Старец Горы - Шведов Сергей Владимирович. Страница 32
– Адель сама собирается обвенчаться с благородным Глебом, как только закончится ее траур по мужу.
– А разве Леон де Менг умер? – удивился Венцелин.
– Увы, – печально вздохнула Марьица, – его тело обнаружили в одном из трактиров Антиохии. И, наверное, похоронили бы вместе с бродягами, если бы Ричард Ле Гуин не опознал бы в покойнике виконта. Благородный Боэмунд по просьбе Адели распорядился похоронить виконта в храме Святого Петра, проявив при этом редкостное великодушие. Ведь многие считали несчастного Леона трусом и даже предателем, отрекшимся от веры и переметнувшегося на сторону мусульман. Благородная Эмилия сказала по этому поводу, что несчастья смягчают даже черствые сердца. Граф Боэмунд очень изменился после плена и стал гораздо добрее к людям, чем это было два года тому назад. Взять хотя бы Раймунда Тулузского, ведь они были если не врагами, то противниками в борьбе за власть. И вдруг – такое великодушие.
Венцелин с интересом смотрел на жену, лежащую рядом. Марьица всегда спала обнаженной и не стала менять своих привычек, перебравшись в спальню Венцелина. По ее мнению, нагота не может быть постыдной, если чиста душа. Но уж если ты вступила в греховную связь с мужчиной, то должна отдаться ему сполна без ложной скромности, при данных обстоятельствах неуместной. Венцелин, конечно, мог бы сказать Марьице, что ее взгляды на жизнь далеко не во всем совпадают с христианской моралью, но счел это неразумным.
– Мы могли бы обвенчаться в церкви, – сказал Гаст.
– Я подожду благословения отца, – глухо отозвалась Марьица. – Корчага сказал мне, что это возможно. Он уже добился от лагофета Иллариона письма для князя Владимира и даже переправил его в Переяславль.
Венцелин вздохнул. Следует серьезно поговорить с Корчагой, чтобы перестал, наконец, тешить несчастную женщину несбыточной надеждой. Похоже, князь Владимир уже и думать забыл о своей дочери, страдающей, к слову, не по своей, а по его вине. Ничего не скажешь, истинно христианский поступок – выдать свою дочь за авантюриста, а потом отречься от нее, как от великой блудницы.
– Ты не прав, благородный Венцелин, – покачал головой Корчага в ответ на упреки рассерженного Гаста. – Просто обстоятельство сложились неудачно. Для князя Владимира в том числе. Но ныне многое может измениться. В Византии полагают, что чем раньше благородная Марьица обретет законного мужа, тем лучше и для нее, и для империи. Лагофет Илларион, к которому я обратился за советом, согласился, что лучшего мужа, чем Венцелин Гаст княгини не найти.
– Почему?
– Белый Волк на троне христианской империи будет смотреться слишком экзотично, – позволил себе невинную шутку Корчага.
– Неужели они всерьез опасаются, что муж Марьицы будет претендовать на императорский трон?
– На этом троне кто только не сидел, – криво усмехнулся купец. – Конюхи, солдаты, крестьяне, не говоря уже о патрикиях. Я сказал Иллариону, что ты не из тех, кто меняет веру, и это его устроило. Он хорошо помнит варанга Избора Гаста и надеется, что сын упрямством не уступит отцу. Лагофет написал письмо митрополиту Переяславскому. Думаю, Ефрему удастся уговорить князя и добиться от него благословения. Да и наши помогут.
– Какие наши?
– Купцы, – ласково улыбнулся Корчага. – Меха и железо сейчас на Востоке в большой цене. Конечно, нам трудно бороться с генуэзцами, пизанцами, венецианцами, но это вовсе не означает, что мы откажемся от прибыли.
– Чего ты хочешь от меня?
– Нам нужен дом для паломников в Иерусалиме. Сотни христиан из Руси уже устремились в Палестину, дабы поклониться святым местам. Кто-то должен дать им хотя бы временный приют. Княгиня Марьица будет вне себя от счастья.
– Что еще?
– Раймунд Тулузский собирается прибрать к рукам Джебайл, портовый город в Ливии. Я слышал, что он обращался к тебе за помощью.
– Я обещал подумать, – сухо отозвался Венцелин.
– А что тут думать, – пожал плечами купец. – Нам ведь много не надо. Часть пристани и несколько домов за городской чертой.
