Скиф - Коробков Николай Михайлович. Страница 20

Проталкиваясь в толпе, Таргис и Орик прошли мимо нескольких палаток, где сидели и стояли выведенные на продажу рабы — изможденные старики с морщинистыми лицами и потухшими глазами; сильные мужчины, около которых собирались серьезные покупатели, озабоченно советовавшиеся между собой; молодые женщины и девушки, привлекавшие к себе целые толпы зевак, рассматривавших их и обменивавшихся замечаниями и шутками.

Орик внимательно вглядывался в лица и шел дальше вслед за своим проводником, направлявшимся к палатке, перед которой стоял римский сановник, окруженный своей свитой. Толпа здесь не напирала, и шуток не было слышно; зрители, не решаясь подходить ближе, молча смотрели на массивную фигуру покупателя и низкие поклоны торговца.

Вдруг Орик схватил Таргиса за плечо и, протянув руку вперед, почти закричал:

— Смотри, смотри!..

Еле успев удержать своего товарища, инстинктивно ринувшегося вперед, Таргис посмотрел в указанном направлении.

Сенатор, повернувшись, разглядывал молодого скифа с руками, скованными на спине, иссеченной жестокими ударами плети. Ноги раба тоже были закованы, и он полусидел, опустив голову, покрытую шляпой, в знак того, что торговец снимает с себя ответственность за поведение этого раба.

Коротким движением сенатор указал на него. Хозяин попытался объяснить, что скиф недавно попал в плен, и его, несмотря на все старания, еще не удалось укротить. Потом, желая заставить его встать, торговец подбежал к нему и острыми ударами стал хлестать широкие, с выступающими костями плечи, коротко вздрагивавшие под плетью. Послышался сдержанный рычащий крик. На минуту подняв искаженное ненавистью лицо, с рассеченным лбом и оскаленными зубами, скиф попытался сделать прыжок и ударить головой своего истязателя. Но, скованный цепями, он сейчас же упал и остался лежать, не пытаясь закрыться от врезавшейся в тело плети.

— Ситалка… это Ситалка, — лихорадочно повторял Орик, вырывая руки у сдерживавшего его Таргиса.

— Так радуйся, — говорил тот, — мы его нашли и освободим, если ты будешь благоразумен. Но если ты не успокоишься, то погубишь и его и себя. Смотри, на нас уже обращают внимание.

Между тем сенатор сказал что-то подобострастно слушавшему торговцу; тот вместе с тремя рабами римлянина подошел к Ситалке и стал отпирать замок, прикреплявший цепь к колонне.

— Не волнуйся, — продолжал говорить Таргис, — римлянин купил твоего товарища, но это ничего — мы выкупим у него Ситалку или освободим как-нибудь иначе. Только успокойся и не погуби нас всех.

Он оттащил Орика в сторону и, не выпуская его руки, продолжал смотреть на римлянина; тот сделал несколько шагов и остановился перед группой невольниц, выведенных торговцем из шатра. Все это были девушки с выкрашенными алебастром ногами в знак того, что они первый раз выводятся на продажу.

Хозяин толкнул вперед высокую смуглую девушку с черными курчавыми волосами и большими золотыми кольцами в ушах; между ее огромными черными глазами синела маленькая татуировка.

Сенатор посмотрел, коснулся ее свивающихся крутыми кольцами жестких волос и покрытых золотистым румянцем щек, провел рукой по гибкому, обтянутому красной одеждой телу и, обернувшись, сказал что-то своему секретарю. Торговец, внимательно всматриваясь в спокойное лицо римлянина, кланялся, стараясь не жестикулировать из почтительности к сановнику, и давал объяснения:

