Ангел в камуфляже - Серова Марина Сергеевна. Страница 12

— С прибытием! — от радушия в моем голосе ему деваться было некуда, а отвечать ужасно не хотелось, это я видела по глазам, моргавшим на меня снизу.

— Ты кто? — прохрипел он наконец вопрос, так долго до него шедший.

— Татьяна Иванова! — ответила, устраиваясь рядом, скрестив ноги. — Частный детектив.

Он оскалился от огорчения.

— Разговаривать будем?

— Нет!

— Ладно!

Я потянула к себе сумку и выложила перед ним два шприца в аптечной упаковке, жгут и две ампулы в деревянном пенальчике, проложенные ватой. Спирта для протирки кожи не было. Варвары! Газовый пистолет, так удачно присвоенный Серегой, взвесив на руке, опустила обратно. Не по сценарию!

— Начнем?

— Ты серьезно?

— Нет, в шутку!

Он громко и отвратительно скрипнул зубами. Это хорошо!

— Не Наташа, а ты умрешь сегодня от передозировки наркотиков, и я тебя не пожалею! Я даже уже гарантию придумала. Не знаю, хватит ли на тебя, бычка, этой гадости, не опытная я в этом, не знаю даже, что это такое, поэтому я вкачу тебе в вену вместе с отравой хорошую порцию воздуха! Должно подействовать, а?

Он оторвал голову от пола, посмотрел на меня ненавидяще, неподвижно, стеклянно. В его глазах можно было прочесть все что угодно, кроме страха. Видно было, что смерти он не боится. Почему?

— Так будем разговаривать?

— Нет!

— Ладно!

Я взялась за жгут, прикинула его к нему на руку. Сумею!

— Хотя, Серега, есть альтернатива! Введу-ка я тебе одну ампулу и посмотрю, хватит ли до полного кайфа. Нет — добавлю немного из второй, мне не жалко! Главное — чтобы ты выехал надолго, но не загнулся, а потом приму позор от соседей, вывезу тебя отсюда и выкину где-нибудь в сквере, ментам на радость. Ну, с ними-то ты объяснишься, а вот как будешь объясняться с хозяином, как втолкуешь ему, почему ты наркоту, предназначенную Наташе, в себя употребил? Не выдержал? А не задумаются ли после люди, что тебе, наркоману, серьезных дел поручать нельзя? Или поверят твоей сказке о Татьяне Ивановой?

От моих слов он задышал чаще, задергал конечностями и наконец безжалостно заколотил головой по полу, стараясь попасть виском по деревянному пенальчику.

— Ну, глупо!

Когда опомнился и увидел, что я спокойно держу контейнер в руках, по-звериному зарычал от бессилия.

— Может, убьешь? — попросил, часто дыша.

— Ты где воевал?

Он глядел на меня с минуту, не меньше, и успокоился.

— В Афгане.

Так я и думала. По возрасту и «сдвигу фазы» — как раз. Не в первый раз доводится мне встречаться с «афганцами» в жестко-криминальных делах. Из них, с их искалеченной войной и нищетою психикой, получаются самые безжалостные, самые упертые бандюги. Не из всех, конечно, но — бывает, бывает!

— Вчера, на острове, женщину не ты топил?

— Нет, не я.

— А лодка была чья?

— Лодка — моя.

Колется Серега? Смерть себе заслуживает?

— От кого узнали о месте на Волге, куда компания Синицыных приедет? Кто с вами договаривался? Отвечай, Серега, и я тебя пожалею.

— Слово даешь?

Опять стекляшки глаз на меня уставил. Таким людям пить нельзя — за ножи хватаются, и удержу тогда для них, кроме доброго кулака, нет.

— Клянусь!

— От телефона из фирмы «Рай». Тебе и номер нужен?

— Не нужен. Обойдусь без номера. Не вчера родилась.

Мне захотелось взять и отгрызть ноготь на пальце. А может, и не на одном.

— А кто сегодня послал? Кто наркотики, машину дал? Борис?

— Какой Борис? Не знаю я никакого Бориса! И вообще имен не знаю, ты что, ненормальная?

Вот что значит слишком волноваться! Стоит потерять над собой контроль, и начинаешь морозить глупости, а из глупостей зачастую приходится выкручиваться, и это уже непросто.

Положение спасла фотография Бориса, стоявшая на книжной полке, над журнальном столиком.

— Он там тоже был, только молчал и потел. И лапы у него тряслись, как у алкаша с похмелья. Коли, стерва, душа горит!

