Гаяна - Аматуни Петроний Гай. Страница 84

- А теперь, - сказал Шелест, когда мы собрались в кабине управления, - начнем определять место ракеты.

Определить место звездолета… Это не то, что определить место самолета даже в полете в облаках. Там кто-то из экипажа непрерывно наблюдал за полетом - здесь мы все дружно проспали пять лет! Там уйма приводных радиостанций, пеленгаторов и локаторов, есть полетная карта, измеренная и проверенная тысячи раз, - здесь карта Галактики лишь приблизительная, никаких диспетчеров, помогающих тебе со стороны, а ксаны разбросаны друг от друга на миллиарды километров.

Первым делом мы проверили галактический курс - Кибернетика успокоила нас: за все прошедшие пять лет не было ни одного существенного - и неисправленного! - отклонения.

Затем - скорость, так сказать, по прибору.

И наконец - время. Обычное в земном исчислении, хорошо знакомом нам. Его мы «везли» с собой в бронированном контейнере: самонастраивающиеся часы - целый кибернетический комплекс.

Осталось найти пройденное расстояние по расчетному месту нашего пребывания в космосе, и тогда истинная путевая скорость также будет определена.

Недельки две спустя расчеты готовы: учтены все поправки автоматики в движении корабля за пять лет.

- Неплохо, - сказал Евгений Николаевич. - Недурственно. Арифметика оказалась на должной высоте и в космосе: нам лететь еще немногим более ста четырнадцати лет… Так-с… Приступим теперь к новому определению места ракеты, но уже только по небесным светилам, сиречь звездам.

- Звезды - основной капитал Вселенной, - подхватил Боб. - Их здесь чертова уйма, и я готов вам помочь, если…

- Благодарю вас, милейший Хоутон, - церемонно раскланялся Глебов. - Из этой чертовой уймы мы отберем десяток (для первого раза!). Но вы что-то хотели сказать… Если?..

- Если, любезнейший Евгений Николаевич, я смогу справиться.

- Вы забываете о нашем гениальном друге… - Глебов лукаво посмотрел в мою сторону. - Пересчитывать колючки - его страсть, а числа есть числа!

Это уже был намек. Дело в том, что на Земле я оставил весьма приличную коллекцию изумительных по красоте кактусов, этих подлинных шедевров земной природы!

- Мы будем с тобой дублировать их наблюдения и вычисления, - примирительно произнес Шелест, поло - жив руку на мое плечо. - Так точнее будет.

- Слушаюсь, командир, - ответил я, приступая к настройке своего телескопа.

Некоторое время спустя Глебов раздал нам задания, и началась скучная утомительная работа-испытание нашей выдержки, наблюдательности и сообразительности.

Более месяца я не прикасался к рукописи. Расчеты, проверка, огорчений, снова расчеты, - в общем, было не до дневника. Определение места ракеты (уже действительного, а не расчетного!) привело нас к такому неожиданному результату, что у всех опустились руки. Получилось, будто мы так далеко умчались от своей Земли, что до Гаяны оставался всего год полета, вместо ста четырнадцати лет!!!

- Но ведь это же нелепо, - устало сказал Хоутон. - Как быть? Я спрашиваю: как быть?

- Не терять равновесия, - недовольно ответил Шелест.

- Прости, командир! - кипятился Хоутон. - Я хладнокровен, как тысяча лягушек! Но согласись, что даже на самом идеальном спокойствии невозможно залететь так далеко в какие-то жалкие пять лет… Разве это не так?

- Я попросил бы приберечь слово «невозможно» для более удобного случая, - невозмутимо вставил Глебов.

- Позвольте, Евгений Николаевич, - не унимался Боб, - мы делали все по вашей программе, но… Как это говорится по-русски? Ага!.. Воз и ныне там!

- Будем справедливы: «воз» как раз не там, где ему положено быть по времени его движения, - спокойно заметил Шелест.

- А может быть, - предположил я, - наши часы вышли из строя и кибернетика разбудила нас не через пять, а через сто с хвостиком?..

- Мой бог! - воскликнул Хоутон. - Затеряться в космосе без хронометра?!.

Атом беспокойства заметался во мне: шутка сказать, занесло нас черт знает куда, мы не имеем не только детальной, но даже общей ориентировки, да еще не уверены в бортовых часах, без которых немыслим точный расчет никакого полета!