— Девушка из Иудеи, — они редко попадаются на рынках, их народ считает грехом продавать своих женщин чужеземцам. Замечательная красавица и знает много прекрасных плясок, известных только ее стране. Пусть господин посмотрит ее ноги — сама Терпсихора [29] не имеет таких... Но есть и другие девушки, еще более красивые, — продолжал он. — Посмотри, господин, вот эту. Я только недавно получил ее из Колхиды, из области, лежащей за теми скалами, где терзался закованный Прометей. Она совсем дикая и не умеет говорить ни на одном понятном языке. Ее кожа прозрачнее перламутра и так бела, что светится в темноте; посмотри, только у женщин ее страны бывают такие глаза, цвета аметиста, и волосы пышные и красные, как пламя. Говорят, что народ их произошел от смертной девушки, своей красотой прельстившей гения огня. Потомки его и теперь приносят ему жертвы перед выходящими из земли огненными столбами. Так является им их божественный предок. Женщины этого народа очень редки, — мало кто решается проникать в их страну, но их красота и пламенный нрав заставляют восточных владык тратить огромные деньги, чтобы купить хоть одну такую для своего гинекея... [30]

Он распустил и встряхнул волосы, лежавшие на спине девушки тяжелым узлом; они загорелись на солнце и окружили ее огненным ореолом.

Сенатор сделал знак рукой; невольницу отвели и поставили среди его рабов, закутав широким покрывалом.

— Взгляни еще на эту девочку из Галлии, господин, — продолжал торговец, — в этой холодной стране женская красота расцветает поздно, а она еще очень молода. Впрочем, не мне хвалить ее — ты видишь сам. Сын архоната предлагал мне за нее талант [31], но это ничтожная цена.

Сенатор лениво усмехнулся.

— Она, конечно, не стоит таланта. Во время наших последних походов в Галлию их привозили так много, что подобных невольниц можно встретить на всех италийских рынках. Скоро каждый римский гражданин, даже живущий в Субуррском предместье [32], будет в состоянии покупать себе таких рабынь. Но эта девочка мне нравится. Ты получишь за нее десять мин. Благодари богов за то, что мне жарко: эти десять мин даю тебе только потому, что ее кожа кажется мне прохладной и сохранившей свежесть снегов ее родины. Автесион, — обратился он к своему секретарю, — запиши сделанную покупку, и пусть отсчитают деньги.

Жара делалась ему несносной. Он приказал послать раба за носилками и медленно пошел по направлению к морю.

Рынок становился все более шумным. Охваченные азартом спора, покупатели и продавцы, торгуясь, размахивали руками, призывали в свидетели богов, осыпали друг друга звонкими ругательствами. Образовалась целая свалка около осла, со спины которого толпа сбросила корзины с виноградом и персиками. Погонщик старался водрузить их на место и отгонял черных от загара мальчишек. Они вертелись вокруг и с визгом подбирали рассыпавшиеся плоды.

III

Широкая каменная лестница вела вниз с высокого крутого берега; последние ее ступеньки терялись в мелком горячем гравии, покрывавшем широкую полосу морского прибрежья.

Опираясь на руку секретаря, сенатор медленно спустился вниз и, подойдя к самой воде, сел на большой серый камень. Маленькие голубые волны, теплые и прозрачные, набегали с ровным шелестом, покачивая на своей поверхности радужные комочки медуз, похожих на хрустальные колокольчики.

— Сегодня Понт похож на наше италийское море, — сказал сенатор. — Вода так же сияет под солнцем, такая же голубая и прозрачная. Только берега кажутся унылыми и суровыми, да слишком много шума доносится из города. Невероятно крикливы эти греки. А все-таки хорошо...

Он помолчал, вглядываясь вдаль, где белые паруса рыбачьих лодок четко вырисовывались на сливавшейся синеве моря и неба.

— Чувствуешь, как пахнет соленой водой, немного рыбой, морскими водорослями? Восхитительный свежий запах... Противно возвращаться в этот грязный городишко. Посмотри, где я еще должен быть сегодня.

Не раскрывая табличек, секретарь доложил:

— Ты хотел, благородный Люций, быть сегодня у архонта, осмотреть памятники некрополя, прочитать плиты присяги херсонаситов и их договоров с соседними городами. Потом ты хотел заехать к Адриану.

Из-за поворота каменистого берега показались великолепные носилки, окруженные несколькими рабами и воинами в римском вооружении.

— Отправляемся, — сказал Люций, взглянув на солнце, уже приближавшееся к зениту. — К архонту [33] я сегодня не поеду. Сначала к Адриану, потом осмотрим памятники.