Нищета. Часть вторая - Гетрэ Жан. Страница 46

— Хе-хе! Однако здесь не голодают! — сказал он, растягивая рот до ушей в широкой улыбке.

— Мы продали кое-что, без чего можем обойтись, — ответила Анжела так холодно, что г-н Поташ перестал смеяться.

— Черт побери! Вам, значит, не удалось найти никого, кто бы отдал вам белье в стирку?

— Нет, сударь.

— Тьфу пропасть! Ну что ж, милочка, раз вы ищете клиентов, то я к вашим услугам. Почему вы не пришли ко мне, ведь я вас звал?

Господин Поташ уселся, озираясь кругом; его маленькие глазки рыскали по голым стенам с потрескавшейся штукатуркой. Он заметил на комоде деньги, оставшиеся от продажи матраца.

— Эге, кошечки, у вас и монетки водятся? Тем лучше, тем лучше! Приходите завтра утром ко мне за бельем.

Он хотел было взять маленькую Луизу за подбородок. Девочка вспомнила о приторной ласковости графа де Мериа, о золотых монетах, которые он дарил, и побледнела.

— Чего вы боитесь, душечки! Придете ли завтра за бельем?

— Придем, — ответила Анжела, подумав, что, если она возьмет с собой сестер, ничего дурного не случится.

Господин Поташ поднялся, видя, что его присутствие приводит их в замешательство.

— Ну, до завтра! Кстати, не приходите все вместе: у меня экономка со странностями. Достаточно будет одной, например вас, — сказал он Анжеле, хмуря густые, как у совы, брови.

Наконец он вышел. Девочкам уже не хотелось есть, и меньше всего — старшей сестре. Зачем только ей пришла в голову злосчастная мысль искать работу? Заранее следовало знать, что ничего не выйдет, кроме неприятностей. Нужно было сразу продать матрац… Анжеле не пришло в голову, что от приглашения г-на Поташа можно просто под каким-нибудь предлогом уклониться; она растерялась. Но как идти в нему одной? Это пугало девушку; она не знала, на что решиться. Раз она сама просила работы — неудобно отказываться. К тому же, быть может, ее подозрения ложны?.. Нет, нет, это немыслимо! Что же делать? Ведь она обещала прийти. Деньги скоро кончатся; разве можно допустить, чтобы сестры умерли с голоду?

Ночью Анжеле не спалось. Целомудренная от природы, она никак не могла свыкнуться с позором. У нее мелькнула мысль взять с собой Софи, с тем чтобы та осталась у ворот и позвала на помощь, если сестра подаст знак. Потом она раздумала: нельзя оставлять девочку на улице! Бедная Анжела отправилась одна, твердо решив убежать, если заметит что-нибудь подозрительное. С бельевой корзиной в руках, преодолев робость, она позвонила. Г-н Поташ сам ей открыл.

— Вы говорили, сударь, что ваша экономка… — пробормотала Анжела с порога. — Я пришла к ней… насчет стирки…

Смотритель заметил ее страх.

— Войдите, детка, — сказал он ласково, — я сейчас позову ее; она у меня всем распоряжается.

Чуточку успокоившись, Анжела последовала за ним. «Правда, у этого господина довольно наглые манеры, — думала она, — но все-таки не надо слишком строго о нем судить!»

Они прошли через всю квартиру, а экономки все не было. Наконец г-н Поташ открыл еще одну дверь и ввел Анжелу в богато обставленную комнату. Окна выходили на пустырь.

— Подождите минутку, — сказал он, — я приведу экономку.

Анжела услышала, как смотритель запер за собой дверь на ключ и пошел куда-то, вероятно для того, чтобы запереть и остальные двери. Худшие ее опасения подтвердились.

Не теряя ни минуты, девушка сорвала с кровати простыню, привязала ее к подоконнику и вылезла из окна. В тот момент, когда г-н Поташ появился на пороге, Анжела уже спрыгнула на землю. Не переводя духа, бедняжка помчалась домой.

— Неужели невозможно отыскать работу? — спрашивала она себя. Ею овладело отвращение к жизни. Хватит ли у нее мужества дойти до конца? Правда, если она умрет, ее сестренки останутся совсем одни…

Денег от продажи матраца хватило еще на несколько дней. Анжела очень экономила. Она снова стала искать работу, на этот раз место белошвейки. Тут ей предстояло иметь дело с женщинами. На худой конец ей откажут, вот и все! Правда, она не забыла, сколько ей пришлось вынести унижений, когда она ходила по парижским мастерским… Как это было давно! Но зачем думать, что везде ее встретят так же грубо, как в «Лилии долины»?

