Гаяна - Аматуни Петроний Гай. Страница 56

Все здесь кажется нереальным из-за отсутствия теней. Все незнакомо. Я вошел в какое-то серое пятно и только потом догадался, что это тень от облака, плывущего низко над водой.

Пошли места помельче. Здесь греются на солнце сотни огромных крабов. Они лениво отрывают куски длинной стеблевидной водоросли и суют вкусные кусочки в рот, подталкивая их сильными клешнями.

Мотор работает так тихо, что не заглушает писка, скрипа, кваканья. Все эти звуки мне давно знакомы. Но вот раздался какой-то необычный, металлический звук, и я нажал тормозные педали.

Сперва я увидел густое бурлящее облако тины. Потом в этом месте мелькнули щупальца осьминога. А когда муть немного рассеялась, перед моим иллюминатором оказался человек в белом водолазном костюме, в прозрачном шарообразном шлеме на курчавой длинноухой голове. Я узнал Мауки!

Юноша так был поглощен борьбой с молодым осьминогом, что не заметил аквалета, тем более что на зеркальной поверхности моей машины отражались рыбы и водоросли. Он могучим усилием оторвал от скалы щупальца осьминога и устремился с добычей кверху.

Я не отстаю от Мауки, едва не наступаю ему на пятки. Юноша вышел на берег и потащил за собой осьминога. Хищник меняется в окраске, раздувается, как жаба, выпучивает от злости глаза, но Мауки, словно сказочный Геркулес, поднимает его над головой и с размаху бьет о камни. Затем, не давая осьминогу опомниться, засовывает руку в отверстие в нижней части брюха и рывком вытягивает наружу внутренности. Потом он еще несколько раз бьет о камни уже пустым осьминогом (и прячет свою добычу.

Эта борьба была нелегкой, и юноша устал. Скорее в воду - самую мягкую в мире постель! Он плашмя лег на гладкую поверхность океана, разбросав руки и ноги, и медленно пошел ко дну.

Я по-прежнему рядом. Юноша почувствовал легкое дуновение воды и, повернув голову, увидел в зеркалите свое отражение.

Нажав кнопку на приборной доске, я превратил поляризованный зеркалит в обычный, прозрачный, плексиглас.

Представьте себя на месте юноши: сперва вы смотритесь в зеркало под водой, а потом перед вами возникают в пространстве просто так, из ничего, детали какой-то машины, трубки провода, приборы.

Узнав меня, Мауки в ужасе отшатнулся, сделал какое-то хватательное движение на груди, тело его вытянулось, и он пулей помчался вдоль берега. За его плечами вились прозрачные водяные жгуты: водолазный костюм островитянина имел реактивный двигатель!

Я немедленно увеличил обороты, стараясь догнать его, но тщетно. Развил предельную скорость, а расстояние между нами почти не уменьшилось. Мауки вдобавок располагал и большой маневренностью. За одним из бесчисленных поворотов он нырнул в подводный грот; дно в нем курчавилось тонкой взвесью ила.

Я остановил машину у входа и включил фары: грот уходил вверх суживающимся рукавом. Потревоженная рыбешка металась в ярких лучах света, к своду пещеры прицепилось несколько омаров, крошечный кальмар торопливо зарывался в песок, а Мауки не было.

3

У Василия Ивановича Гириса таинственно исчез фотоаппарат… Строго выполняя приказание руководителя экспедиции, биолог выходил на берег только в самой пустынной части острова. С аквалангом за спиной он ползал по скалам шельфа, собирал водоросли, морских животных. Вот и тогда, собрав несколько интересных ракушек, Гирис облюбовал крошечную скалистую бухту с ровным дном, естественным песочным пляжем и решил искупаться. Он хорошо помнил, как снял снаряжение и повесил фотоаппарат на ближайший куст. Побарахтавшись в воде, биолог лег на горячий песок отдохнуть.

- Я думаю, что не спал совсем, - предположил ученый, рассказывая нам о своих приключениях, - а когда стал готовиться в обратный путь, то не нашел фотоаппарата.

Пропал фотоаппарат. Это известие, словно острый нож, разделило наш маленький коллектив на две части, неравные по количеству и темпераменту. Инженер Баскин внес предложение отправиться на Отунуи.

