Крысы (сборник) - Герберт Джеймс. Страница 106

Калвер усмехнулся и сказал:

— Видимо, Дили, вы не слишком прилежно учились.

Их диалог был непонятен окружающим. Еле сдерживаемое обоими напряжение передалось всем. Первым вмешался в разговор Фарадей:

— О чем говорит этот человек, Дили? Какие твари?

Ответила ему доктор Рейнольдс. Она сняла очки, протерла их салфеткой и так же бесстрастно, как только что о лучевой болезни, сказала:

— Недалеко от аварийного входа в убежище на Дили, Калвера и мисс Гарнер напали крысы. Судя по их рассказам, животные были необычайных размеров и чрезвычайно агрессивны. Они нападали на людей, пытавшихся спастись в туннелях, и пожирали их.

Фарадей помрачнел и, взглянув на Калвера, спросил:

— Что значит необычайно большие? Какие они?

Калвер раздвинул руки, как хвастливый рыбак, и ответил:

— Ну, я не знаю, размером они скорее напоминают собаку.

В комнате снова воцарилось молчание. Люди оцепенели от страха перед еще одной опасностью.

— И все же, я думаю, — не сдавался Дили, — что они больше не представляют для нас угрозы. К тому времени, когда мы покинем убежище, большинство из них погибнет.

Калвер с сомнением покачал головой, но ничего не успел сказать. Словно прочитав его мысли, доктор Рейнольдс обратилась к Дили:

— Нет, мистер Дили, это не так. Вы, вероятно, забыли о том, что некоторые представители животного мира обладают повышенной устойчивостью к радиации. В том числе и крысы.

Она надела очки, тяжело вздохнула и продолжила, с трудом произнося каждое слово:

— Если эти крысы — потомки черных крыс, терроризировавших Лондон несколько лет назад, а судя по вашим описаниям, это именно так, они не только не пострадают от радиации, но, напротив того, она будет способствовать их дальнейшему росту.

Глава 7

Климптон внимательно прислушался. Снова этот странный звук, будто кто-то скребется в темноте. Он подождал какое-то время. Было тихо. Звук не повторился. Может быть, просто нервы сдают. Климптон почувствовал, что все тело онемело от напряжения. Он попытался выпрямиться, но в этом маленьком закутке не мог даже просто вытянуть ноги. Он слегка пошевелил мышцами на спине, пытаясь избавиться от боли, сковавшей все тело. Боль была такой резкой, что он чуть не застонал, но сдержался, чтобы никого не разбудить. Его часы показывали 23.40. Стало быть, ночь. Здесь, в этой тесной тюрьме, куда они сами заточили себя, спасаясь от взрыва, день ничем не отличался от ночи.

Он даже уже не мог определить, сколько времени они здесь проторчали. Два дня? Три? Неделю? Нет, нет, вряд ли так долго. Не может быть. Или может? Когда ничего не происходит и неподвижно сидишь на одном месте, время тоже как будто останавливается. Но все же что его разбудило? Этот странный звук или крик Кевина? Он теперь часто кричит во сне. Бедному ребенку, наверное, снятся кошмары.

Климптон достал из кармана рубашки маленький фонарик и включил его. Ему очень хотелось зажечь большую лампу, висевшую на крюке прямо над его головой, но нужно было беречь батареи. Никто не знал, сколько им еще предстоит проторчать здесь. Свечи тоже надо было беречь. Он направил луч света на сына. Ребенок спокойно спал. Рот его был слегка приоткрыт, и только грязные потеки на лице мальчика свидетельствовали о том, что нормальный жизненный уклад нарушен. Он чуть отвел фонарь в сторону и увидел другое лицо. Старая, сморщенная серая кожа, напоминавшая пергаментную бумагу. Рот бабушки тоже был приоткрыт, но в черном глубоком провале ее рта было что-то пугающее. Она тяжело дышала, и казалось, что каждый выдох уносит мгновение ее жизни. А лежащий рядом ребенок ловит их на лету, втягивая в себя короткими неглубокими вдохами. Климптон уловил что-то символическое в открывшейся ему картине — жизнь не может исчезнуть навсегда, она переходит от одного живого существа к другому.

— Айан! — донесся до Климптона сонный голос жены.

Он направил на нее фонарик. От света она зажмурила глаза.