Шелест понимает наше состояние - ему труднее: он командир.

- И все же, - рассудительно говорит он, - расчеты для меня убедительнее эмоций. Мы можем внутренне верить им или не верить - это условно. Прошу… Как бы сказал Маяковский в данном случае, Евгений Николаевич?

- «Стать на горло собственной песне», - мгновенно подсказал Глебов.

- Верно. Так и поступим. Если расчеты правильны, то дней через восемь Мы войдем в Зону гаянской ксаны номер тридцать три. Вот тогда и запеленгуемся точнее.

- Превосходная идея, командир! - воспрял духом Боб.

- А пока, в порядке подготовки к встрече с нашими собратьями, Боб займется уроками гаянского языка: мы рассчитывали на большее время, теперь же - кто знает! - возможно, придется сокращать программу.

- Слушаюсь, командир! - обрадовался Хоутон, человек дела.

Кибернетика приняла первые робкие радиосигналы не через восемь, а через два дня. Шелест и Глебов настраиваются вручную, проверяя автоматику. Мы с Хоутоном сидим на диване и наблюдаем, изредка переговариваясь шепотом.

Лица наших друзей возбуждены. Мы не выдерживаем и подходим к ним.

- Это… действительно позывные ксаны номер тридцать три, - глухо говорит Евгений Николаевич. - Расчеты верны: до Гаяны - несколько месяцев полета…

- Значит, либо часы неисправны… - размышляю я вслух.

- Часы исправны, - уверен Глебов.

- Но тогда выходит, что мы летели со скоростью…

- Четверть миллиона километров в секунду, - заканчивает Глебов. - Приборы скорости у нас тоже не врут!

- Невозможно! - горячусь теперь я. - Невозможно, летя со скоростью меньшей, чем скорость света, пройти расстояние в десять-двадцать раз большее, чем сумел бы пройти сам фотон за это же время.

- Это парадокс! - воскликнул Боб.

- Парадокс Глебова, - сардонически подхватываю я, не подозревая, что уже окрестил новое для нас явление природы, одно из самых грандиознейших во Вселенной.

- Спокойнее, друзья мои, спокойнее, - почему-то смеется командир. - Я преклоняюсь перед темпераментом, но истина…

- Я успокаиваюсь, - покорно произнес Хоутон и, разведя руками, подчеркнуто лениво уселся на диван. - Я даже делаю вид, что считаю веселье командира уместным…

- Старина Боб! - Шелест с силой бьет Хоутона по плечу. - Сохранилась ли в тебе хоть толика воображения?

- Моего запаса хватит надолго, - ворчит Хоутон.

- Так почему ты не воспользуешься им? - удивляется Шелест. - Нельзя же просто игнорировать какое-нибудь явление только оттого, что оно тебе раньше не было известно и никем не описано.

- Ты хочешь, командир, попытаться найти этому парадоксу объяснение?

- А почему бы и нет?

- Но ведь старик Эйнштейн… - хочу напомнить я.

- Эйнштейну принадлежат и такие слова, - прерывает Глебов: - «Я считаю вероятным, что принцип постоянства скорости света в его обычном понимании действителен лишь для пространства с постоянным гравитационным потенциалом».

- Значит, возможно…

- Ну почему бы и нет?! - снова повторяет Шелест.

- Что ж, - скачал Хоутон, - допустим, пространство имеет кое-где свойство сжиматься в гармошку, и тогда мы, летя с одной и той же скоростью, пронижем больше «морщин»… А?

- Браво, Боб! - восхитился Евгений Николаевич. - Я вижу работу смелой, хотя и наивной мысли. Такой строй воображения вполне приличествует даже физику, то есть тому, кто украшает род человеческий…

- Выкладывайте-ка лучше свою точку зрения, - предложил я, причисляющий себя скорее к лирикам, нежели к физикам. - Вас ведь так и подмывает высказаться, Евгений Николаевич. Будто нам незаметно…

- Не скрою, - согласился Глебов. - Как нам известно, мы летим с собственной, приборной скоростью, не превышающей скорости света. Так что старик Эйнштейн не может обижаться на нас. Но вместе с тем среда, то есть окружающее нас пространство… Гм, как бы это выразиться сочнее, Боб?