- Пресечем зло в самом его начале! - угрожающе поднял он мизинец.

- А если Василий Иванович просто потерял фотоаппарат? - спросил рассудительный кок.

- На острове? - усмехнулся Филипп Петрович.

- Разве вещи теряют только на Невском проспекте? - возразил профессор Егорин.

- Да, не нравится мне эта история, - резко сказал Венев. - Надо идти к островитянам!

- Или поискать, - предложил я.

- Хорошо, поищем, - подвел черту Александр Иванович. Добраться до берега на легкой надувной лодке было делом нетрудным. Кок правил, я сидел за моториста, профессор осматривал местность в бинокль, а биолог тер переносицу, стараясь припомнить, спал он на пляже или бодрствовал.

- Курс правильный, Василий Иванович? - спросил кок.

- Что? Ах да, да… разумеется. Впрочем, если вы подвернете влево градусов на сорок… Вероятно, так. Попробуем.

Александр Иванович недовольно глянул на коллегу, но промолчал.

- Здесь? - спросил Саша, разворачивая лодку бортом к берегу.

- Да-да, благодарю вас. А скажите, можно проехать вон туда, метров сто-двести?

- Проехать - нет, а проплыть можно, - все еще сохраняя спокойствие, кивнул Саша.

Через полкилометра Василий Иванович протер пенсне кусочком замши и стал уже тревожнее всматриваться к очертаниям берега.

- А что бы вы сказали, милейший кок, если бы я попросил вас проехать… нет, пройти, виноват, проплыть от нашей исходной, так сказать, точки А метров сто-двести в другую сторону?

- Пока я не дошел еще до своей точки, - с холодной любезностью ответил Перстенек, - вы можете приказывать, как вам угодно!

Профессор демонстративно молчал, а я, не желая сеять раздор, сделал вид, что меня это не касается, и стал замерять линейкой, сколько осталось горючего в маленьком, как дамская сумочка, бачке.

Нам попадалось, по крайней мере, с десяток укромных бухточек, но Василий Иванович смущенно смотрел то на скалы то на нас, то на облака.

- Уж не вверху ли вы отсыпались? - сердито спросил Александр Иванович, перехватив его взгляд.

- Во-первых, я не уверен, что мне удалось вздремнуть, - совсем смутился Василий Иванович. - Во-вторых, мне показалось, что вы немного раздражены. Между тем как только уравновешенность…

- Ну хорошо, - согласился Егорин, - допустим. Хотя я убежден, что совершенно спокоен! Но, скажите на милость: сколько мы еще будем здесь челночить? У меня уже в глазах рябит.

- Но я, ей-богу, не виноват, - пытался разрядить обстановку Гирис. - Errare humanum est. [4]

- Охотно принимаю вину на себя, - уже едко продолжал Егорин. - Охотно! Вы убедили меня, что наблюдательность - ваша стихия.

- Ур-р-ра! - закричал вдруг Перстенек. - Вижу! Мы все повернулись к берегу: в расщелине скалы на кусте висел фотоаппарат.

4

- Теперь вы должны убедиться, Александр Иванович, что я был прав. А вы пытались меня…

- Уважаемый Василий Иванович, если я и пытался, то лишь взять вину на себя из уважения к вам. И если вы сомневаетесь в моем…

- Драгоценнейший Александр Иванович, я никогда, осмелюсь вам заявить, никогда не сомневался, ибо сам отвечал вам тем же.

- Я тоже полагаю, что всегда вижу в вашем лице подлинного друга.

- Нет ничего утомительнее вежливости, - шепнул мне Саша и обратился к ученым: - А не сходить ли мне, товарищи, в этот лесок за дичью?

- Приветствую такое решение, - оживился биолог, - и прошу взять меня в компаньоны.

- Возьмите, возьмите, - поддержал Егорин, - Василий Иванович много лет занимается классификацией фауны и будет недурным помощником.

- Неплохо бы и стрелять метко, - замялся Саша.

- Вы изволите сомневаться во мне?! - воскликнул Гирис. Тут из леса вылетела большая серая птица и направилась в нашу сторону. Она летела как-то странно: не махала крыльями, а быстро-быстро покачивала ими из стороны в сторону.