Мертвые души. Том 3 - Авакян Юрий Арамович. Страница 98

Вот потому—то, подумавши ещё с минуту, другую спросил он у «старшего конюха», что всё ещё сидел рядом с Селифаном, знает ли тот, как проехать к дому полицеймейстера, и получивший утвердительный ответ, велел править туда без промедления.

Полицеймейстер, живший в большом, стоявшем у самого начала главной городской улицы, доме, радушно и как хорошо знакомого встретил Павла Ивановича. Проводивши его в гостиную он справился о делах его и самочувствии, о сегодняшней поездке, о которой, без сомнения, знал, как и все остальные чиновники города и, выслушавши ответы нежданного гостя, приказал подать в гостиную кофию. Кофий подан был с душистыми пышными булками и, разливши его по чашкам, герои наши принялись усердно его прихлебывать.

— Что же, Павел Иванович, думаю, что у вас должно быть некое до меня дельце, не просто же так после столь утомительного пути завернули вы ко мне? — спросил полицеймейстер, проницательно поглядывая на Чичикова.

— В точности, что так, любезнейший друг мой! Но дельце сие пустяковое, и вовсе не связано с нынешними моими заботами. Давешним вечером за обедом мне неловко было о нём говорить, сегодня же, решивши не откладывая его в долгий ящик наведаться к вам по той причине, что сие для меня важно и имеет касательство до приятеля моего, о коем просил навесть меня справки и Фёдор Фёдорович Леницын, — отвечал Чичиков.

— Так в чём же дельце сие состоит и чем могу я вам в нем помочь? — снова спросил полицеймейстер.

— Речь тут идёт об обитателе нашей Тьфуславльской губернии, — сказал Чичиков, — вот уж более году тому назад сосланном в Сибирь: толи на каторгу, толи на поселение, нынче затрудняюсь сказать куда именно. Но меня, а в особенности нашего губернатора, весьма заботит судьба сего молодого человека, осуждённого неправедно, по навету одного, хорошо известного по всей губернии клеветника и негодяя, коему сумел я уж сполна отплатить. Нынче он уж и сам под судом, уж не выпутается, ну да и поделом ему, потому как он всей губернии был поперек горла…

— Понимаю, — в задумчивости произнёс полицеймейстер, — однако не могли бы вы назвать сего молодого человека, о судьбе коего столь печётесь. Может статься, что он и здесь у нас под самым боком, а ежели и нет, то мы и запрос какой надобно пошлём, и всё вам самым тщательнейшим образом доложим.

— Прозывается он Андреем Ивановичем Тентетниковым, но признаться, я мало имею надежды услыхать о нём что—либо доброе и не рассчитываю на то, что удастся его так вот запросто сыскать, — сказал Чичиков состроивши во чертах чела своего подобие скорбного уныния.

— А вот и неправда ваша, Павел Иванович! Очень даже, что многое можем вам о нём порассказать. Причём не самого худого свойства, — отвечал полицеймейстер тоном человека весьма обрадованного возможностью доставить собеседнику приятное известие.

— Да что вы! Не может такового быть! Неужто он здесь у вас?! Вот нежданная радость и мне и Фёдору Фёдоровичу! Но скажите, как он, каково ему приходится?! — разыграл Чичиков искреннее изумление так, словно бы не повстречал Тентетникова с Улинькою на вечерней улице всего лишь три четверти часа назад.

— Должен вам сообщить, Павел Иванович, что дела его весьма неплохи, — сказал полицеймейстер, состроивши сурьёзную мину, потому как сообщал сейчас данные по своему ведомству. — Он уже пятый месяц как по высочайшему указу переведён сюда в Собольск на поселение. Нрава и поведения он примерного, пользуется уважением меж городских наших обывателей. Да чего уж там говорить! Супруга его – Ульяна Александровна, старшим моим дочкам даёт уроки французскаго. Замечательная, надобно сказать, дама, таковая умница!..

«Да, конечно же, без французскаго здесь в Собольске никак не управиться! Однако же плохи известия: Тентетников на хорошем счету, Улинька вхожа в дома, даже и к полицеймейстеру. Ох, батюшки! Да ведь из сего таковое может проистечь, что буду метаться по углам, точно припаренный!», — подумал Чичиков чувствуя, как сызнова поднимается в нём волною утихнувший было давешний страх, на словах же он сказал следующее:

— Видит Бог, воистину радостную весть услыхал я сейчас! И ежели бы вы только знали, каковым теплом отозвалась она в моём сердце. Однако же, обещайте мне, друг мой, что не откроете до поры ни Андрею Ивановичу, ни Ульяне Александровне моего здесь пребывания, по той причине, что желал бы я сделать пред ними сюрприз.

