Директор департамента - Качанов Владлен Евгеньевич. Страница 25

— Вы анархист, Руссо, — безапелляционно заявил Макслотер. — Не понимаю, как можно отрицать прогрессивную роль современного капиталистического общества и стоящих — на его страже законов?..

— Можно, — твердо возразил Руссо, — потому что, однажды явившись, они еще более увеличили силу богатых, безвозвратно уничтожили свободу, навсегда упрочили собственность и неравенство, превратили ловкий захват в незыблемое право и к выгоде нескольких честолюбцев обрекли весь род человеческий на труд, нищету и рабство. Нельзя допустить, чтобы дитя властвовало над старцем, чтобы глупец руководил мудрецом и чтобы горсть людей утопала в роскоши, тогда как огромное большинство народа нуждается в самом необходимом.

— Бросьте, Жак, поймите, что вы запутались, — в голосе Макслотера звучала усталость. — Почему вы не хотите сотрудничать с комиссией? Почему вы затрудняете нашу работу? Или вы думаете, что наша комиссия не имеет права разоблачать подрывные элементы вроде этого Линкольна?

В тоне Макслотера появились высокие нотки. Макиавелли решил предотвратить вспышку.

— Ваша милость, — обратился он к Макслотеру, — не соблаговолите ли вы уточнить свой вопрос? Мы все хотим быть совершенно справедливыми к синьору Руссо.

— Ну что ж, Жак, — проворчал председатель, — даю вам последний шанс. Отвечайте: признаете ли вы, что ведете подрывную работу против капиталистического строя?

— Вы полагаетесь на существующий общественный порядок, — заявил Руссо, — и не думаете о том, что этот порядок подвержен неизбежным революциям, что вам невозможно ни предвидеть, ни предупредить ту, которая заденет ваших детей. Мы приближаемся к кризису и веку революций…

Макслотер жестом оборвал речь Руссо и укоризненно посмотрел на Макиавелли. «Простак, — говорил этот взгляд, — кого вздумал учить следовательскому искусству?»

— Он говорит то же, что и этот малый Линкольн, — смущенно заметил Носке.

— Совершенно естественно, что они говорят одно и то же, — разъяснил Макслотер, — они ведь участники одного заговора.

Затем он скороговоркой объявил Жан-Жаку Руссо решение комиссии: философ-бунтарь вслед за своим единомышленником — президентом США высылался из рая.

МАКСЛОТЕР листал длинные списки постоянных жителей рая и не видел, кто занял место в свидетельском боксе.

— Фамилия и имя? — спросил он, не поднимая головы.

— Елена Прекрасная.

Макслотер потянулся к ящику картотеки, на котором была нарисована большая буква П, и вытащил оттуда биографические данные на иммигранта. Там значилось: «Елена Прекрасная — легендарная царица исключительной красоты. Ее любовные похождения послужили поводом для начала Троянской войны».

— Ого!

Председатель вскинул голову и обратил зажегшийся любопытством взор на прославленную в веках совратительницу.

— Фью!.. — присвистнул он в типично американской манере. — Ты и в самом деле прелестна, бэби.

Но тут же взял себя в руки и сказал уже строго, как и подобает чиновнику высшего ранга:

— Ваше прошлое, мисс Элен, не дает нам оснований для лишения вас постоянной визы. Вы всегда принадлежали к высшим сферам, и это делает вам честь. Мы не ханжи и не собираемся упрекать вас за успех, который вы по праву имели в мужском обществе там, на Земле. Да и здесь вы служите очаровательным украшением райских кущ.

Макслотер остановился и передохнул, стараясь не смотреть на божественное создание и избавиться от похотливых мыслей. Что он болтает! Если он продолжит в том же духе, то кончит речь тем, что назначит этой красотке свидание под яблоней у главных ворот.

