Старец Горы - Шведов Сергей Владимирович. Страница 9

– Есть у меня на примете один мастер, – сказал Сен-Валье, – его Андроником зовут. Он то ли армянин, то ли сириец. Пелиссон он тебе сошьет всем на загляденье. Его дом в ста шагах отсюда.

Расторопный Андроник, круглый и жирный как головка сыра, встретил благородных шевалье в дверях собственного дома. Судя по насмешливым глазам, этот человек отличался не только расторопностью, но и умом. А также умением угождать сильным мира сего.

– Это правда, – подтвердил догадку Картенеля Бернар. – Андроник сумел войти в доверие ко многим влиятельным людям, включая даже патриарха Арнульфа.

Дом портного Андроника был куда как хорош, и вероятно сирийцу пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить его за собой. Причем Андроник, к удивлению Картенеля, не скрывал своего богатства, наоборот выставлял его напоказ, вводя в соблазн людей, склонных к насилию.

– Формально домом владеет Гундомар фон Майнц, – пояснил Бернар, – но несчастный рыцарь нуждается в уходе, и Андроник взвалил заботы о нем на свои плечи.

Сириец так долго расхваливал меха, принесенные Картенелем, словно собирался их продать благородным гостям.

– Какую материю выберет, шевалье, – сукно, лен, бархат или шелк?

– Шелк, – не очень любезно буркнул Годемар.

– В таком случае, прелагаю каирский, – склонился в поклоне Андроник.

У Картенеля разбежались глаза. Шелка таких ярких расцветок ему видеть не доводилось. А эти расшитые золотой нитью куски материи слепили непривычные к подобной роскоши глаза. Пелиссон считался парадной одеждой, благородные рыцари носили его по торжественным случаям, а потому всегда предпочитали облачаться в цвета собственного стяга. Картенелю приглянулся кусок зеленого шелка, расшитый золотыми птицами и причудливыми узорами, которые Андроник назвал арабскими буквами.

– У тебя хороший вкус, шевалье, – похвалил его портной. – Не изволь сомневаться, пелиссон будет готов в ближайшие дни. Во всяком случае, тебе будет чем удивить нурманов Боэмунда и пизанцев архиепископа Даимберта.

– А причем здесь Боэмунд? – удивился Картенель.

– Разве шевалье не знает, что папский легат и князь Антиохии с многочисленной свитой прибудут в Иерусалим через несколько дней?

– Зачем? – тупо удивился ошалевший от впечатлений Годемар.

– Дабы поклониться Гробу Господню.

Для королевской мантии Картенель выбрал бархат благородного багрового цвета. Причем сразу же предупредил осведомленного портного, что простит ему задержку с пелиссоном, но снимет с него три шкуры, если он опоздает с королевской мантией.

– Я выполню оба заказа точно в срок, шевалье. Для этого у меня хватит и сил и помощников.

– Хотел бы я знать, кто поставляет этому проходимцу столь ценные сведения, – задумчиво проговорил Картенель, выходя из гостеприимного дома. – В окружении Готфрида о приезде Болдуина еще не знают.

– Почтенный Андроник оказывает людям услуги разного рода, – криво усмехнулся Бернар. – В том числе и те, о которых не принято распространятся вслух.

– А что, благородные шевалье не могут сами добыть себе девок? – удивился Картенель.

– Речь идет не о рыцарях и сержантах, – пояснил Сен-Валье, – а о клириках самого высокого ранга. У высоких особ, принявших монашеский обет, бывают весьма своеобразные вкусы.

– Ты кого, собственно, имеешь в виду? – Картенель даже остановился, потрясенный откровениями старого приятеля.

– А ты не догадываешься?

До сих пор Годемар считал шевалье де Сен-Валье человеком легкомысленным и недалеким, но то ли он ошибся на его счет, то ли за Бернаром стояли очень умные и расчетливые люди, которые решили использовать Картенеля в своих целях.

– Тебе ведь нужен замок, благородный Годемар?

– Мне его уже обещали, – буркнул почти зло Картенель.

– А мне нужно и того меньше, – вздохнул благородный Бернар. – Часть пристани в порту Яффы и несколько домов в придачу.

От такой ничем не прикрытой наглости Годемар даже икнул. Вот вам и простодушный Сен-Валье. Пристань в порту Яффы – это же золотое дно, не говоря уже о хранилищах для товаров. Через год-два византийские и европейские купцы будут платить бешеные деньги, чтобы пристать к благословенной земле. А паломники! Они уже сейчас потянулись в Иерусалим, готовые щедро отблагодарить за гостеприимство.

