Боярыня Морозова - Бахревский Владислав Анатольевич. Страница 22
Назарий ехал к себе домой в Кремль в самом мрачном расположении духа, словно бы грозовая туча стала над Москвой, томит, а разразиться никак не может. И вдруг дьяк увидал черную корову.
Корова бежала навстречу, встряхивая головой, и с губ ее падала пена. Бешеная!
Лошадь, не слушая узды, пошла вскачь, корова метнулась к лошади, ударила рогами, и Назарий Чистой вылетел из седла.
Он очнулся дома, пошевелился и понял – расшибся здорово, но не до смерти.
– Вот гроза и грянула! – ухмыльнулся Назарий, вспомнив свои мрачные предчувствия.
* * *
В тот день, 1 июня, Алексей Михайлович возвращался в Москву. У заставы государя встречали князья в боярском чине Михаил да Иван Пронские, окольничий князь Ромодановский, думный дьяк Волошенинов, которым государь поручил ведать Москву в свое отсутствие.
Управители доложили о тишине и покое в стольном граде, а народ, высыпавший на погляденье, поднес государю хлеб да соль. Подносили хлеб не из простых, не холопы какие-нибудь, а богатейшие посадские люди. Говорили они царю вежливо, о всяком благополучии, тут бы и конец церемонии, но вдруг все они поклонились царю до земли и стали молить, чтоб великий государь пожаловал их, принял бы у них челобитную в собственные руки – о притеснениях и насилии царевых начальных людей, а особливо Плещеева.
– Мне нельзя принять! – сказал государь. – По чину делайте.
– Разойдитесь! – приказал Волошенинов.
Стрельцы бердышами потеснили благонамеренных просителей. Толпа заулюлюкала, надавила.
– Разгоняй!
Конная стража плетьми погнала людей прочь с царского пути. Но едва царь и его свита удалились, как у заставы опять собрались посадские люди и решили ждать царицу: Алексей Михайлович челобитную не принял, может, Мария Ильинична смилостивится.
Богатые посадские люди причесывали бороды, оправляли одежды, приготовили хлеб и соль, но их потеснили холопы.
– Вы хоть и тугие кошельки, и вид у вас боярский, – сказал им дворник Протаска, – а почет вам такой же, как и нам. – Повернулся к своим: – Ребята! Не мешкайте. Как царицына карета подойдет, налегай на стрельцов, а я подбегу к карете да и суну челобитную в собственные ее величества ручки!
– Хуже бы не было! – испугались богатые горожане.
– Хуже не бывает! Ребята, помните: всем миром друг за друга надо стоять!
* * *
В жизни все быстрей случается, чем словами про то, что случилось, рассказать.
Народ увидал карету, стрельцов, важного старика, шагавшего пешком за каретой.
– Морозов! – узнали в толпе.
Заорали, побежали, хватали за дверцу кареты.
– Чего они хотят? Чего дерзят? – крикнула царица.
Возле кареты стоял Морозов и быстро, хрипло отвечал царице:
– Этих молодцов нужно всех перевешать. Распоясались!
Стрельцы окружили самых смелых, погнали бегом: в стрельцов из толпы летели камни и палки.
Досталось и боярам, а больше всех Семену Пожарскому – лицо камнем рассекли.
Арестованных было шестнадцать человек, их отвели в Цареконстантиновскую башню, где был застенок.
* * *
Царица Мария Ильинична донесла слезы до своих покоев, перед Анной Михайловной Ртищевой расплакалась.
– Боже мой, какие они все страшные! Они хотели убить милого, доброго Бориса Ивановича. Я слышала, они грозили ему. Страшно! Живешь и не знаешь, как страшно жить!
К царице пришел государь. Сел с ней рядышком, по плечу гладил.
– Такая уж наша судьба, у царей! То ничего-ничего, все живут, все довольны, а потом – раз! Как шлеей под хвост. Бегут, орут, бьют.
– Но чего они хотели?
– Они всегда чего-нибудь хотят. Бориса Ивановича грозились убить, а кто посад им устраивает? Борис Иванович. Кто налог на соль отменил? Борис Иванович. Никто о простых людях так не печется, как Борис Иванович… Чернь благодарной не бывает.
