Князь Кий - Малик Владимир Кириллович. Страница 105

Захотелось Богдану догнать воина, сказать ему доброе слово: «Я не пёс княжий, я такой же, как ты!» А такой ли?

Никому, даже Злате, не сказал ни слова об этой встрече Богдан. Но сам крепко запомнил её и себе наказал: «Не зарывайся, друже. Помни, кто ты есть, от кого пошёл!»

И другими глазами стал он смотреть на княжьих воинов, на своих гридней. Вспомнил сотника Путяту с пронзительным ястребиным взглядом, не жалевшего ни себя, ни других ради того, чтобы только услужить князю Святославу. Вот уже и нету Путяты, а кто его добрым словом помянет? Нет, он, Богдан, не таким сотником будет…

На другой день поутру двое русских воинов, миновав посад и порт, шли по рыбацкому выселку, раскинувшемуся вдоль берега залива, в стороне от города. Впереди торопливо шагал невысокий стройный отрок с румяными по-девичьи щеками, отодвигая рукою натянутые на кольях для просушки сети. За ним едва поспевал второй русич - постарше и повыше, широкоплечий, с небольшими русыми усами, казавшимися совсем светлыми на его загорелом мужественном лице. На воинов с любопытством смотрели рыбачки, выглядывавшие из приземистых мазанок под камышовыми крышами. Настороженно поглядывали на них ленивые лохматые псы.

- И куда ты так торопишься, Злата?

Русич, что шёл впереди, остановился.

- Сама не знаю. Никто меня не ждёт, никто не встретит. А сердце всё одно торопит, торопит. Я ведь тут родилась, тут выросла…

Богдан - это он шёл за Златой - кивнул головой. Сотник представил себе, как бы он возвратился к своему родному пепелищу. Он понимал чувства девушки.

Она остановилась перед вросшей в землю мазанкой, уныло глядевшей на неё и Богдана пустыми глазницами окон.

- Вот, - тихо сказала девушка, - это мой дом. Стекла были цветные! Такие только тмутараканские стеклодувы умеют делать… Где они?

Злата вздохнула так, будто эти стекла были главным, что привело её сюда, и осторожно потянула на себя покосившуюся приоткрытую дверь. Вслед за нею Богдан, миновав тесные сенцы, вошёл в просторную горницу с потрескавшимся потолком. Комната была пуста - ни стола, ни лавки, только в переднем углу сиротливо выдавалась обмазанная глиной массивная печь.

Сыростью и запустением повеяло на пришедших. Из раскрытого зева печи, прежде прикрывавшегося глиняной заслонкой - осколки её валялись на земляном полу, - пахнуло плесенью. Давно погас огонь, согревавший некогда жившую здесь семью. Не стало огня в очаге - покинули это место домашние добрые боги чуры, без которых не обходится ни одно жилище.

Злата прошлась по горнице, носком сапога разворошила кучу прелой соломы, наваленную в углу. Она будто искала какую-нибудь память об ушедших днях. Из соломы выскочила мышь, тревожно пискнула и торопливо шмыгнула в сенцы.

- Ой! - вскрикнула Злата, отступая к окну.

- Чего ты? - не сразу сообразил, в чем дело, Богдан. - А, вон оно что! Эх ты, гридень княжий Злат! Мыши испугался…

Девушка ухватила сотника за руку, потянула к выходу.

- Может, то и не мышь? - предположил он. - А что если мы последнего чура спугнули?

Она ничего не ответила. Так, держась за руки, они вышли во двор. Солнце ударило им в глаза.

- Ой боже мой, Перуне! - послышался неподалёку удивлённый женский голос. - Да это ж наша Злата вернулась! Злата!

За повалившимся плетнём, не решаясь его переступить, стояли люди - рыбаки и рыбачки, Златины соседи. Взгляды их выражали изумление, будто Злата вернулась к родному дому с того света.

Нет, их молодая соседка не была похожа на призрак. Её щеки покрывал румянец, сама она, статная, ладно сбитая, радостно улыбнулась и, широко раскинув руки, шагнула навстречу знакомым людям. Её прижала к груди морщинистыми руками старая тётка Пракседа.

- Живая, живая, моя голубка!

Пракседа ещё что-то шептала ей, а остальные стояли вокруг в молчании и с любопытством разглядывали Злату в её необычном воинском убранстве. И только потом все обратили внимание на воина, стоявшего чуть поодаль.

- А это кто с тобою? - шепнула на ухо Злате тётка Пракседа.

