Траян. Золотой рассвет - Ишков Михаил Никитич. Страница 45

Раздосадованный, оторванный от дел Траян в первое мгновение никак не мог понять, почему шум? Зачем эти вопли, скандирование? Некоторое время император терялся в догадках – что могло случиться в лагере? Легионеры взбунтовались? Но по какой причине?! Прислушавшись, различил выкрики, призывавшие его выйти и приветствовать героев? Каких героев?! В толпе вдруг явственно обозначился лозунг, требовавший немедленно проломить головы «грязным дакам». Траян растерялся – легионеры сошли с ума?! Они рвутся в бой? Между тем со стороны площади перед императорским шатром, уже сложился слаженный призыв – громи Децебала! На Сармизегетузу!! Пусть цезарь не волынит и ведет их в бой. Оторопь схлынула, Траян несколько пришел в себя. В этом безумном возбуждении, охватившем солдат, не было ничего удивительного, такое в лагерях случалось сплошь и рядом. Достаточно пустякового слуха о воровстве или об умышленной задержке с выплатой довольствия, известия о нежданной победе, удара молнии или раската грома, чтобы солдаты возмутились. Кстати, при Гае Марии легионы взбунтовались вот по какой причине – задавленные тяжелыми строительными работами и бесконечными воинскими упражнениями, воины потребовали от полководца, чтобы тот немедленно вел их на германцев.

Когда же неимоверно взволнованный, светившийся божественной радостью Афр (префект лагеря всегда отличался редкой невозмутимостью и флегматичностью) вбежал в палатку; когда вскинул руку и поздравил императора с победой, Траян окончательно опешил.

— С какой победой. Афр?

— С великой, лучезарный! – с воодушевлением воскликнул Афр. – Лонг разгромил даков в Медвежьем урочище.

Траян едва не вспылил. Хвала богам, сумел сдержать гнев, только хмыкнул. Теперь он явственно различал, что выкрикивали воины – слава цезарю, слава Лонгу, долой Децебала, режь даков и еще какую?то чушь. Почему без команды? Кто позволил бросить работу и собраться на претории? Некоторое мгновение император размышлял, потом приказал префекту лагеря привести себя в порядок – поправить шлем, нагрудную кирасу, наплечные ремни, поддерживавшие кирасу, пояс, на котором висел меч, потом уже докладывать. Афр изумленно поморгал, затем, исполнив все, что подсказал цезарь, объявил, что префект гвардейской конницы Ларций Корнелий Лонг вернулся с неслыханной победой. Он утопил врагов и взял богатую добычу.

— Как утопил врагов? – удивился император. – Афр, здесь море?

— Он утопил их в пещере, где они таились. Говорят, погибло более пяти тысяч варваров.

— Кто?нибудь видел их трупы? – быстро спросил император.

Спальник Зосима тем временем молча приволок парадную форму – позолоченный давленный по грудным мышцам панцирь с прикрепленной к нему юбкой, состоящей из кожаных полос, меч на перевязи, пурпурный плащ, застегивающий на левом плече. Последним притащил императорский жезл.

Афр, несколько протрезвевший и с виноватым видом поглядывающий на Траяна, скупо ответил.

— Никто. Однако, цезарь, полагаю, не стоит разубеждать воинов. Они жаждут видеть императора. Они горят желанием поздравить тебя с победой.

Траян не смог сдержать изумления, когда обнаружил, что и члены претория тоже необыкновенно возбудились, поздравляли Ларция, жали руки конным лучникам, обнимали их за плечи. Адриан счел за честь встать рядом с виновником торжества, вконец смущенного подобной, внезапно свалившейся на него славой. До той минуты, когда его ловко сдернули с коня и водрузили на плечи, Ларций и предположить не мог, что совершил что?то героическое. Левая, искалеченная, а теперь и раненая рука онемела, перевязка уже насквозь пропитала кровью. Голова кружилась, но он, стиснув зубы, терпел. Ждал, когда император вызовет его для доклада. В любом случае следовало держаться на ногах, ни в коем случае нельзя было нарушить ликование. Пусть обнаружение тайного укрытия даков никак нельзя было приравнять к великой победе, решавшей исход войны, однако лишать солдат радости тоже недопустимо. Ларций, как опытный человек, достаточно поживший в лагере, хорошо знал, что воины всегда возбуждались внезапно. Случалось, с той же непосредственностью они устраивали самосуд.