«И все же неплохо бы затащить тебя в мою спальню», — подумал он, продолжая листать пухлое досье. Его внимание привлек длинный список мужских имен, составленный на основе донесений ангелов наружного наблюдения. В нем бросались в глаза громкие титулы английских лордов и достопочтенных американских конгрессменов, «выходивших на связь» с греческой красавицей. Председательствующего покоробила мысль оказаться в самом конце списка рядовых иммигрантов, и он, решительно вскинув голову, словно стряхивая с себя дьявольское наваждение, строгим голосом отчеканил:

— Отдавая зам должное, мы ни в коем случае не можем упускать из вида тот факт, что наша территория кишит агентами дьявола, пытающимися уничтожить наш праведный образ жизни. Дабы и в дальнейшем не вводить жителей рая во искушение, а наше общество в целом не подвергать опасности быстрого и неизбежного морального разложения, я вынужден передать вас, мисс Элен, инспектору Норману для препровождения во владения дьявола, где ваши чары не будут представлять для нас никакой опасности.

…ВЗГЛЯНУВ в сторону свидетельского бокса, Макслотер увидел, что туда вошел мужчина, чье лицо показалось ему знакомым. Ну конечно же, это был главарь американских гангстеров легендарный Аль Капоне. «Однако ему тут нечего делать, — подумал председатель, — Разве может знаменитый гангстер подрывать основы нашего общества? Что он смыслит в политике? Он — непревзойденный король рэкета, большой знаток содержимого банковских сейфов и чужих чековых книжек, но никакой не политик».

Бандит заметно нервничал. Не дожидаясь вопросов, он стал быстро говорить, размахивая руками.

— Не подумайте, что я один из этих проклятых радикалов, — обращался он к членам комиссии. — Не подумайте, что я против американской системы. Я вел свой рэкет, строго соблюдая американские законы.

Макслотер усмехнулся. Объяснение в любви к американской системе со стороны гангстера его несколько озадачило.

— Погодите, мистер, — прервал он рэкетира. — Выходит, что американский образ жизни вполне вас устраивал?

Аль Капоне закивал головой.

— Наша американская система, — сказал он, — называйте ее американизмом или капитализмом, как вам больше нравится, дала каждому из нас и всем нам великие возможности. Нам оставалось только схватить эти возможности обеими руками и до конца использовать их.

Макслотер смутился. Он не знал, сердиться ему или нет на такое вульгарное разъяснение фундаментальных основ американской жизни. Согласиться с гангстером означало поощрить его теоретизирования. А он и без того явно пытается ставить себя на одну доску с любым американцем, добившимся успеха честным путем. Спокойнее всего перевести разговор в другое русло. И председатель спросил:

— Ну а как вы относитесь к большевизму?

— Большевизм стучится в наши ворота. Мы не можем себе позволить впустить его. Мы должны организоваться против него, сомкнуть наши ряды и стоять насмерть. Мы должны держать рабочего подальше от красной литературы и красных уловок; мы должны проследить, чтобы его мозги оставались здоровыми…

Таких мудрых речей Макслотер давно не слышал. Особенно приятно было услышать их из уст соотечественника, к тому же весьма знаменитого, прославившегося не только своими ювелирными бандитскими операциями, но и дружескими связями с крупнейшими политическими деятелями Америки. «Свои связи Аль Капоне и здесь, конечно, сохранил, но что за жизнь для него без банковских сейфов? — посочувствовал Макслотер рэкетиру. — Нет, истинной райской жизнью он наслаждался только на Земле…»

Председатель поблагодарил Аль Капоне за участие в заседании комиссии, сообщил о выдаче ему бессрочной визы и пожелал вечного блаженства в райских кущах.

АНГЕЛЫ ВВЕЛИ в зал красивого пожилого человека с задумчивыми глазами и тонким овалом лица. Он назвал себя: Генрих Гейне, поэт,

— Ах, поэт! — Макслотер встрепенулся. — Поэт-лирик или поэт-политик? Поэты, знаете ли, тоже разные бывают. Одни призывают к свободе любви, что не представляет большой опасности для нашего вполне просвещенного общества, другие — к свободе мысли, что крайне неуместно и опасно. Какие же вы слагаете вирши? Впрочем, прочитайте что-нибудь, мы тут сами разберемся, что к чему.

Гейне задумался на мгновение, выбирая в памяти подходящие для этого случая стихи, а затем стал читать: