Обрывистые берега - Лазутин Иван Георгиевич. Страница 43

Но это был не лифт, хотя размерами он чем-то напоминал типичный грузовой лифт новых высотных московских домов: два метра на полтора метра под ногами и около двух метров высотой. Над головой, в углу этого железного склепа тускло мерцала лампочка, оплетенная толстой металлической сеткой. В двери не было видно никаких ручек, ни углублений замка. Стены были обиты металлическими пластинами, изрешеченными дырками, которые чем-то напоминали крупную терку, на которой шинкуют капусту. И снова на Валерия навалился страх кошмарного сновидения. Когда он еще слышал затихающие шаги тюремного надзирателя, в его железный склеп еще кое-как звуками доносились признаки жизни. А когда шаги стихли, Валерий принялся трясти головой и начал до боли кусать губы, не теряя надежду, что он вырвется из паутины бесконечного мучительного сна. Но пробуждение не наступало. Откуда ему было знать, что крохотная склеп-камера, в которой его закрыли за железной дверью, на лексиконе тюрьмы называется "боксом", своего рода "залом ожидания".

Время для Валерия потеряло свое исчисление. Он даже обрадовался, когда заслышал мерные звуки шагов, которые с каждой секундой все отчетливее и сильнее печатались в тишине тюремного коридора. А когда дверь "бокса" с ржавым металлическим скрипом открылась после того, как в замочной скважине трижды повернулся ключ, он облегченно вздохнул полной грудью и, не дожидаясь приказания конвоира, выскочил из железного холодного карцера. Перед ним стоял все тот же скуластый сержант с мрачным небритым лицом. Кивнув головой влево по коридору, он дал знать Валерию, чтобы тот следовал в указанном направлении. И снова потянулся лабиринт коридоров, пока сержант-конвоир не приказал остановиться. Валерий стоял против камеры с номером двести восемнадцать.

Отработанными ловкими движениями цепких пальцев сержант пробежал по карманам Валерия и, убедившись, что в карманах его нет ничего недозволенного для человека, находящегося под стражей, бросил взгляд на ботинки.

— Расшнуровывай!..

— Зачем? — удивленно спросил Валерии, медленно сгибаясь под тяжелым взглядом конвоира.

— Так надо, — мрачно ответил сержант и всунул в замочную скважину длинный фигурный ключ со сложным рисунком профиля.

По спине Валерия пробежал нервный озноб. Зубы начали выбивать дробь.

Дверь камеры была закрыта на два внутренних запора. В каждом движении конвоира чувствовалась неторопливая уверенность и натренированность.

Когда дверь со скрипом открылась, конвоир скупым жестом дал знать, чтобы он входил. Валерий вошел в тускло освещенную камеру и не успел окинуть ее взглядом, как дверь за ним тяжело захлопнулась и ключ в замочной скважине с металлическим скрежетом повернулся несколько раз.

На двухъярусных железных койках лежали заключенные. Одна койка, нижняя, самая близкая к двери, была свободна. "Моя", — смутно пронеслось в голове Валерия, и он, стараясь не разбудить спящих, присел на грубый полосатый матрас.

На нижней койке рядом, сбросив с себя одеяло, лежал парень лет восемнадцати — двадцати. Его худые щеки были облиты тускло-лимонным светом ночника, оплетенного под самым потолком толстой металлической сеткой. Открыв глаза, парень не мигая долго смотрел на Валерия, а потом, видя, что новичок не знает, что ему делать, сонным голосом сказал:

— Ложись… Не мешай спать другим.

Валерий, повинуясь соседу, в лице которого было больше безразличия, чем раздражения, лег на спину и, вытянувшись, закрыл глаза.

За всю свою жизнь Валерий ни разу не был в церкви, не знал ни одной молитвы. На богомольных старушек в белых платочках, которых он не раз видел в электричках, идущих в Загорск, известный на весь мир знаменитой Троице-Сергиевой лаврой, он смотрел как на доисторических ископаемых и с горьким сожалением. А вот теперь, лежа на грубом тюремном матрасе с закрытыми глазами, он еле слышно, вкладывая в свою мольбу всю силу и боль души, прошептал:

— Мама!.. Помоги.

