Мой «Современник» - Иванова Людмила Ивановна. Страница 25

Гастроли были индивидуальными и групповыми. Мне очень запомнилась наша поездка в Тюмень. Ездили я, Никулин и артист Дьяченко – красавец-герой, он пел песни Высоцкого. Была зима, мороз сорок градусов. Гастроли прошли с успехом, а мне еще и удалось отовариться: в Москве тогда было плохо с продуктами, а в Тюмени – гораздо лучше. Мои спутники смотрели на меня с презрением, но у меня-то двое детей! Я купила четыре упаковки яиц и трехлитровую банку подсолнечного масла, а кроме того, раздобыла валенки 45-го размера для старшего сына, по талону, подаренному мне руководством города. Валенки я спрятала в клетчатый матерчатый чемодан, который от этого сильно разбух, чему тоже удивились мои спутники. Я бы выпросила валенки и для них, но в магазине был только 45-й размер, а у них нога меньше…

Как джентльмены, они взяли мои покупки, причем Никулин нес упаковки с яйцами, а Дьяченко – масло. Нужно было пройти по аэродрому к самолету, автобуса почему-то не дали. Был гололед, они балансировали, а руки заняты – идти нелегко. Никулин вообще был обут в легкие туфли на скользкой подошве. А я только причитала: «Мальчики, осторожнее!» Представляю, как они меня внутренне проклинали, но мы все-таки добрались до самолета, ничего не разбив. А у трапа стояла очередь на посадку, причем люди везли клетки с певчими птицами – они ехали на выставку. В самолете поставили клетку на клетку, ящик на ящик, а сверху – наши яйца. Красавец Дьяченко делал вид, что он вообще не с нами. А мы с Никулиным хохотали.

На гастролях Гафт часто жил в одном номере с Никулиным. Гафт – человек непьющий, спортивный, всегда ложился спать вовремя и очень страдал от того, что Никулин приходил поздно и шумел. Однажды он решил его проучить, и когда в очередной раз открылась дверь и в номер, шатаясь и бормоча, вошел сосед и повалился на кровать, Гафт вскочил и начал молотить его кулаками. А в ответ послышалась бессвязная немецкая речь. Когда Гафт зажег свет, выяснилось, что на кровати вовсе не Никулин, а заблудившийся нетрезвый немец, перепутавший номер. Пришлось Гафту извиняться и выпроваживать незваного гостя. А Никулин пришел еще позже!

Летом 1965 года мы с мужем решили подработать. Жили мы тогда очень скромно, поэтому с большим удовольствием приняли приглашение Людмилы Гурченко поехать с ней на гастроли: Тамбов, Донецк, Херсон. В нашей группе был ансамбль под управлением Гранова, Люся была солисткой, пела песни из кинофильмов и даже исполнила мою песню «Улица Горького». Мы с Гурченко играли сцены из спектакля «Старшая сестра», Люся – старшую сестру, я – младшую. С нами был еще актер и помощник режиссера Всеволод Давыдов, очень порядочный человек, но пьющий. Он играл скетч «Укушенный», очень смешно. Мой муж, Валерий Ми-ляев, поехал с нами в качестве радиста. Позже к нам присоединился артист Игорь Васильев, который должен был играть Володю в «Старшей сестре».

Конечно, мы получали небольшие деньги, но были совершенно счастливы, потому что путешествовали, приближались к югу и смогли после гастролей отдохнуть неделю в Ялте.

Васильев почему-то задержался в Москве, приехал в Тамбов на день позже, и первый концерт нам пришлось играть без него. Роль у него была небольшая, но без нее никак нельзя, и Гурченко уговорила моего мужа выйти на сцену. У него даже не было пиджака, зато был большой свитер, который я ему связала. По роли жених Володя – очень стеснительный человек, мой муж – тоже. На сцене он тянул свитер вниз и к концу сцены дотянул его почти до колен. Он имел огромный успех, хотя сыграл всего один раз. После концерта прибежавшие за кулисы поклонницы Гурченко в восторге говорили, что все играют замечательно, но особенно жених Володя – точно по системе Станиславского!

Не помню, как мы работали в Донецке, помню только, что город этот очень чистый, там много цветов, особенно роз. Когда поездка закончилась, уже в Херсоне мы купили билеты на самолет в Ялту, пришли на аэродром и увидели Севу Давыдова в черном концертном костюме, абсолютно пьяного. Он сказал, что у него украли все вещи и деньги. Что делать, не бросать же его! Мы крепко взяли его под руки и повели в самолет. Удалось!

