Приключения капитана Кузнецова - Кулик Сергей. Страница 12

Но спустя полгода, к моему удивлению, письма стали приходить все реже и совсем короткие, потом и вовсе не стали приходить, а весною сорок первого года Ольга написала, что вышла замуж. Эта вторая рана была очень мучительной.

Потеряв всякую надежду найти себе верную подругу, я решил полностью отдаться науке и работой над книгами в уютных залах Ленинской библиотеки безуспешно лечил сердечную рану.

Когда Москва переживала тяжелые дни войны, удерживая фашистские полчища в тридцати километрах от стен древнего Кремля, я еще учился в летном училище. И не думал, конечно, что Ольга могла быть в Москве, но мысли о ней продолжали преследовать. Во время коротких прогулок я часто ловил себя на том, что ищу ее среди незнакомых женщин.

После войны я заехал в Николаевку к Тимофею Семеновичу, чтобы узнать хоть что-нибудь об Ольге. Старик встретил меня, как родного сына, а когда я спросил об Ольге, он притих, ссутулился и, вынув из кармана замусоленный платок, стал вытирать упрямые слезы.

От него я узнал, что во время блокады и в первый год оккупации Одессы Ольга оставалась в городе, а в следующее лето приехала в свою Николаевку, что недалеко от Одессы. Здесь она вела себя так, будто нет никакой войны, нередко сидела с немецкими офицерами в саду, шутила с ними. Вскоре одного из ее знакомых - гауптмана - нашли убитым в том небольшом лесу, где мы с ней провели памятную ночь после первой встречи. В селе начался переполох. Рядом с убитым офицером немцы нашли затоптанный в траве перламутровый гребешок. Этот гребешок в Николаевке был единственным, и его знали многие односельчане и даже офицеры. Ольгу схватили гестаповцы, а утром все жители села увидели ее повешенной среди зеленой улицы против окон школы. Через три дня ее схоронили вместе с умершей от горя матерью в школьном фруктовом саду.

Надо было прожить еще годы, чтобы забыть это горе.

И хотя во время аварии я потерял карту, но я ее так хорошо изучил перед вылетом, что точно знаю - ни этих гор, ни озера на карте нет и я являюсь их первооткрывателем. И если уж до сих пор мне не пришлось найти нового растения - Ольгиолу, то с радостью назову голубое озеро Ольгинским, а гору, у подножья которой я и веду эти записи, - Светлой горой. Итак, Ольгинское озеро у Светлой горы с Орлиным утесом.

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

К западному спаду горы я спустился сейчас же после боя с орлами. Скалы здесь заканчивались двадцатиметровым обрывом, за которым от самого озера начинался крутой подъем покрытого лесом увала. Между обрывом и увалом лежит небольшая площадка ровного, усеянного крупными камнями, но вполне доступного берега.

В стене скалистого обрыва, у самой береговой площадки, я нашел небольшую пещеру метра полтора глубиной и такой же высоты и ширины. Над входом в пещеру козырьком навис покрытый лишайником базальтовый выступ. Эта пещера может служить хорошим укрытием в ненастную погоду, из нее видна часть озера, заросший ельником и хвойной молодью западный берег. Там вдали, у изгиба берега, тянется неширокая падь, которая уходит к мари у моего шалаша и соленого водоема.

У пещеры из воды выступает шесть отшлифованных льдом и водою каменных глыб, когда-то сорвавшихся со скалы в озеро. Они так удобно расположены, что даже требовательному любителю клева лучшее место для закидывания удочек и искать грешно. Огорчило только то, что ни на дне пещеры, ни на ее стенках я не нашел никаких следов пребывания человека в ближайшие полсотни лет.

За полчаса я вынул из озера штук пять золотистых карасей, одного окунька и двух ершей. Потом вода слегка вздрогнула, зазыбилась, и клев вдруг прекратился. Сматывая удочки, я посмотрел на залитый заходящим солнцем береговой изгиб и понял причину появления зыби. В полукилометре от меня, мыча и фыркая, в озере купались три огромных лося. Через минуту к берегу спустился и смело зашагал в воду четвертый, потом пришли две комолые самки и еще… и еще… Так, не подходя близко друг к другу, в воде собралось целое стадо спасающихся от гнуса таежных великанов. Они купались долго и с наслаждением, потом окунали длинные горбоносые головы в воду вблизи берега, вытаскивали оттуда целую беремку корневищ прибрежных растений, не спеша отмывали добычу от грязи и, втянув в огромную пасть, деловито жевали и опять погружали головы в воду за свежей порцией лакомой пищи.

