Старец Горы - Шведов Сергей Владимирович. Страница 20

– Разумно, – поддержал Годфруа шевалье де Пейн. – Ты, благородный Раймунд, сделал для святого дела больше, чем кто-либо из нас, и слава о твоих подвигах не померкнет в веках.

– Это верно, – с охотою подтвердил виконт де Менг, расторопный лотарингец, приставший к свите Сен-Жилля уже в Константинополе. Благородный Раймунд презирал «веревочника», бежавшего из Антиохии на виду у армии Кербоги, но почему-то терпел его подле себя и даже сажал за свой стол. Возможно, причиной тому были важные сведения, которые лотарингец, прижившийся в Константинополе, неизменно поставлял графу. Именно от Леона Сен-Жилль узнал о рождении у Гуго Вермондуа бастарда и от души порадовался за старого соратника по крестовому походу. Положение графа Вермондуа было, пожалуй, еще более скверное, чем у Сен-Жилля. Благородный Гуго, посланный вождями похода за помощью к Алексею Комнину, оказался без вины виноватым. И помощи от хитрых византийцев не дождался, и не выполнил взятую на себя клятву. Он так и не добрался до Иерусалима, куда так стремился попасть. Ходили упорные слухи, что король Филипп намеревается объявить своего брата клятвопреступником, чтобы прибрать к рукам его земли. Конечно, графство Вермондуа лакомый кусок, но должен же быть предел подлости даже для королей.

– Граф Гуго уже дал слово благородной Иде Австрийской, что примет участие в новом походе и разделит с ней все трудности, кои выпадут на долю новых крестоносцев, – сообщил с кривой ухмылкой Леон де Менг.

– Достойный поступок, – строго глянул на виконта Гуго де Пейн.

– Вне всякого сомнения, – спохватился Леон. – На благородную Иду весть о пленении сельджуками Боэмунда Антиохийского произвело столь тягостное впечатление, что граф Вермондуа поспешил вселить в нее уверенность и бодрость.

– Боэмунд в плену! – воскликнул потрясенный Сен-Жилль и даже привстал с места.

– А разве вы об этом не знали? – удивился Леон. – Но ведь об этом говорит весь город. Тебя, благородный Раймунд, прочат в вожди нового похода. Я собственными ушами слышал это от протовестиария Михаила. Якобы басилевс уже подписал указ о назначении графа Тулузского имперским легатом на завоеванных крестоносцами землях, а вожди новых крестоносцев, включая даже упрямого коннетабля Конрада, готовы принести на этих условиях оммаж Алексею Комнину.

У шевалье де Сент-Омера появилось острое, хотя и предосудительное желание обрушить кулак на голову болтливого виконта. Если слова Леона окажутся ложью, то благородный Раймунд просто не переживет нового разочарования. Сен-Жилль сначала побледнел, потом побагровел и откинулся на спинку деревянного кресла. В себя он пришел только после того, как осушил кубок вина, поднесенный шевалье де Пейном. К счастью, слова Леона де Менга оказались чистой правдой. Граф Тулузский, пребывавший полгода в полном забвении, был приглашен во дворец императора и осыпан милостями с ног до головы. Весь Константинополь принялся славить освободителя Гроба Господня. Сен-Жилль не успевал принимать гостей. У окон его дворца изо дня в день собирались толпы константинопольцев, выражающих ему свое восхищение. Дабы окончательно обговорить все детали предстоящего похода, Раймунд Тулузский пригласил на совет вождей новых крестоносцев. На его зов немедленно откликнулись герцоги Бургонский, Аквитанский и Баварский, графы Блуасский и Неверский, епископы Ланский и Суасонский. С опозданием, но все-таки прибыли на совет графиня Ида Австрийская, граф Гуго Вермондуа и коннетабль Конрад. Последний был сильно не в духе и сразу же внес диссонанс в мирно протекающую беседу. Благородному Конраду не нравилось, что к рыцарскому ополчению пристала масса паломников, мужчин, не умеющих владеть оружием, женщин и даже детей. Коннетабля поддержал Гуго Вермондуа, заявивший, что такое количество бездельников просто невозможно будет прокормить в горах Кападокии, и они либо вымрут, либо попадут в неволю к сельджукам.