— Случилось что-нибудь? — шепотом спросила Сиан.

— Да нет, вроде все в порядке. Просто мне показалось, что я слышу снаружи какой-то странный шум. Будто кто-то скребется.

Она повернулась к нему, поуютнее устраиваясь в своем спальном мешке.

— Должно быть, это Кэсси, — пробормотала она, засыпая. — Бедная собака.

Сиан уснула прежде, чем он успел выключить фонарь. В этом не было ничего удивительного: с тех пор как они укрылись в своем импровизированном убежище, она так же, как и он, спала урывками и очень чутко.

Айан Климптон сидел в темноте под лестницей, ведущей наверх, внимательно вглядываясь в темноту и прислушиваясь к каждому шороху. Темнота была наполнена разнообразными звуками. Сверху доносились отдаленные взрывы, грохот рушащихся построек. Иногда ему казалось, что звуки проникают в подвал и снизу, как бы из-под земли. Это было похоже на шум поезда. Однако Айан был уверен, что этого не может быть. Он почти не сомневался, что не только наверху разрушено почти все, но и подземные сооружения пострадали ничуть не меньше, и уж, во всяком случае, поскольку отключена электроэнергия, поезда метро, безусловно, не ходят.

Айан гордился тем, что ему удалось спасти свою семью. Он вспомнил, как Сиан посмеивалась над ним, когда он штудировал выпущенную министерством внутренних дел брошюру о том, как выжить в ядерной войне. По правде говоря, он не может объяснить, что побудило его отнестись к этой брошюре с таким вниманием. Поначалу, вытащив ее из почтового ящика и пролистав почти не глядя, он хотел тут же выбросить ее в мусорную корзину. Но что-то удержало его. Он отнес ее в свой кабинет и поставил на полку с книгами. Скорее всего, это было чисто механическое действие: авось когда-нибудь пригодится. Позже, когда возникла напряженность на Ближнем Востоке, он изучил эту инструкцию.

Министерство внутренних дел рекомендовало домовладельцу оборудовать убежище в своем собственном доме: в подвале или в кладовке под лестницей. В доме у Климптонов было и то, и другое — и подвал, и кладовка под лестницей. Он, конечно, не дошел до того, чтобы замазать известкой окна в доме, даже когда кризис достиг критической точки. Не хотелось все-таки сделаться посмешищем в глазах соседей. Но внутри дома, вдали от посторонних глаз, он постепенно оборудовал убежище. Перенес вниз, в подвал, консервы, которые обычно хранились в кладовке, приготовил два пластиковых ведра для санитарных нужд, сделал запас воды, сложил спальные мешки и постельное белье в кладовке так, чтобы их сразу можно было найти и перенести в подвал, как только зазвучит сигнал тревоги. Купил несколько фонарей, лампу, свечи и сделал запас батареек. Приобрел также переносную плиту, оборудовал аптечку первой помощи, перенес в подвал журналы, книги, комиксы для Кевина, туалетную бумагу. В общем, все необходимое. Конечно, он не привел подвал в надлежащий порядок, не вынес отсюда старые, ненужные вещи, такие, как драный матрац, который Бог знает сколько провалялся здесь, внизу. Он не заделал маленькое окошко в подвале, и, разумеется, когда прозвучала сирена, у него уже не было на это времени. Но все же благодаря его приготовлениям им удалось пережить самый страшный момент. По крайней мере, они не метались в панике по улице, как многие их соседи.

Конечно, надо было построить в подвале настоящее кирпичное убежище, укрепить потолок, всегда держать ванну и раковину наполненными водой. Да мало ли что еще можно было сделать для большей безопасности. В конце концов, он мог увезти свою семью в Шотландию.

И все же Климптон был доволен собой. Он выполнил свой долг. Не многие мужчины сделали больше. И, самое главное, они все были вместе. И это тоже его заслуга. Климптон принадлежал к новому поколению бизнесменов. Свой офис он оборудовал дома, у себя в кабинете. Главным орудием его труда был компьютер. Стоило нажать на клавишу, и он мог связаться с любым офисом интересующей его компании в любой части света. Он был совершенно независим и очень дорожил своей свободой. Никаких конторских интриг, никаких деловых поездок, никакого пресмыкательства перед боссом. И все это вместе означало, что он мог уделять достаточно много времени своему сыну Кевину.