Крысы (сборник) - Герберт Джеймс. Страница 118

Она извивалась всем телом, била его локтями, но, убрав руку, зажимавшую ей рот, он стиснул ее горло так, что она перепугалась насмерть.

— Пожалуйста, не надо... — прошептала она еле слышно, сдавленным голосом, — пожалуйста... не убивайте меня.

Мужчина будто не слышал ее слов. Он не ослабил руку, сжимавшую горло, а другой рукой жадно шарил под ее свитером. Вот его пальцы обхватили напрягшийся сосок, и он стиснул его с такой силой, что Шэрон застонала от боли. Ее стон лишь сильнее возбудил мужчину. Он стоял, прислонившись спиной к стене, тесно прижав к себе Шэрон так, что ее голова упиралась ему в грудь. Шэрон продолжала отбиваться. Делая последние усилия, чтобы вырваться из его объятий, она ударила его головой в челюсть и услышала, как он стукнулся головой о стену. Видимо, удар был настолько сильным, что мужчина взвыл от боли и наконец ослабил свою хватку.

Шэрон выскользнула, сбросив с себя его руки, споткнулась обо что-то, упала на спину, быстро перевернулась, встала на колени и, держась рукой за стену, отползла подальше. Их окружала полная темнота, усугублявшая и без того ужасное положение, в котором она оказалась. Ее пальцы нашарили край писсуара. Уцепившись за него, она резко поднялась и бросилась вперед, туда, где должен был быть выход из туалета в фойе. Но в этот момент мужчина настиг ее и повалил на пол, распластавшись сверху и лишив возможности двигаться. Он намотал на руку ее волосы, потянул ее голову вверх, затем резко отпустил, и она ударилась лбом и носом о кафельный пол. От удара все поплыло у нее перед глазами, и, хоть руки еще продолжали слабо колотить по его телу, она поняла, что сопротивление бесполезно.

Шэрон чувствовала его прерывистое горячее дыхание и чуть не задохнулась от отвращения. Он резко повернул ее к себе лицом, и она стала царапать его ногтями. Мужчина снова ударил ее и стянул с нее свитер. Она с ужасом почувствовала, что лежит перед ним обнаженная, хотя в кромешной тьме туалета они не видели друг друга. Шэрон начала кричать и биться. Он ударил ее кулаком по лицу, нетерпеливо стягивая с нее джинсы.

Никто из них не услышал, как что-то скребется возле двери туалета.

Мужчина вцепился зубами в ее живот, он кусал Шэрон, оставляя на ее коже липкий след от слюны. Найдя губами ее соски, он начал кусать их. Шэрон кричала от боли и омерзения. А он, справившись наконец с “молнией” на джинсах, резко рванул их, ткань треснула, и Шэрон поняла, что больше ее ничего не защищает от насильника. Она попыталась стиснуть бедра, но его нога раздвинула ее колени. Больше между ними не было преград. Шэрон снова закричала от боли, отвращения и обиды, когда его грубые пальцы проникли в нее.

А в это время в темноте возле двери, ведущей из фойе в туалет, происходило что-то странное. Дверь медленно отворилась под натиском черных щетинистых тел. Гладкие, горбатые, припадая к полу, они один за другим просачивались в образовавшуюся щель, влекомые и взбудораженные запахом свежей сладкой крови. Они напирали друг на друга, спеша поскорее полакомиться. Даже те, кто глодал разлагающиеся трупы, сорвав прикрывавшую их ткань, устремились туда же. Общее возбуждение передалось им, они поняли, что где-то рядом их ждет любимое, ставшее теперь таким доступным лакомство — живая, свежая, влажная, трепещущая человеческая плоть.

Мужчина резко поднялся на колени, придавив ее ноги, не давая ей возможности двинуться с места, и начал неистово рвать свою одежду. Она слышала, как трещит ткань и летят пуговицы. Одним движением он сбросил с себя трусы и брюки. Он был возбужден до предела. Полная темнота не мешала ему, мысленно он видел распростертую перед ним обнаженную девушку, и каждое прикосновение убеждало его в том, что это действительно так.

Шэрон закрыла глаза, словно стараясь таким образом оградиться от того, что происходило. Она слизывала языком кровь, которая текла по ее лицу, и вдруг почувствовала дуновение ветра, от которого зашевелились ее волосы. “Откуда это?” — отстраненно подумала она, но все мысли заглушало его почти животное хрюканье и безобразное сопение. Почувствовав прикосновение его теплого влажного члена к своему животу, Шэрон застонала. Ее тошнило от омерзительного дыхания. Она оцарапала щеку о его отвратительную щетину и в последней отчаянной мольбе прошептала:

— Пожалуйста, не надо...