Глава семнадцатая

Семь дней Вероника Павловна лежала в палате реанимации с диагнозом — обширный инфаркт задней стенки миокарда. На восьмой день, когда кризис миновал, ее перевели в палату, где кроме нее лежали еще две уже далеко не молодые женщины и тоже с инфарктом миокарда. О том, что у нее инфаркт, Вероника Павловна знала сама уже в первые минуты, когда она, внезапно упав в коридоре на ковровую дорожку, вдруг почувствовала острую и жгучую боль в груди, словно кто-то невидимый всадил ей в сердце нож и несколько раз повернул его в глубокой ране. Это было спустя несколько минут мосле того, как лейтенант и сержант милиции увели Валерия из дома. С большим трудом, превозмогая боль, она встала на колени, дотянулась до защелки замка, приоткрыла дверь и, чтобы ее снова не захлопнуло сквозняком, положила на порог маленький коврик, о который при входе вытирали ноги. В эту минуту она больше всего боялась, что когда приедет "скорая", то уже не сможет открыть дверь и ее станут взламывать. Как врач Вероника Павловна допускала любой исход.

Убедившись, что дверь сама не захлопнется, она с трудим, превозмогая боль в груди, доползла до телефона, набрала "03" и, задыхаясь, вызвала "скорую помощь". На вопрос дежурного по "скорой": "Что с больной?" — Вероника Павловна ответила:

— Инфаркт миокарда… Говорю это как врач…

"Скорая" пришла быстро. И хорошо, что Вероника Павловна открыла дверь, иначе ее пришлось бы взламывать, а на это ушло бы время. Больную врач и санитары нашли без сознания, пульс еле прощупывался, давление резко упало. Обо всем этом Вероника Павловна узнала уже позже, когда ей рассказал дежурный врач по реанимационной палате. Оказалось, что врач и Вероника Павловна в одном году заканчивали первый медицинский институт, только на разных факультетах. Это как-то разрядило напряжение первого общения больного с врачом.

Первой просьбой Вероники Павловны, когда ей разрешили разговаривать, была просьба позвонить Калерии Александровне. При этом она не сказала о должности Калерии, чтобы как-то нечаянно не пролить свет на причину ее волнения. Она попросила всего-навсего сообщить Калерии Александровне, что находится в пятидесятой городской больнице, в третьем терапевтическом отделении с диагнозом обширного инфаркта и что сын ее Валерий по каким-то непонятным для нее обстоятельствам находится в учреждении, родственном ее работе. А когда дежурный врач попросил поподробнее расшифровать место нахождения сына, она резко замотала головой и, болезненно морщась, тихо проговорила:

— Этого нельзя… Это закрытое, номерное учреждение. Секретное…

— Понял вас, — сказал врач и вышел из палаты.

Минут через десять дежурный врач вернулся в палату и сказал, что до Калерии Александровны он дозвонился, что все, о чем его просила Вероника Павловна, он передал ей и, если разрешат врачи, она навестит ее сегодня в шесть часов вечера. Разрешение врача в порядке исключения, так как состояние больной еще не позволяло ей принимать родных и близких.

Боясь пошевельнуться. Вероника Павловна слабым кивком головы поблагодарила дежурного врача и тихо, одними губами, прошептала:

— Спасибо, доктор… Как вас зовут?

— Меня зовут Константином Эдуардовичем. Как великого Циолковского, так что запомнить нетрудно. Только смею заметить: весь свой разговорный лимит на сегодня вы использовали. Прошу вас об этом как врач врача.

Вечером, после шести часов Веронику Павловну навестила Калерия. Она пришла без цветов и без передачи, так как знала, что это был не тот случай, когда цветы и фрукты могут растрогать, вызвать умиление и благодарность. Сообщение о том, что Валерии находится в учреждении, "родственном ее работе", сразу же насторожило Калерию. Она тут же позвонила к себе на работу, и через полчаса начальник следственного отдела ей сообщил, что несколько дней назад Валерий Воронцов был задержан милицией и сейчас находится под арестом в первом изоляторе на Матросской тишине. Узнала она и то, что арестован Валерий по преступлению, совершенному на улице Станиславского. Дальнейшие подробности по телефону узнать было нельзя, а поэтому она, бросив все дела, поехала в районное управление внутренних дел, сотрудники которого арестовали Валерия. Так как микрорайон и школа, в которой учится Валерий, находятся на ее участке, то ей кое-что удалось узнать о причине ареста. Следователь, которому было поручено вести дознание по квартирной краже, вначале наотрез отказался разговаривать по делу Валерия без разрешения начальника следственного отдела. Пришлось больше часа ждать начальника. И только после того, как Валерия убедила начальника, что она как инспектор по делам несовершеннолетних не только имеет право быть посвященной в судьбу ее подопечного, но и обязана знать обо всем, он разрешил следователю в общих чертах, не касаясь фамилий и имен остальных участников квартирной кражи, познакомить ее с причиной ареста Валерия Воронцова.