Сначала Анжела зашла в бельевую мастерскую; там ее приняли вежливо, но как-то странно. Ей сразу стало не по себе от тона хозяйки, в котором сквозили и недоверие и жалость.

— Вы дочь Карадека?

— Да, сударыня.

— К сожалению, ничем не могу быть вам полезна. Нам никто сейчас не нужен.

— Но, может быть, сударыня, вы укажете мне, где найти работу?

— Нет, ничем не могу помочь.

Все в мастерской пялили на Анжелу глаза. Она вышла, чувствуя себя крайне неловко. Тот же прием она встретила еще в двух или трех мастерских, а в последней с нею разговаривали уже грубо.

— Вам тут нечего делать, — заявила хозяйка. — Есть свидетели, что вы — воровка. Вы обокрали всеми уважаемого в городе человека, явившись к нему, чтобы взять белье в стирку. Вы стащили у него несколько ценных вещей и удрали, привязав к подоконнику простыню. Хотя этот господин, жалея вас (ведь ваш отец в больнице), и утверждает, что это неправда, но все знают, как было дело.

— Гнусная ложь! — воскликнула Анжела. — Господину Поташу прекрасно известно, почему мне пришлось убежать от него!

— Нечего, любезная, нечего! Не возводите понапраслину на честных людей и убирайтесь-ка отсюда! Мы хорошо знаем господина Поташа, знаем цену ему и цену вам.

— Все это — гнусная ложь! — с негодованием повторила Анжела. Возмущенная и расстроенная, она прибежала домой и заперлась с сестрами.

Шахтный смотритель с дьявольским искусством распространял свою клевету. Он притворялся, будто хочет скрыть неблаговидный поступок Анжелы и по доброте своей даже отрицал его; но он делал это так, что слуху все верили.

Теперь нужно было думать не о работе, а о том, чтобы хоть как-нибудь продержаться до возвращения отца. Ивону становилось то лучше, то хуже; он потерял много крови, и рана его не заживала. Дочери не рассказывали ему, в каком ужасном положении они очутились. Ивон думал, что они живут на пособие (шесть франков в неделю!). Но их бледные лица и худоба пугали его. От Огюста по-прежнему не было никаких вестей.

Вслед за матрацем Анжела отнесла старьевщице свое лучшее платье, простыни, платьице Софи… Наступил день, когда продавать больше было нечего. Впрочем, даже если б и нашлось что продать, этого все равно не удалось бы сделать: худая слава, пущенная г-ном Поташем, достигла и лавки, где Анжела за полцены сбывала жалкие пожитки, и без того стоившие гроши.

— Я не собираюсь давать вам советы, — сказала торговка, занимавшаяся и ростовщичеством и скупкой краденого. — Но лучше бы вам работать, чем продавать вещи. Я больше ничего у вас не куплю.

Однажды в воскресенье девочки пошли к отцу, не позавтракав. Анжела обещала им приготовить вечером вкусный обед. Луизетта захлопала в ладоши; Софи, не желая огорчать старшую сестру, сделала вид, что поверила ей.

— Да мы и не очень голодны, — сказала она.

Вечером Анжела велела сестрам сидеть дома и вышла на улицу. Куда идти? Она сама не знала. Неотвязная мысль мучила ее: сестренки умирают от недоедания! Как их спасти? — ломала она себе голову. Быстрым шагом, словно одержимая, она обошла несколько раз весь город, останавливаясь перед съестными лавками. «Девочки ждут! — думала она. — Я не могу вернуться с пустыми руками!» И Анжела шагала дальше.

Наступил вечер, магазины закрывались. Увидав еще открытую булочную, Анжела торопливо вошла, схватила самый большой хлеб и выбежала. Булочник пытался ее догнать, но она неслась как ветер.

— Завтра я подам на нее жалобу, — сказал он жене. — Я эту девушку знаю; пусть ее накажут.

— Нет, — возразила жена. — По-моему, она не воровка, как о ней говорят, а сумасшедшая. Ты видел, какие у нее глаза? Ее семья и без того несчастна.

Девочки плакали, потому что старшая сестра долго не возвращалась. Анжела положила хлеб на стол, но они почти не притронулись к еде.