– Зачем тебе столько денег, Корчага? – удивился Гаст. – Ты ведь далеко не молод.
– У меня есть дочь, а теперь вот появился внук благородных кровей. Правнук Ярослава Великого, шутка сказать. Неужели ты думаешь, что я позволю ему прозябать в нищете. Да я костьми лягу, но выстрою внуку лучший в этих краях замок. Барон де Руси уже обещал мне выделить землю для будущего своего вассала.
– Дальновидные вы с Лузаршем люди, – усмехнулся Венцелин.
– Тебе, боярин, тоже придется подумать, о будущем своих детей. Княгиня Марьица беременна.
– Ладно, купец, убедил. Пусть будет по-твоему.
К удивлению, благородного Боэмунда Антиохийского вечный неудачник Раймунд Тулузский захватил портовый город Джебайл в течение двух дней, причем атаковал он его сразу и с суши, и с моря. Если верить Ричарду Ле Гуину, то Сен-Жиллю помогли генуэзцы, получившие в благодарность за свою помощь треть городских кварталов. Еще треть прибрал к рукам Венцелин фон Рюстов, что, однако, не огорчило благородного Раймунда, всерьез нацелившегося на Триполи, один из самых богатых город на южном побережье Средиземного моря.
– А разве у Венцелина есть флот? – нахмурился Боэмунд.
– Семь галер, – подтвердил Ле Гуин, – с хорошо обученными экипажами. Рыцарь фон Рюстов очень богатый человек. Одних сержантов у него более пятисот человек. Если ему удастся договориться с генуэзцами, то он приберет Джебайл к рукам.
Успехи старого соперника, Раймунда Тулузского, не на шутку огорчили Боэмунда. Ливан был лакомым куском, не говоря уже о Триполи, населенном преимущественно арабами и евреями. Людьми разворотливыми и далеко не бедными. Граф Антиохийский очень надеялся, что они сумеют отстоять родной город. Тем не менее, Сен-Жилль своей новой авантюрой уже оттянул из Антиохии значительное число новых крестоносцев, потерпевших жесточайшее поражение в начале своего пути, но сумевших оправиться от моральных и физических ран и теперь горевших жаждой мести и наживы. Боэмунд, потерявший лучших своих рыцарей под Милитеной, испытывал острый недостаток в искусных бойцах. Именно поэтому он обратился за помощью к Болдуину де Бурку, тезке и двоюродному брату короля Иерусалимского. Новый граф Эдесский хоть и не блистал умом, но все-таки считался воином опытным и много чего повидавшим. Помощь лотарингцев в походе, организуемом нурманами, могла прийтись как нельзя кстати. У графа Антиохийского были хорошие позиции на западе от Евфрата, где его родственник и союзник шевалье Жослен де Куртне владел несколькими крепостями. Именно отсюда Боэмунд рассчитывал организовать вторжение в самое сердце Кападокии, дабы посчитаться со своими смертельными врагами, эмирами Гази Гюлюштекином и Сукманом ибн Артуком. В случае успеха крестоносцы утвердились бы на Анатолийском плато и тем самым свели бы на нет все успехи покойного атабека Мосульского. Время для нового похода было выбрано удачно: султан Мухаммад с трудом сдерживал натиск своего брата и соперника в борьбе за власть султана Беркйарука и не мог прийти на помощь сельджукским эмирам. Такавор Малой Армении Татул заключил мирный договор с Алексеем Комниным, и клятвенно заверил графа Антиохийского, что не пропустит византийцев в Северную Сирию. Эмир Дамасский, скованный возросшей активностью Болдуина Иерусалимского, тоже вряд ли рискнет напасть на Антиохию. Оставалось нейтрализовать эмира Ридвана Халебского, человека коварного и воинственного. Но в данном случае Боэмунд полагался на барона де Руси, имевшего опыт борьбы с халебскими сельджуками. Благородный Глеб, надо полагать, уже оценил дружеский жест графа Антиохийского, оборвавшего рукой Ричарда Ле Гуина интригу, плетущуюся против прекрасной Адели. Впрочем, Боэмунд устранил бы виконта де Менга в любом случае, дабы хотя бы этим досадить изменнику-армянину, ставшему организатором его позора.
– Андроник видный член секты исмаилитов, – поделился с графом добытыми сведениями Ле Гуин. – Кроме того, он тесно связан с протовестиарием Михаилом, одним из самых коварных ближников Алексея Комнина.