В Ялте мы сразу отправились в Дом творчества актеров, а Сева пошел на пляж, лег на скамейку в своем черном костюме и заснул. Это было просто дикое зрелище: жара 35 градусов – и абсолютно одетый человек, спящий на скамейке на пляже. Кто пугался, кто смеялся. Мы собрали деньги на билет и на следующий день отправили его в Москву. Так он отдохнул на море.

В советское время в райкомах существовала комиссия по выезду за рубеж, в которую входили и пенсионеры-коммунисты, которые беседовали с теми, кто собрался за границу. Я как член партбюро ходила с отъезжающими на такие беседы.

Однажды пошла с Ниной Дорошиной. Нина незадолго до поездки лежала в больнице и очень любила об этом рассказывать. Но я попросила ее о болезнях не говорить. А в это время в стране повысили цены на мясо. И члены комиссии ее спрашивают, улыбаясь (очень она им понравилась, такая очаровательная):

– Нина Михайловна, как вы думаете, почему у нас повысились цены на мясо?

– Повысились? А я и не заметила. Я в… – она, видимо, хотела сказать «в больнице лежала», но я наступила ей на ногу.

– А-а… Повысились…. Я так думаю, что на периферии у нас мяса мало, а в Москве есть. Цены повысились, и теперь в Москве будут покупать меньше мяса, а остатки отсылать на периферию.

Члены комиссии засмеялись: какая милая, наивная!

– Людмила Ивановна, вы проработайте с подругой этот вопрос!

И ее пропустили.

А вот Андрея Мягкова не хотели пускать за границу. Его спросили:

– Вы читали сегодняшние газеты?

– Читал, – говорит Андрей.

– Расскажите нам…

Не успели они договорить, а он:

– А вы читали? Так что же я вам буду рассказывать? Вы читали, и я читал.

И как они его ни убеждали, он стоял на своем. Его «завернули», и целый месяц мы боролись за то, чтобы его пропустили. А он был строптив: «Не буду им ничего рассказывать!»

В 1965 году у нас были необычные гастроли в Саратове. Режиссер Егиазаров предложил Ефремову сценарий, главную роль и должность сорежиссера в фильме «Строится мост». Причем для Егиазарова это была первая режиссерская работа – до этого он был оператором. Ефремов, который считал, что театр должен быть монолитным коллективом – и жениться надо внутри коллектива, и отдыхать вместе, – решил, что в фильме сняться тоже должны все. В Саратове в это время строился мост через Волгу. С двух берегов навстречу друг другу вырастали новые пролеты. Ефремов сказал: «Будем сниматься все, одновременно с гастролями в Саратовском театре».

И действительно, снимались не только артисты, но и работники театра – завтруппой, администратор, рабочие сцены. Ефремов играл журналиста, приехавшего на стройку, положительного, очень умного героя. И опять мне вспоминается его графическая фигура – вездесущая, серьезная.

Очень интересно играли еврейскую пару Волчек и Евстигнеев, причем сцену в постели они играли в тот момент, когда в жизни разводились. Волчек играла с огромным юмором – я считаю, что это одна из самых удачных ее ролей в кино (еще я очень люблю ее работу в «Дон Кихоте», о которой уже не вспоминают). Я играла бригадиршу, которую судили товарищеским судом за матерную брань. А я оправдывалась: «Все время за мужика работаю – вот и огрубела».

Лилия Толмачева вспоминала свою молодую любовь с журналистом-Ефремовым. Татьяна Лаврова играла гулящую бабу; очень мудрого начальника стройки – Владимир Заманский. Это удивительно благородный артист, в театре он был нашей «совестью». Он играл Ильина во второй редакции «Пяти вечеров» и главного милиционера в «Двух цветах», дружил с Валентином Никулиным, но в «Современнике» работал недолго. Зато много снимался.

Было много романов, как это бывает на гастролях. Нашей общей бедой стал развод Евстигнеева с Волчек. Я восприняла это как свою беду, так как дружила с ними обоими. Но Евстигнеев увлекся молодой актрисой Лилией Журкиной, которая, как говорят, завлекла его «на спор».