Директор департамента - Качанов Владлен Евгеньевич. Страница 15

«Моя душа болит. Чувствую и понимаю, что совершил непоправимую ошибку, подняв восстание тринадцати колоний против матери Британии. Как было бы прекрасно, если бы «Бостонское чаепитие» и все, что последовало за ним, не состоялось. Тогда на моей совести не было бы этого жестокого и ненужного свержения законного правительства. Как исправить роковую ошибку? Остается только вновь поклясться в верности британской короне. Хотелось бы убедить Джефферсона, Франклина и других лжереволюционеров, вместе со мной возглавивших антибританский бунт, отказаться от крамолы и вновь стать верными подданными британской короны». И подпись — «раскаявшийся Вашингтон».

Членов комиссии тронула наивная попытка Киллера привычными для него методами подтолкнуть их к принятию решения. Ни Томпсон, ни Перкинс не усомнились, что представленный им документ был стопроцентной фальшивкой. Зная, как ювелирно их коллега подделывает банкноты, они были уверены в его способности фальсифицировать и политическое завещание Вашингтона.

Киллер отпирался недолго. Сознался, что сочинил сей «документ» с единственной целью — сбить спесь с американцев и вынудить их помочь Британии, не посягая на Канаду. Цель была благородной, и Киллеру простили это маленькое жульничество.

На окончательное определение позиции королевской комиссии оказал влияние неожиданный визит молодого человека, требовавшего, чтобы его выслушали по делу чрезвычайной важности. Эрл Макковей — так звали юношу — уверял, что его история имеет непосредственное отношение к работе комиссии. Он был так настойчив, что комиссия уступила ему, но ограничила посетителя жестким регламентом.

— Я американский гражданин, — поспешил сообщить Эрл. — Детство провел в Броквилле, что в штате Пенсильвания, — может быть, слышали? В прошлом году окончил колледж и сумел устроиться младшим клерком в филадельфийском филиале компании «Смит энд санс». Контора наша расположена в центре города, а квартира, арендованная для меня отцом, — на окраине. Поначалу было нелегко, нередко приходилось задерживаться, и добирался до дому только к ночи. Но работа мне нравилась, постепенно я осваивался, постигая секреты фирмы. Все шло хорошо до того самого дня, о котором должен вам рассказать.

Накануне я поздно вернулся домой, принял снотворное и поэтому утром чувствовал себя как в тумане. Едва проснувшись, стал нащупывать с полузакрытыми глазами телефонный аппарат, чтобы уточнить время, — и нечаянно нажал кнопку тревоги системы «Хоум гард». Как потом выяснилось, система, которая обошлась мне, а вернее, моему папаше в тысячу долларов, послушно связалась с дежурным оператором полицейского управления и автоматически стала повторять записанное на диктофон послание: «Тревога на Корнер-стрит, 18».

Повесив трубку и все еще нетвердо стоя на ногах, пошел покормить арендованного доберман-пинчера, обученного охране квартир. Протянул кусок мяса и, все еще не придя в себя после сна, перепутал команды, сказал: «Взять!> Умная собака послушно прокусила мне руку.

Я перевязывал рану, когда полицейские, вызванные «Хоум гардом», стали ломиться в дверь. Боясь, что они высадят ее вместе со всеми дорогостоящими замками, я заспешил и уронил на ногу стальной засов. Взвыл так, что стражи порядка, уверившись в худшем, дали за дверью предупредительный залп.

От полицейских претензий пришлось откупиться крупной купюрой. Быстренько набросил на плечи пальто — надо было поторапливаться, проверил, лежит ли в кармане газозый пистолет, тщательно закрыл дверь и, прихрамывая, заспешил к автобусной остановке.

Только в автобусе я обнаружил, что у меня есть десятидолларовая бумажка, но нет одного бака [7], который я должен опустить в кассу. Как известно, после многочисленных ограблений водителей автобусов им запретили иметь при себе деньги. Поэтому требование шофера было неоспоримым: «Сходи, друг!» Что мне оставалось делать?

Сойдя, я обратился к молодой женщине, стоявшей на тротуаре, в надежде, что она разменяет мне десятку. «Мисс, — начал я, — не могли бы вы…» В этот момент, не дослушав, она выпустила в меня заряд из миниатюрного газового баллончика. Ослепленный, шатаясь, я вынырнул из облака слезоточивого газа и, рискуя попасть под колеса проходящих машин, проковылял по мостовой, взывая к такси.