Забыв про рыбу, я не отрывал глаз от незнающих еще выстрелов и страха перед человеком сохатых. Только с наступлением темноты они по одному начали покидать озеро, уходя в тайгу по заросшему увалу. За увалом они разойдутся в разные стороны, на свои участки, чтобы завтра к вечеру опять встретиться здесь. Некоторым идти километров пятнадцать или больше, но лоси так любят купаться, что ни расстояние, ни трудный переход не помешают им прийти сюда еще.

Запах свежей рыбы напомнил об ухе. Но ее я мог сварить только в поллитровой жестяной консервной банке, а такое количество, конечно, не может удовлетворить аппетит человека, вот уже больше месяца не евшего горячей пищи.

Вспомнилась прочитанная статья в газете. Ученый-археолог сообщал, что в долине реки при раскопках им открыты несколько печей, сделанных древними жителями долины. Печи были круглой формы и напоминали современную русскую печь. Около них найдены черепки гончарной посуды. Значит в таких печах готовили пищу в глиняной посуде, которую без особого труда можно изготовить и в моих условиях. И хотя я не собираюсь жить здесь долго, но решил в ближайшее время заняться поисками подходящей глины и изготовлением гончарной посуды. А пока что придется пользоваться жестяной банкой.

На спокойном мирном озере я не увидел никаких признаков, которые подсказали бы, что самолет находится на его дне. Но, может быть, всплывшую смазку отогнало ветром к другому берегу, а горючее, если оно осталось и всплыло, могло за это время просто испариться с поверхности воды. Поэтому, завтра же надо начать обследование озера у Орлиного утеса.

На озеро спустился вечер. Черными силуэтами встали утесы, и из тайги в спину подуло ночной прохладой. Далеко-далеко, на почерневшей озерной глади засветился огромный пунцово-красный островок. Потом, вздуваясь, островок оторвался от глади и стал непривычно крупной, похожей на огромную ягоду клубники, луной. Где-то всплеснулась вода… крякнула утка и умолкла, чтобы не вспугнуть тишину и красоту летней ночи. От луны к моим ногам мириадами золотистых блестков по озеру потянулась искристая дорожка.

И эта чудесная луна и искристая дорожка были давно знакомы по Байкалу и Черному морю, по Феодосийскому заливу и картине Айвазовского; они несли покой и волновали сердце, располагали к мечтам и отдыху… Не хотелось зажигать костер и ложиться спать и я просидел до зари, так и не отведав ухи из свежей рыбы.

Закинув удочки на утренней зорьке, я глядел на поплав+ки, думая о предстоящих поисках самолета на дне теперь подернутого дымкой тумана спокойного озера. Вдруг слева послышался какой-то гул со стуком. Повернул голову и заметил, что зеленые вершины молодых сосен одна за другой вздрагивают от ударов. Эта дрожь узкой дорожкой спускалась все ниже и ниже, и через несколько секунд годовалым поросенком из обрыва шлепнулся в воду камень. Не придав значения столь обычному в гористых местах явлению, поворачиваюсь к своим поплавкам, но с горы опять загремело. Камень, стукнувшись о ствол, остановился на полдорожке. Вверху что-то заурчало, и сейчас же полетел вниз третий, за ним четвертый камень.

Хватаясь за стволы деревьев и побеги подлеска, согнувшись и на четвереньках, запыхавшись, выбрался на вершину безлесого нагорья. Останавливаюсь, чтобы перевести дух, но то, что пришлось увидеть, заставило позабыть усталость и все на свете.

Огромный косматый бурый медведь, шагах в двадцати, полулежа на животе с подтянутыми к переду задними ногами, передними лапищами рыл землю. Вот он вынул двухпудовый валун и, помогая мордой, толкнул его вниз по склону. Послышался гул катящегося камня и стук о стволы деревьев. Медведь, склонив голову на бок, прислушивался к грохоту и стуку. Его черные глаза глянули прямо на меня - по спине пробежала дрожь, руки похолодели. Но зверь не замечал или не придавал значения присутствию человека. Грохот закончился всплеском, медведь удовлетворенно хрюкнул и еще с большей силой принялся разгребать землю. Следующий валун застрял где-то между стволами, зверь сердито рявкнул и с бешенством швырнул в догонку новый. И кажется, что только сейчас он заметил виновника неудач своей утренней забавы: встал и не спеша пошел на меня.