Неверный шаг - Станчев Лучезар. Страница 24
Йотов стоял у стола, не зная, что делать. Незнакомец поднял голову от машинки:
«Извините, кажется, это ваш стол... Да вы садитесь, садитесь, а я перейду на другой. Понимаете, он как раз у парня в изголовье, поэтому я сел за ваш...» — Он взял машинку и бумаги и перенес их на другой стол.
Йотов сделал было шаг к столу, но остановился.
«Видите ли, — сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал как можно мягче, — дело в том, что мне необходима машинка... Понимаете, нужно писать доклад...»
«А разве эта машинка не Златанова? Он мне разрешил ею пользоваться!»
«Он вам разрешил, однако я запрещаю!»
«Ах вот как! У меня горит статья, я должен представить ее в редакцию через три часа, а вы, значит, мне запрещаете! Хорошо! Впрочем, я что-то не совсем понимаю... Почему это вы мне запрещаете, разве здесь не Златанов распоряжается?»
«Директор тут все еще я, и категорически запрещаю вам приходить сюда!»
«Ах вот оно что, — протянул молодой человек, принимаясь неохотно собирать свои бумаги, — я-то считал директором Златанова поскольку вы здесь так, для проформы!..»
«Вон! — не сдержавшись крикнул Йотов и вдруг вспомнил: однажды на приеме, на котором присутствовали и иностранные гости, Златанов вроде бы в шутку сказал: «Фактически, директор тут — я!»
Мальчик проснулся. Он вскочил с кушетки и, подобрав упавшую шапку, ринулся к двери, как бы приглашая отца последовать его примеру. Непрошенный посетитель устремился было за ним, но в дверях остановился и, перейдя на «ты», медленно, с угрозой в голосе сказал:
— Институт что, твоя вотчина, что ли? И институт, и машинка — собственность го-су-дар-ствен-ная! Понял? И вообще, подобных тебе на таком посту никто держать не станет! — Выпалив это, молодой человек исчез, изо всей силы хлопнув дверью.
Йотов весь дрожал от обиды и гнева. Если кто и смотрит на институт, как на личную собственность, так это Златанов. Он не гнушается тащить домой отсюда даже копировальную бумагу...
Все это проносилось сейчас в голове Йотова — весь кошмар прожитых за последний год дней. Ему надо было действовать активно, чтобы своевременно преградить путь беспринципности и разгильдяйству, а он позволил им одержать верх. Атмосфера в институте создалась поистине невозможная. Йотов оказался в одиночестве. И вот результат — вместо награды за двадцать лет самоотверженной работы — несправедливое увольнение. «Нет ничего ужаснее в этой жизни, чем черная неблагодарность», — горько думал он.
Йотов так и не сомкнул глаз и весь день чувствовал себя разбитым. Болела голова. Все валилось из рук. Казалось, дальнейшая жизнь потеряла всякий смысл. Раз даже у нас возможны карьеризм, раболепие и клевета, тогда как же жить дальше? «Борьба, беспрерывная борьба за совершенство и справедливость, — думал он. — Но эта борьба будет продолжаться вечно, а справедливость так никогда и не восторжествует...» Человек одинок в этом мире. Конечно, стоило жить ради семьи. Но как, как помочь сыну? И разве совершенна такая система приема в высшее учебное заведение, при которой поступают слабые, случайные кандидаты, вынужденные в первом же семестре забирать документы из-за того, что не справляются с учебной программой! А те, кто годами безуспешно пытается поступить, потом на поверку оказываются отличными студентами!
Евгений должен поступить, должен учиться! Он считает так не потому, что Евгений его сын — нет! Он уверен, что у мальчика есть для этого все данные! Но как, как этого добиться?
За окном стемнело. Когда же приедет из Варны Маргарита с детьми? Впрочем, стоит ли ее волновать? Во всяком случае о себе он рассказывать не станет. Скажет, что взял отпуск. Будет молчать, пока не узнает, какое ему собираются предложить место. А вот об Евгении придется рассказать. Конечно, Маргарита сразу побежит по инстанциям, будет стучаться во все двери, подавать заявления, записываться на прием — в общем, будет искать справедливости. Он не может ей это запретить. Но он как отец должен реально оценить события. И единственная возможность дать сыну образование — это послать его учиться в Париж, разумеется, предварительно переслав туда свое изобретение. Хорошо бы, чтобы Евгений уехал вместе с Эженом. Если документы задержатся, он уедет позднее. Но базу нужно подготовить...