* * *
В застенке человека, поднятого на дыбу, Борис Иванович сам спрашивал:
– На чьем боярском дворе писали челобитную? Кто вас подослал царице челом ударить? Палачи!
Палачи старались, трещали кости, но поднятый на дыбу молчал.
– Ну так и навеки у меня разговаривать разучишься! – взъярился боярин. – Отрезать ему язык.
Палачи открыли рот упрямцу и ахнули:
– У него язык до нас отрезали.
– Тьфу ты, пропасть! Снимите его! Ради завтрашнего праздника не трогайте их больше. В субботу приду!
Перед сном Борису Ивановичу доложили:
– В Москве тихо.
Бунт
В пятницу 2 июня государь с боярами вышел на Красное крыльцо, чтобы следовать в Успенский собор, а оттуда с патриархом, митрополитами, архиепископами, игуменами и протопопами идти крестным ходом в Сретенский монастырь.
У Красного крыльца стояла праздничная толпа, на небе было чисто, дул несильный теплый ветер, и государь, улыбаясь, сошел по ступеням к народу. Толпа разом пришла в движение, заколыхалась, потянулась к государю.
– Великий! Великий! Молим тебя! Защити от лихоимства начальных людей! Спаси от Плещеева! Погибаем!
Государь отпрянул, нашел ногой ступеньку, поднялся.
– О чем вы просите?
– Назарий Чистой ограбил! Плещеев ограбил! Траханиотов!
– Напишите челобитную! – крикнул государь.
– Писали! Вчера тебе хотели дать.
– Защити!
– Отпусти наших челобитчиков! Вчера Морозов их схватил. В застенке мучит.
Алексей Михайлович гневно повернулся к боярам, нашел глазами Морозова.
– Борис Иванович! Как ты осмелился, меня не спросясь, взять под стражу добрых людей?
Громко сказал, грозно.
Морозов опустил голову.
– Виноват, великий государь!
– После крестного хода я сам разберу ваши просьбы, – пообещал государь обрадованной толпе.
– Кланяемся тебе! – кричали люди. – Многие лета государю! Многие лета!
* * *
Крестный ход вышел из Кремля под радостные и одобрительные возгласы успокоенного народа. Впереди с крестом шествовал государь, но на Красной площади наперерез процессии выкатилась, как огромный пчелиный гудящий рой, другая толпа – из московских слобод пришли посадские люди.
– Да когда же это кончится! – крикнул государь, оборачиваясь к боярам.
Патриарх Иосиф осенил новую толпу архиерейским крестным знамением.
– Православные, успокойтесь! Не препятствуйте богоугодному делу. Не гневайте Господа!
– Царь, ребят наших освободи! – закричали из толпы. – Освободи! Они зла не чинили, челобитную тебе несли!
– Царь! Вели Плещеева в застенок посадить!
– Да в чем же провинился Леонтий Стефанович?! – воскликнул Алексей Михайлович.
– О-о-о! – взревела толпа. – Грабит! Всех! Всех грабит! И бедного грабит! В дома врывается! Товары берет – денег не платит! Людей невинных сажает в тюрьму, чтоб взятку с них спросить.
– Да это же разбой! – вскричал государь. – Православные, обещаю вам, придя из монастыря, во всем разобраться. Сегодня же!
Опять гул одобрения. Толпа распалась, давая дорогу крестному ходу.
* * *
Во время молебна к Алексею Михайловичу подошел думный дьяк Волошенинов, ведавший сыском политических противников царя.
– Великий государь, пешим идти в Кремль опасно. На улицах толпы холопов и посадских людей, к ним присоединилась часть стрельцов и разогнанных дьяком Чистым драгун.
– Я поеду на лошади, – согласился государь.
…Коня схватили за узду.
– Стой, государь! Выполняй свои обещания!
Волошенинов конем сшиб наглеца, но из толпы передали челобитную.
– Прими, государь!
– До того ль теперь великому государю! – закричал Волошенинов, выхватывая и разрывая челобитную. – Не останавливайся, государь.
Бояре, ехавшие за Алексеем Михайловичем, принялись кто плетью, кто посошком бить обнаглевшую чернь.