всего ца глубину тысяча двести метров».
На каждом бланке был записан путь одного луча, отвесного, наклонного или горизонтального. Лучи пронизывали вулкан во всех направлениях и в разных точках встречали один и тот же пласт. Все это наносилось на многочисленные разрезы. В стоде Виктора пухла горка папок.
Позднее, когда у Таси начинался урок алгебры, Виктор работал над моделью вулкана. Сначала модель была пустая внутри. Но, Виктор постепенно заполнял пустоту слоями подкрашенного воска. Прозрачный воск обозначал туф, красноватый- лаву, воск с золой- брекчии (породы, образовавшиеся из слежавшихся обломков лавы). В подлинный вулкан нельзя было заглянуть, но восковая гора разнималась на части. Можно было рассматривать ее снаружи и в разрезе,
Зимовщики следили за ростом модели с интересом, только Грибов позволял себе подшучивать.
— Во всяком случае, это красиво выглядит,- говорил он.- В прошлом веке очень любили такие штучки.Тогда на каждой ярмарке показывали восковые фигуры преступников. Там бы и выставить эту модель с надписью: «Чудовищный изверг и убийца Вулкан, загубивший за пять тысяч лет трех человек».
В словах Грибова сквозила неприязнь. Он приехал на Камчатку с собственной теорией.Нужны были доказательства,ему разрешили всю работу станции направить на проверку своих предположений. Но вот появился новый человек с каким-то аппаратом, и работа Грибова отошла на второй план. Вертолет работал на Виктора, летчик — на Виктора, лаборантка- на Виктора. Весь интерес и все внимание — работе Виктора. Грибов утешал себя: его теория слишком глубока, трудна для понимания рядовых сотрудников. Но все же в душе у него росло раздражение против Виктора и его модели. Иногда оно прорывалось насмешливой шуткой или откровенным сомнением.
— Туфы-лавы, лавы-туфы,-говорил он, поглядывая на модель,- все это мы знали и раньше.Еще студентом я читал в популярной статье: «Вулкан- это гора, которая создала сама себя». Да, когда-то здесь было ровное место, потом возникла трещина, за пять тысяч лет произошло штук семьсот извержений, и вот из лавы и пепла выросла куча почти в пять километров высотой, что-то вроде шахтного террикона. Теперь Шатров изучает эту кучу, изобразил ее в разрезе. Как учебное пособие это любопытно и наглядно, но что это дает для науки? Техника подтверждает старые взгляды- то, что было открыто мыслителями без аппаратиков.
Виктор обычно отмалчивался. Он совсем не был уверен, что его работа значительна. Но однажды за него ответил летчик:
— Помнится,- сказал он,- когда я летал над Ленским трактом от Иркутска до Якутска, жил на однбй посадочной площадке в сторожах отставной ямщик. И один у него был разговор: «Скушное ваше летное дело. Вот я, бывало, в сорокаградусный мороз… на весь тракт, моя упряжка первая. Какие кони были — зверя! Чуть зазеваешься- вывалят в сугроб или в полынье искупают. Вожжи в руках — как струны. Не езда -песня! А что ваш самолет? Печка на крыльях, жестяной ящик. Дернул за рычаг- он идет, дернул за другой- садится. Никакого тебе геройства».
Все рассмеялись. Грибов тоже улыбнулся нехотя, но насторожился.
— К чему эта басня?- спросил он.
— А мне сдается,- сказал летчик с расстановкой,- что вы, товарищ Грибов, тоже из породы этих самых ямщиков. Вы говорите: «Гений, мыслитель, догадка!» В общем, этакая игра ума, скачки с препятствиями. Верно, люди в прошлом ездили на перекладных, мучились, но ездили. Но ведь с техникой дальше уедешь, товарищ Грибов? Как вы думаете?
Начальник станции пожал плечами.
— Отставной ямщик Грибов,- сказал он с невеселой усмешкой,- сомневается, чтобы какая-нибудь машинка могла заменить талант и знания. Пока что мы видим только туфы и лавы — самолет летит по трассе, проложенной ямщиками, товарищ пилот.
11
Грибова было нелегко распознать. Даже близкие знакомые ошибались в нем, считая его холодно-равнодушным, рассудительным человеком с рыбьей кровью. На самом деле Грибов был решителен, смел, даже дерзок и азартен. Страстный боец по натуре, он вел сражения за письменным столом. Он был неустрашим в мыслях-это ценное качество для ученого. Грибова отметили еще в институте. Его дипломный проект был опубликован как научная работа. Способности математика сочетались в этом человеке со способностями юриста. Он легко видел слабости противника и в спорах побеждал всегда, хотя не всегда был прав. Его работа в самом деле была грандиозна и смела. Грибов хотел предсказывать извержения, установив математически связь между процессами на Солнце, в океане и под землей. Эта связь действительно существует, но она очень сложна. Чтобы предсказать извержение, Грибову надо было привлечь астрономию, метеорологию, физику, океанографию, геологию. Люди осторожные говорили, что такая работа непосильна и потому бесполезна. «В науке нужно копить новые факты»,- утверждали они. «Кому-нибудь нужно копить, кому-нибудь и осмысливать»,- возражал Грибов.
— Я готов поверить, что эту теорию завершит Грибов,- сказал один из его товарищей,- только не Александр Григорьевич, а его внук или правнук. Здесь хватит работы на сто лет.
— Пусть так,- говорил Грибов,- но я вложу свою долю.
В глубине души, конечно, он надеялся сделать все. Результатов пока не было, но Грибов и не обещал быстрых успехов… «Главное- дело идет»,- утешал он себя. Другие не решались приняться, а он взялся и постепенно продвигается.
На Камчатку Грибов приехал, чтобы наблюдать вулканы. Однако его личные наблюдения не могли играть большой роли. Ему нужно было знать все, что говорила по этому вопросу мировая наука. В списке использованных материалов у него значились тысяча двести книг, статей, диссертаций и отчетов. С точки зрения Грибова,работа Виктора была тысяча двести первым материалом, которому он, Грибов, в своей книге посвятит три строчки. Грибова удивляло и раздражало внимание зимовщиков к восковой горе,но он не завидовал нисколько. Сам себя он считал будущим генералом науки, а Виктор в его глазах был чертежником, топографом, ведущим картографическую съемку под землей. Когда сотни топографов закончат работу и на основании их трудов будет составлена карта, генерал положит ее перед собой, подумает… и красной стрелкой изобразит свое решение- указание для многих тысяч людей. Разве может генерал завидовать топографу? Смешно подумать. Он неизмеримо выше этого.
И все же Грибов мешал Виктору, не преднамеренно, но очень часто.
Зимой на станции было не много работы, но тем не менее дела находились, и Виктор не освобождался от них. Нужно было разбирать коллекции, писать месячные отчеты, составлять таблицы. В эти дни Виктор не вылетал на вулкан.
Хозяйственные заботы требовали мужской силы- то привезти дров из лесу, то напилить их, наколоть, починить крышу, расчистить дорогу, разгрести снег. К таким делам неизменно привлекались Виктор и Ковалев. Полет на вулкан, естественно, срывался.
На станции еще летом были установлены дежурства. Дежурили все, в том числе и Грибов. Но научных сотрудников было только четверо. Значит, через три дня на четвертый Виктор оставался дома. А на следующий день, глядишь, Грибов сам собрался вылететь в Петропавловск, в Козыревск, к морю, на другие вулканы, более активные (всегда же какой-нибудь вулкан на Камчатке ворчит, дымит, беспокоится). И Виктору удавалось побывать на Горелой сопке раза два в неделю.