Полицеймейстер, конечно же, заверил его в том, что на сей счёт Павел Иванович может не беспокоиться, потому как хорошо понимает каковую радость может принесть бедному узнику подобная нежданная встреча.

— Буду нем как рыба! — сказал полицеймейстер на прощание.

Несколько успокоившись, Чичиков отправился в дом Петру Ардалионовичу, поспевши как раз к ужину. За столом разговор, конечно же, во первую голову коснулся тех земель, которые должны были отойти нашему герою, разве что не завтрашним утром и Петру Ардалионовичу хотелось от Чичикова подробных впечатлений от выделенных ему угодий, потому как он даже и не догадывался о том, куда сегодня наведывался Павел Иванович и каковое дельце обделал он со старостою старообрядческой общины.

Чичиков же отвечал все более общими замечаниями — что, дескать, земли вправду отменные и впечатление от них у него самое благоприятнейшее и будто бы он и не ожидал, что столь хороши они будут. За что и благодарен он до чрезвычайности и Петру Ардалионовичу, да и прочим братьям—чиновникам, принявшим в нём столь горячее участие.

Тут разговор, словно бы сам собою, свернул на бумаги, коих дожидался наш герой с нетерпением и что назначены были к завтрашнему сроку. Однако, как оно обычно бывает, к завтрашнему сроку замешанные в сие дело чиновники не успевали уложиться, сетуя на изрядное число представленных к перебеливанию бумаг, так что срок их отодвигался ещё на день, а может быть и на два. Сие известие не добавило бодрости духа нашему герою и он несколько заёрзал на стуле, показавши своё нетерпение и нервы. Ему до чрезвычайности хотелось, покончивши с этим делом, выехать как только возможно скоро, вон из Собольска. Обещание быть молчаливым, точно рыба, полученное им с полицеймейстера, могло лишь отчасти защитить его, давши временную и короткую передышку. Потому что получи он даже завтра нужные ему бумаги, всё одно, пребывание здесь могло бы окончится для него бедою. Ежели и не сейчас, то позднее, вздумай только Чичиков сызнова явиться в Собольск, привлечённый золотым сиянием приисков, что по вине Тентетникова, точно уж уплывали у него из под самого носу.

Посему мысли, поднимавшиеся в нём, были самого мрачного и тёмного свойства и, сославшись на усталость, Павел Иванович откланявшись, отправился в отведённые ему покои с тем, чтобы хорошенько поразмыслить на досуге о том, как же быть ему дальше. Ему до боли не хотелось расставаться с мечтою заделаться золотопромышленником, расставаться с Собольскою губернией, с которой он уже не на шутку связывал свою будущность. Вот почему пройдя в спальню он, не раздеваясь, повалился на кровать и уставившись в потолок принялся о чём—то напряженно думать. Но видимо так ничего и не надумавши сказал себе:

«Носу не высуну из дому, покуда не получу всех нужных бумаг, а там уж как Господь распорядится», — и кликнувши Петрушку, велел себя раздевать ко сну.

Однако толи Господу, толи тому, кто руководил беспокойною его судьбою, было угодно распорядиться таковым образом, что все нужные Чичикову бумаги были готовы следующим же утром. Не успел ещё герой наш как следует разлепить глаз, а бумаги уж лежали у него на столе, доставленные из Присутствия расторопным курьером. Тут уж не только что сердце принялось, топая своими крохотными ножками, петь в груди у него радостные песенки, но и сам Чичиков, вскочивши с постели, запрыгал по комнате, выделывая весьма рискованные антраша, и крича нечто невразумительное от переполнявшего его до краёв счастья. Нынче он уже был свободен в своём выборе и никакой Тентетников ничем не мог более ему помешать. Ведь теперь сделалось возможным, собравшись в одночасье, отправляться в обратный путь до далёкого Петербурга, где в глубоких банковских подвалах дожидалось его заветное богатство. Однако помимо мечты заделаться золотопромышленником, оставалось у Павла Ивановича в Собольске ещё одно, чрезвычайно важное для всего его предприятии дело, то, которое он всенепременно должен был довести до конца. Потому—то сейчас, когда бумаги были уж у него на руках и фигура Тентетникова, будоражившая его воображение и не дававшая покою его душе, уж не казалась столь угрожающею, решил он остаться в Собольске ещё на некоторое время с тем, чтобы совершенно покончить с делами и попытаться примириться с Андреем Ивановичем, с которым связывал уж некоторые планы.