Траян вышел из шатра и вскинул правую руку. Встреченный громкими восторженными криками, император через плац направился к возвышению, с которого Ларций к тому момент уже успел спуститься, встал у барьера, вскинул правую руку и провозгласил.

— Аве, герой! Аве, гражданин! Докладывай.

Ларций, стараясь держаться по стойке смирно, доложил, что обнаружил засаду, разгромил врага, взял добычу. Никаких точных цифр не сообщил – этого солдатам не надо. Потом все подсчитают, взвесят, оформят.

— Я гляжу, ты ранен? – спросил Траян.

— Так точно.

— Афр, – приказал император, – Лонга и раненых немедленно в госпиталь.¹⁹ Мы тем временем вознесем хвалы богам, возблагодарим их за милость и поддержку.

На следующий день, в день праздника Геркулеса Охранителя было назначено большое жертвоприношение в честь победы в Медвежьем урочище. К жертвеннику был доставлен белый бык, войско было выстроено неподалеку от лагеря, на утрамбованном участке земли, где проходили строевые упражнения и проводились парады. После торжественной церемонии состоялся парад. Первой прошла конная гвардия, во главе которой ехали пять десятков храбрецов. Вел их Валерий Комозой, получивший под команду первую турму конной гвардии, а с ней и всадническое достоинство. Все участники похода были обуты к короткие кавалерийские сапоги, все были достойно награждены. Не имевшие римского гражданства были внесены в списки граждан, каждому была выдана изрядная денежная сумм. Лонгу заочно вручили почетное копье. Он не смог принять участие в торжестве, в госпитале его сразила горячка. Вечером император устроил пир в честь Геркулеса, на котором было сказано много добрых слов о Лонге и его молодцах.

Траян очень быстро уловил, как с каждым новым тостом менялся настрой участников празднества. Тон задал Лициний Сура. В очередной здравице он открыто повел речь о сражении, которого жаждет римская слава, римские воины и полководцы. Соратник выражался почтительно, используя самые изысканные ораторские приемы. В то же время Сура позволил себе дерзость, касавшуюся нежелания некоторых высокопоставленных особ прислушиваться к божественным знакам и к мнению ближайших сподвижников. Его поддержали единогласно. Дальше пошло–поехало. Все члены претория, старшие офицеры, даже центурионы–примипилярии позволяли себе открыто выражать сомнение в полезности дальнейшего сидения у входа в Тапы.

Марк невозмутимо слушал упреки. Наконец – огромный, заметно раздавшийся в плечах, – не выдержал, поднялся с ложа, хмуро оглядел присутствующих.

Все примолкли.

— Хорошо, – заявил он. – Завтра назначаю преторий. Обсудим ход войны и выполнение стратегического плана.

Ночью ему не спалось. Промаявшись на ложе, отказав в ласке жене, встал, накинул на тунику императорский плащ и вышел из шатра. Отправился бродить по лагерю. Его узнавали. Осмелевший Сервилат, когда?то выпоротый при переходе к Данувию, позволил себе первым обратиться к императору. «Чего ждем? – спросил он. – Лонг разделался с несколькими сотнями даков, а у нас такая силища без дела стоит?»

Император вздохнул, ответил: «Рано» – и вернулся в шатер. Там устроился возле походной библиотеки, взял в руки свиток Фронтина, обозначенный «Стратегемы», просмотрел его.

Ответа не нашел. Большинство баек, которые старик Секст собрал в своем труде, были ему хорошо известны, однако среди собрания стратегем он не нашел ни одной, в которой было бы сказано, вступать ли полководцу в битву, если в душе нет уверенности в победе. Удивительно, приученный решать исход сражения или войны сокрушающим ударом, на этот раз он не испытывал желания вступать в бой. Робости не было, угнетала смута в душе. Не давала покоя неопределенность ситуации. Доводы его полководцев, в том числе и самого осторожного и разумного Атилия Агриколы, были весомы и неопровержимы: армия зависла, солдаты рвутся в бой, все жаждут добычи. Такой настрой следует приветствовать, и при превосходстве в силах, которым он обладает над неприятелем (даже без поддержки Лаберия Максима), всякое промедление выглядит как нерешительность, хуже того робость и боязнь раз и навсегда разделаться с Децебалом.