Йотов пошел в чулан и достал оттуда чемодан Эжена: так как в багажнике не было достаточно места, Эжен переложил свои вещи в сумку. Йотов внимательно осмотрел подкладку чемодана. Тонкой коричневой ниткой к ней было подшито второе дно. Йотов аккуратно уложил схемы и пояснительный текст, и с помощью иглы осторожно продел нитку в прежние дырочки. «Ко мне жизнь отнеслась несправедливо, так постараюсь хотя бы детей уберечь от этого,» — подумал он, успокаиваясь. Он почувствовал озлобление не только против сотрудников института, но и против существующего порядка и законности В голове даже мелькнула мысль о том, что будь у него готова последняя разработка, он бы продал и ее. Он уже и сам не знал, отказал бы он Эриху, приди он сейчас. Может, пошел бы на сделку и даже взял бы «аванс» в иностранной валюте? Йотов тряхнул головой, прогоняя эту мысль, и отнес чемодан в чулан.
Уже совсем стемнело. В дверь позвонила
— Это ты? — вздрогнул Йотов, открыв дверь.
— Да, я. Можно мне войти?
— Приходи лучше завтра... Сегодня я занят...
— Но завтра твоя семья возвращается из Варны...
«Интересно, откуда ему известно?» — подумал Йотов и нехотя сказал:
— Хорошо... Заходи.
— Надеюсь, на этот раз мы договоримся, — уверенно заявил Эрих. — Я знаю, тебя уволили из института, а сын твой провалился на экзаменах в университет... Но не тревожься, все образуется... Не забывай, у тебя есть друзья...
Йотов подавленно молчал. У него не было сил сопротивляться. Он чувствовал себя, как поверженный боксер на ринге, над которым неумолимый судья отсчитывает роковые секунды. Сейчас он скажет «десять», и рука победителя взметнется вверх. Пока Эрих закуривал, Йотов немного успокоился. Он был готов слушать...
А в сквере напротив дома Йотова усатый молодой человек быстро набирал в телефонной будке нужный ему номер:
— Товарищ Выгленов? Это Рангел. Сейчас в дом вошел незнакомый мужчина По виду иностранец. Ждать?.. Хорошо, я прослежу за ним... Слушаюсь!
Город постепенно погружался в сон.
34
Как и предполагал Чавдар, Койчев отказался принять Дюлгерова потому, что у него была важная встреча. В назначенный час к его дому подошел некто Ганс — высокий, стройный мужчина в хорошо сшитом костюме из дорогой ткани и в серой шляпе. Остановившись, он сделал вид, что закуривает сигарету, незаметно огляделся по сторонам и быстро вошел в подъезд. Поднялся на третий этаж, взглянул на часы и, подождав пока погаснет автоматическое освещение на лестнице, почти бегом спустился на второй. Одна из дверей бесшумно отворилась, и ночной гость шагнул в темную прихожую.
Не зажигая света, Койчев принял из рук гостя шляпу. Сказав, что в доме никого нет, дочь в Варне, он провел его в свою комнату. Без предисловий, гость сообщил, что Йотов отказался продать изобретение и спросил, нет ли у Койчева знакомого фотографа, который мог бы переснять схемы. Нужен еще один человек, чтобы стоять на страже. Оба должны быть верными людьми.
— Почему же нет, есть! Да ты, Ганс, с ними знаком — Дюлгеров и Крачмаров.
— Только не Дюлгеров! — покачал головой Ганс. — Это грязный мошенник! Мы имеем достоверные сведения, что копию всех материалов, которые он нам пересылает, Дюлгеров отправляет своей знакомой в Милан.
— Не может быть! А я считал его честным...
— Может, может! Как видишь, и среди нас попадаются бесчестные люди.
Койчева не смутила эта тирада о честности и бесчестности. Как человек «порядочный», он бурно прореагировал на услышанную «новость»:
— Но если это действительно так, он должен понести наказание!
— Абсолютно проверенные факты! И наказание не замедлит — он должен умереть! — тихо произнес Ганс, внимательно следя за выражением лица собеседника.