— Сейчас, Серега, сейчас! — Лапы у меня тоже тряслись. Не как у алкаша, но подрагивали ощутительно.

Как могла, наложила жгут. Он и руку согнул, сколько мог, и кистью поработал, чтобы вены надуть. Снесла голову ампуле, набрала в шприц отравы. В синюю веревку на сгибе руки попала сразу, впервые в жизни. Не думала, что это так просто.

Серега спокойно наблюдал за мной. Все его отчаяние куда-то делось, и расслабилось тело.

— Развяжи, — попросил еле слышно.

Опустевший шприц я иглой воткнула в фотографию Бориса. Вывела ее наружу швейным стежком, закрепила и поставила произведение на прежнее место. Красиво, хоть и дешево немного.

— Серега! — окликнула, развязывая ленту, и, дождавшись, пока его заблуждавшие глаза остановились на мне, спросила:

— На острове договариваться к вам подходил этот?

— Другой! — промямлил он удивленно.

— А где сегодня разговаривали?

— В «Раю-у»! — блаженно выдохнул он. — Хва-атит!

Для того чтобы открылись у него глаза, я отвесила ему легкую пощечину. Как быстро они у него стали мутными!

— Пошли в машину, нам надо ехать!

— Торчу, стерва! — сообщил он мне радостно и сделал неуклюжую попытку подняться.

Я помогла ему. Побросала шприц, пенал и жгут в его сумку, прихватила свою и, позволив убийце обнять меня, вышла с ним на лестничную клетку.

Вниз мы спускались трудно. А когда спустились, трудно шли через двор к машине. К непонятной иномарочке. Под жгущими спину и плечо, с разорванным на нем платьем, взглядами дворовых старушек-сударушек.

Вот и мне довелось сесть за руль хорошей машины. А не довелось бы никогда — не огорчилась бы, ей-богу!

Управление было игрушечным, с ним и ребенок бы справился, и это оказалось ценно, особенно в теперешнем моем состоянии, когда нервы на хорошем взводе и чувства восстают против разума, доказывающего, что человек, расслабленно трясущийся на соседнем сиденье, человек лишь наполовину и на сто процентов — хладнокровный убийца, выбравший источником своих доходов лишение жизни людей, лично ему ничего плохого не сделавших. Скольких он уже угробил? И Наташу угробил бы. Вот к этому часу уже и управился бы, не вмешайся я, наполовину по воле случая.

Ломать голову в выборе места не пришлось. Оно высветилось в голове само, как фотографию кто показал, — сквер на Астраханской, неподалеку от детского парка. Район деловой, в это время дня гуляющих там немного, одни прохожие, а значит, равнодушно спешащие люди.

— Куда мы едем? — Серега легко поднял веки, но очень трудно — голову и попытался оглядеться.

— Почти на месте! — ответила совсем нелюбезно.

Он кивнул, ударив подбородком о грудь так, что лязгнули зубы.

— Убивать будешь? — спросил неповоротливым языком. — Смотри, ты обещала.

Нет, не встречала я еще в людях такого равнодушия к собственной участи.

— Живи, Серега, на тот свет успеешь.

— Что!

Какая-то злая, безумная магия зажгла сейчас в этих глазах такую нечеловеческую ярость, что, казалось, прикурить можно от этого взгляда. Он сделал непонятное, лишенное всякой координации движение. Может, хотел поправить тело, боком полулежащее на сиденье, может, кинуться на меня хотел, но сил у него не было.

— Тогда я убью тебя, когда поправлюсь.

Речь его понять было трудно, но можно, потому что он очень старался говорить яснее.

— И всех, кто живет в этой сволочной квартирке, где ты меня урыла. Гад буду!

Я поверила ему — сделает. Есть не будет, мыться, как по обету, пока не совершит все обещанное. Между позором предательства, совершенного им в квартире Синицыных, и смертью он выбирает последнее.

— Ладно, — ответила, — будь по-твоему.

И он сразу обмяк, успокоился.

Господи, пусть это убийство зачтется мне как акт самообороны и обороны моих клиентов!

Сквер — вот он, но уж больно место неприглядное. Все, что я могу сейчас для Сереги сделать, — выбрать местечко позеленее и почище. Пересекла сквер по проезду, развернулась в другую сторону, не спеша покатила по направлению к городскому парку, туда, где сегодняшним утром на дубовой аллее слушала лекцию господина Шадова.