- Товарищ мой. С ним вместе мы из хазарского полона бежали…

Тётка отстранила от себя Злату, строго оглядела Богдана. Взгляд её смягчился.

- Добрый у тебя товарищ!

Тогда стали подходить и другие люди здороваться со Златой.

Вскоре жарко пылал очаг в наскоро прибранном Златином доме. Откуда-то взялись столы и лавки, а на столах корчаги с вином, чарки, подносы с хлебом, вяленой и жареной рыбой. В печке клокотал пузатый казан, источал аромат варившейся ухи.

Злата и вправду вернулась в родной дом.

10

Дни ещё стояли погожие, солнечные, ясно синело небо, соперничая с морем чистотой и раздольем, а в его вышине потянулись к югу несметные косяки птиц.

Налаживалась жизнь в Тмутаракани. Русичи запасали припасы и оружие, корм для коней, собирали новую дружину. Теперь город был обнесён новым земляным валом и окружён глубоким рвом. В восточном, хазарском, конце Тмутаракани, где немало домов осталось пустыми, строили новые избы и конюшни для тмутараканской дружины. Сюда уже переселились охочие люди - русичи, касоги, ясы, болгары. Сколачивались первые сотни. Воеводы обучали новых дружинников ратному делу, им помогали братья Умаф и Бэгот, назначенные десятниками в касожскую сотню.

Но ратных людей пока ещё было мало. Святослав отправил гонца к Тагауру: просил закрепить установленный ими ряд на мир и дружбу, кликнуть охочих воев служить в тмутараканской дружине.

Нежданно-негаданно в Тмутаракань прибыл знатный гость - херсонесский катапан, правитель ромейского Корсуня.

Ещё не взошло солнце, когда стража доложила князю, что в море видны ветрила нескольких кораблей, по виду - ромейских.

- Кто бы это мог быть? - вслух подумал Святослав. Он вспомнил сообщение присланного Добрыней гонца: - Не иначе ромеи! На дружбу будут набиваться. Нужен им я, стало быть. Не я - дружина русская…

Вскоре два дромона с ярко расшитыми парусами вошли в Тмутараканский залив, причалили к пристани.

- Пойду встречу гостей, - начал собираться Святослав.

- Погоди, княже, - остановил его Свенельд. - Кто кому нужнее - ты гостям или они тебе? Пошли туда воеводу, а ещё лучше - Богдана. Сам же встретишь их у себя, по-княжески.

- И то правда, - согласился Святослав.

Он встретил гостей у своего походного шатра. Одет был просто, лишь корзно богатое накинул на широкие плечи. Катапан, невысокий лысый человечек с острым взглядом умных карих глаз, упрятанных под лохматыми бровями, одет был пышно, не в пример Святославу.

- Архонту русов - базилевс великой Римской империи, - гость с поклоном протянул Святославу свиток с золотой бахромой и массивными гривнами-печатями. - А я, катапан Херсонеса Андроник, лично приветствую тебя, доблестный архонт, на древней земле Таматархи!

- Ия тебя приветствую, катапан, - ответил на греческом языке Святослав. - Возьми-ка прочитай, Перенег.

«Ишь, каков гусь! - подумал князь об императоре Византии. - Прислал мне письмо всего с двумя гривнами. Каган-беку же Иосифу слали письма с тремя гривнами - у того, мол, титул повыше. А я его, Иосифа, бил нещадно! И стою сегодня со своими полками на древней земле Таматархи. Что ж, посмотрим, за какой надобностью сосед пожаловал».

Императорское письмо было написано витиевато и туманно. Никифор Фока приветствовал русского князя, напоминал о давнем мире и дружбе между Византией и Русью. Судя по всему, император рассчитывал в недалёком будущем на эту «давнюю дружбу». Святослав понимал, что на самом деле ему нужны острые мечи русичей, чтобы поддержать византийский трон. Скорее всего - против непокорных болгар. Потому базилевс и посылал своих лазутчиков к печенегам, чтобы разузнать, как обстоят дела в Русской земле, потому и не решился оказать обещанную помощь Хазарии.

Катапан вместе с письмом базилевса привёз богатые дары русскому князю. Святослав посмотрел на них равнодушно, скупо поблагодарил и заговорил о деле - о торговле между Тмутараканью, Корчевом, без которого князь не мыслил себе тмутараканских владений, и Корсунем, Андроник оживился: личные интересы были ему ближе интересов далёкого от него базилевса, торговля приносила ему немалый доход.