– Замок проси между Яффой и Иерусалимом, – продолжал наставлять ошеломленного друга Сен-Валье. – Паломникам и купцам потребуется защита от местных разбойников.

– А если Готфрид мне откажет?

– Даимберт даст, – неожиданно жестко произнес Бернар. – В обмен на патриарший престол, который мы с тобой поднесем ему на блюдечке.

Картенеля даже пот прошиб от перспектив, открывшихся его взору. Конечно, архиепископ Пизы приезжает в Иерусалим неспроста. Видимо, он уже успел заручиться поддержкой папы Пасхалия и графа Боэмунда. Что, между прочим, отнюдь не гарантирует ему успех. У Арнульфа де Роола среди крестоносцев немало сторонников. Кроме того, Роола почти наверняка поддержит Готфрид Бульонский, которому не нужен сильный человек на патриаршем престоле. А с Арнульфом Защитник Гроба Господня уже нашел общий язык. Если лотарингцы узнают, что шевалье де Картенель предал их интересы, Годемару не поздоровится. Убьют еще, пожалуй. Речь-то идет не о замке, а о королевстве, пусть и существующем пока что в зачаточном состоянии, но вокруг которого уже развернулась нешуточная борьба.

– Сколько я тебе должен за меха, – спросил Картенель севшим от волнения голосом.

– Это подарок от меня и моих щедрых друзей, – усмехнулся Бернар. – Бери, Годемар, – не прогадаешь!

– А имена этих друзей ты можешь назвать, шевалье?

– Одного, пожалуй, назову, – неуверенно отозвался Бернар.

– Неужели Венцелин? – опередил его новым вопросом Картенель.

– Ролан де Бове.

Благородный Годемар удивился. Он видел благородного Ролана несколько раз в доме фон Рюстова. Шевалье де Бове слыл среди крестоносцев искусным бойцом, но это, пожалуй, и все, что Картенель о нем знал. Неужели этот юнец, которому еще и двадцати пяти лет не исполнилось, держит в своих руках нить интриги, способной на долгие годы определить судьбу Иерусалимского королевства? Или за ним стоит кто-то еще, неизвестный не только Картенелю, но и Бернару де Сен-Валье? В любом случае следует крепко подумать, прежде чем пускаться в авантюру, чреватую большими неприятностями, а возможно и смертью.

Горностаевая мантия, поднесенная благородным Годемаром Защитнику Гроба Господня, вызвала большой переполох среди лотарингцев. Растерялся даже Готфрид Бульонский, никогда не питавший склонности к роскоши ни в одежде, ни в быту. Ел он обычно то, что готовили его не слишком даровитые повара, спал в походной постели, и если кольчугу он время от времени снимал, то гамбезон, одевавшийся под нее, практически никогда. Словом, выглядел благородный Готфрид совсем не по-королевски, чем отличался в невыгодную сторону даже от своих баронов. Не говоря уже о красавчике Танкреде, не упускавшего случая пустить пыль в глаза и ближним и дальним. Конечно, три года войны не могли не наложить своего отпечатка на многих крестоносцев, и Готфрид не был в этом ряду исключением, но война подходила к концу, и правителю Иерусалима следовало подумать о впечатлении, которое он производит на окружающих. Так, во всяком случае, полагал шевалье де Водемон, и этим своим мнением он не замедлил поделиться с сюзереном.

– Завтра в Иерусалим приезжают Боэмунд Антиохийский и архиепископ Даимберт, – напомнил присутствующим благородный Андре. – Думаю, нам следует сразу же дать понять этим бесспорно влиятельным людям, что в Палестине уже есть власть, как светская, так и духовная.

Водемона тут же поддержали молодой барон Рауль де Музон и старый граф Рено де Туле, к мнению которых Готфрид прислушивался. Благородный Андре собственноручно набросил на широкие плечи Бульонского горностаевую мантию. Эффект превзошел все ожидания. Готфрид хоть слыл доблестным воителем, представительной внешностью не отличался. Он был невысок ростом, сутуловат, длиннорук и коротконог. Но мантия скрыла его недостатки, и перед изумленными лотарингцами вдруг предстал истинный государь, поражающий взгляд неподдельным величием.