Она была почти в беспамятстве, и только где-то в отдаленном уголке ее мозга, где еще билось сознание, на какой-то миг возникла странная, парадоксальная мысль: что, собственно, ее так напугало, какое это имеет значение после всего, что случилось, — погибли сотни, тысячи, а может быть, миллионы людей. Почему ее жизнь и ее тело должны уцелеть? Тем не менее ответ на этот вопрос был для нее совершенно очевидным — потому что это ее тело! Они могут погубить весь этот проклятый мир, но ее тело принадлежит ей. Оно священно!

Когда его член проник в нее, Шэрон с какой-то неожиданной силой схватила мужчину за волосы и стала царапать ногтями его лицо. Она подавила тошнотворный спазм, когда обломанный ноготь указательного пальца, пробив какую-то твердую оболочку, погрузился во что-то мягкое, податливое, липкое.

Он отпрянул от нее и завыл от боли. Девушка поспешно отдернула руку, а мужчина почувствовал, как его превратившийся в бесформенную массу глаз вывалился из глазницы. Глаз болтался у него на щеке, поддерживаемый тонкими нитями мышц. Он хотел рукой подхватить его, попытаться что-то сделать...

Но крыса опередила его. Ее острые зубы легко перегрызли мышцы, и глаз мгновенно исчез за быстро сомкнувшимися челюстями. После этого она жадно воткнула свою острую морду в пустую глазницу, алчно упиваясь его кровью.

Шэрон думала, что дикие крики мужчины вызваны болью, которую она ему причинила. “Кажется, я выдавила ему глаз”, — с ужасом подумала она, но все равно, кроме ненависти, это животное не вызывало в ней никаких чувств. Она изо всех сил пнула его ногой, не подозревая, что бьет другое тело, извивающееся возле нее. Рыдая и прижимаясь спиной к гладкому полу, она быстро натянула джинсы. В этот момент что-то острое вонзилось в ее ногу. Она подумала, что это он снова укусил ее, и изо всех сил ударила его другой ногой. Он отпустил ее. Она с трудом поднялась, держась за писсуар, и, ничего не видя в темноте, бросилась к двери, моля Бога, чтобы та оказалась в этом направлении. Дикие, нечеловеческие вопли мужчины заполнили все помещение, отдаваясь от стен и потолка... Но она не чувствовала никаких угрызений совести. Ее собственные рыдания и крики заглушили писк и шорохи крыс, окружавших ее со всех сторон. Шэрон споткнулась обо что-то, в недоумении подумав, что это ноги мужчины, хотя он остался где-то позади. Чуть не упав, она ударилась головой о дверной косяк, мимоходом удивившись, что дверь открыта. Ею владела одна мысль, одно желание: поскорее добраться до безопасного зала кинотеатра, где есть люди, которые защитят ее, где Маргарет наверняка проснулась и, быть может, уже идет ей навстречу. Сейчас они обнимут друг друга, и Маргарет утешит ее, как когда-то делала мама, когда Шэрон была маленькой и беспомощной.

Наконец она выскочила в фойе и только сейчас обратила внимание на каких-то ужасных животных, копошащихся у нее под ногами. Они заполонили все фойе. Ковра не было видно под черной щетиной их тел.

— Господи, что это? — в страхе вскрикнула Шэрон, чувствуя дикую боль в ногах, будто в них одновременно вонзилось несколько острых игл. Неожиданно Шэрон увидела свет, пробивавшийся из открытых дверей зала кинотеатра. Оттуда тоже доносились жуткие крики. Наверное, люди проснулись, увидев, как в зал втекает эта зловещая черная живая река.

Шэрон, спотыкаясь о путающихся под ногами животных, бежала вместе с ними к залу, полностью потеряв контроль над собой, уже совершенно не соображая, что надо делать, будто попала в водоворот, из которого уже никак нельзя выбраться.

На верхней ступеньке лестницы, ведущей в кинотеатр, Шэрон упала, и тут же челюсти одной крысы впились в ее запястье, другая, забравшись ей на спину, вонзила зубы в нежную шею девушки. Крысы рвали на куски прекрасное и неприкосновенное тело Шэрон, но она уже ничего не чувствовала: ни боли, ни страха, ни сожаления.