Какой-то шофер сжалился надо мной и остановил свой кеб. Я еще утирал слезы, когда услышал зловещий щелчок: впереди за пуленепроницаемой перегородкой водитель нажал на кнопку, наглухо закрыв обе задние двери, чтобы пассажир не мог выйти, не расплатившись.

Мы остановились у очередного светофора. В этот момент я услышал выстрелы и увидел, что в смотровом стекле такси появились аккуратные отверстия, опоясанные тонким кружевом паутины. Мой шофер в один миг очутился под машиной, а я рухнул с заднего сиденья на пол и затаился, прикрыв голову руками. Мое положение было безвыходным: запертый в машине, я мог только молиться, взывая о спасении к богу. Между тем снаружи продолжалась перестрелка, пули свистели в воздухе, где-то совсем близко от моего беззащитного тела и лишь чудом миновали его. Я был близок к инфаркту, когда наконец к полю боя прибыл полицейский броневик и под его прикрытием мне удалось быстрым аллюром на четвереньках выбраться из зоны обстрела.

На работу я, конечно, опоздал. Испепеляющий взгляд босса, пройдя сквозь стеклянную стену его кабинета, обжег меня, словно пуля террориста. Мне стало ясно, что в этой конторе я не работник — слишком много аккуратных, дисциплинированных выпускников колледжей бродило по городу в поисках работы…

— Извините, молодой человек, — вторгся Томпсон в эмоциональный рассказ Макковея, — мы никак не поймем, какое отношение имеют ваши злоключения к работе нашей комиссии?

— Самое непосредственное! — почти выкрикнул гость и обвел всех умоляющим взглядом. — Очень прошу вас, господа, уделите мне еще несколько минут и дослушайте мой рассказ до конца. Тогда вы все поймете»

Члены королевской комиссии, вняв его мольбе, молчаливо согласились, и Макковей продолжил свое повествование.

— В обеденный перерыв я вышел из офиса купить подарок знакомой девушке ко дню рождения. Вещь просто незаменимую при обороне от грабителей, к тому же портативную: пистолет, стреляющий электрическими стрелами-шинами; вонзаясь в тело, они вызывают у жертвы электрошок. Доставая из кармана чековую книжку, я заметил, что молоденькая продавщица учится на мне управлять фотоаппаратом, который фиксировал каждого покупателя, расплачивающегося чеком. Я вполне сознавал необходимость этой неприятной процедуры — уж больно много развелось кругом жуликов — и потому терпеливо ждал. Провозившись, продавщица заторопилась и, заворачивая покупку, забыла снять с нее радиационный ярлык, включающий сирену в дверях магазина. Под пронзительные звуки тревоги я был окружен детективами и препровожден к администратору.

К счастью, продавщица признала свою оплошность, а сделанная за прилавком фотография, хотя и не походила на меня даже отдаленно, все же по основным пропорциям совпадала с моей физиономией. Когда каменные взгляды детективов сменились на смущенные улыбки, я понял, что реабилитирован, и со всех ног бросился на работу, так как обеденный перерыв близился к концу.

Нервы у меня были на пределе, когда я после работы возвращался домой. Усталый, я тем не менее старательно обходил все подозрительные подъезды и переулки. Подойдя к своему дому, я облегченно вздохнул: мне казалось, что все невзгоды этого долгого дня остались позади. Вставляя ключ в дверь собственной квартиры, я немного замешкался, и эта расслабленность обернулась для меня очередным несчастьем. До того, как я сумел попасть в свою городскую крепость, три головореза, прятавшихся в подъезде, освободили меня от бумажника, часов и подарка. Затем мне дали понюхать газу из моего собственного пистолета и пригрозили прирезать, если я посмею пикнуть или заявить в полицию в ближайшие полчаса.

Перед тем как лечь в постель, я включил радио. Хотелось услышать какую-нибудь ободряющую новость, отвлечься от невесть откуда обрушившихся на меня бед. Если мир не взбесился, должно же происходить в нем хоть что-то радостное, светлое, настраивающее на оптимистический лад!