– Эти люди проделали долгий путь до Константинополя, – с укором глянул на благородного Гуго епископ Ланский. – Они взбунтуются, если мы лишим их надежды на райское блаженство, обещанное участникам крестового похода.

Граф Вермондуа, помнивший дороги усыпанные телами детей, женщин и простолюдинов во время первого похода, с надеждой глянул на Сен-Жилля. Однако благородный Раймунд не стал возражать епископу, ибо считал его аргумент весомым. Кроме того, граф дал слово Алексею Комнину, что уведет с собой сброд, разгулявшийся на землях Византии. Басилевса тоже можно понять, если с рыцарскими ополчениями византийцам удавалось хоть как-то находить общий язык, то шайки простолюдинов не подчинялись практически никому, и остановить их бесчинства удавалось только ударами копий и мечей.

– В таком случае, я предлагаю выступить тремя колоннами, – поморщился Вермондуа, – и идти разными дорогами. Знаю по собственному опыту, что идущие впереди поедают все, что попадается под руку на десятки миль в округе, оставляя арьергарду только обглоданные кости.

– Это разумно, – согласился с Гуго граф Сен-Жилль.

После долгих споров было решено разбить армию крестоносцев на три части. Первую группу, самую многочисленную, возглавили Раймунд Тулузский, герцог Бургонский, граф Блуасский и коннетабль Конрад. Вторую – граф Неверский. Третью – герцоги Гильом Аквитанский, Вельф Баварский и граф Вермондуа.

– Нам нужны проводники, хорошо знающие местность, – буркнул коннетабль Конрад, худой, желчный человек лет сорока с редкими белыми волосами на костистом черепе.

– Проводников нам любезно предоставил протовестиарий Михаил, – кивнул граф Тулузский в сторону византийцев, скромно сидевших в самом конце стола.

Но если сиятельного Михаила присутствующие знали хорошо и уже успели оценить его хватку и неуступчивый нрав, то его соседа, кругленького как головка сыра человека, большинство вождей похода видели впервые.

– Почтенный Андроник, – представил незнакомца граф Тулузский. – Каноник храма Святого Петра в Антиохии, уроженец Кападокии.

Коннетабль Конрад вопросительно посмотрел на графа Вермондуа, но тот в ответ лишь пожал плечами, поскольку ничего о канонике сказать не мог, ни хорошего, ни дурного. Благородный Гуго считал поход на Багдад делом зряшным и очень опасным. Крестоносцы могли только догадываться, какие силы выставят против них сельджукский султан Мухаммад и халиф Багдада аль-Мустазхирь. Прежде чем соваться на Анатолийское плато, где уже потерпел поражение Боэмунд, следовало провести разведку и найти союзников среди тамошних христиан. Куда более перспективным графу Вермондуа казался поход на Киликию, о котором ему прожужжал все уши сиятельный Михаил. Однако на совете вождей протовестиарий почему-то помалкивал и не вмешивался в чужой спор. У Гуго создалось впечатление, что византийцам все равно, куда направят свои стопы новые крестоносцы, лишь бы подальше от Византии. Сам Вермондуа с удовольствием бы остался в Константинополе, благо за минувший год он здесь основательно обжился во дворце, купленном отчасти за собственные деньги, отчасти за деньги купца Корчаги, отца Милавы. Возвращаться в ближайшее время во Францию Гуго не собирался. Тем не менее, слухи о намерении короля Филиппа прибрать к рукам его земли, не могли не встревожить Вермондуа. Он слишком хорошо знал своего брата, чтобы отмахнуться от подобных вестей. Гуго решил все-таки съездить в Иерусалим и поклониться Гробу Господню, дабы на корню пресечь все злопыхательства на свой счет. Ему показалось, что приличнее это будет сделать в компании паломников, жаждущих подвигов во славу Христа. В Багдаде Гуго искать было нечего, а потому он без споров уступил первенство и грядущую славу победителя сельджуков графу Сен-Жиллю.

– Я сделаю все, что в моих силах, дабы освободить попавшего в беду моего сюзерена Боэмунда Антиохийского, – отозвался на всеобщее внимание Андроник. – Располагайте мною, благородные государи, ибо святое дело укрепления христианской веры давно уже стало моим делом. И пусть мои силы много скромнее ваших, я очень надеюсь, что мне будет позволено их приложить к достижению нашей общей цели.