Огненный шар. Повести и рассказы - Немцов Владимир. Страница 91

— Простите, я вас перебью, — вежливо пришел ему на помощь лейтенант. — Эти точные цифровые данные нам не так важны. Опишите ее характерные внешние признаки.

Андрей снова замялся.

Я был уверен, что он бы мог довольно подробно описать Валю. Однако и моя попытка не увенчалась успехом. Конечно, у Вали были свои особенности, которые ее отличали от многих других девушек. Но почему-то в тот момент я не мог их вспомнить. У нее густые брови, небольшой рот, серые глаза… Но по таким признакам нельзя отыскать человека. И я досадовал, что моя наблюдательность оказалась слишком односторонней.

— На ней темно-синий костюм, — с трудом припоминая, говорил Андрей.

— Маленькая шляпа. Светлые волосы, — дополнил я, чувствуя, что эти признаки не очень выразительны. — Наконец она с чемоданом…

— Не думаю, чтобы можно было легко найти девушку, располагая такими данными, — заметил дежурный. — Но если чемодан у нее какой-нибудь особенный?

— Самый обыкновенный, — сказали мы чуть не в один голос.

— Тогда постарайтесь рассказать о внешности ее спутника. Итак, она уехала с пожилым человеком, который ходит с палкой. Какие у него еще особенности? Понимаете, что местного жителя нам легче найти.

— Попытаюсь описать этого человека, — решился я и начал: — Прежде всего, он невысокого роста, худощавый, когда улыбается, показывает золотые или, возможно, стальные зубы. Он носит круглые очки, одет несколько старомодно, но жилет современный, с застежкой «молния». Поверх костюма плащ с металлическими пуговицами. Запонки с камнями, на левой руке два кольца.

Дежурный нагнулся к столу и, не отрываясь от бумаги, начал быстро записывать приметы незнакомца. Я продолжал:

— Не вполне уверен в их достоверности, но могу сообщить еще и дополнительные сведения. Например, этот человек живет в отдельной квартире. Мне кажется, он одинок… Ранен в ногу выше колена… Вчера был в рентгеновском кабинете. У него какая-то болезнь желудка… Ну, еще что? Да, вспомнил… Он занимается фотографией. Вот и все, что я могу о нем сказать.

Дежурный отложил перо и недоверчиво посмотрел на меня:

— Вы его видели?

— Нет.

— Вы его знаете?

— Нет.

— Вам о нем рассказывали?

— Нет.

Откинувшись на спинку кресла, лейтенант смерил меня насмешливо-внимательным взглядом.

— И все-таки вы подтверждаете эти подробности?

Я покосился на Андрея. Он рассматривал ногти, видимо, имея особое мнение по данному вопросу. Все же я подтвердил.

— Да, как будто бы.

Дежурный, видимо, считал наши опасения неосновательными. Он позвонил куда-то по телефону и, прощаясь с нами, с вежливой иронией заметил:

— Если не вашу сотрудницу, которую вы почему-то знаете меньше, чем ее случайного спутника, то его мы попытаемся завтра разыскать. Впрочем, я надеюсь, — тут он улыбнулся, — что этого не потребуется. Жду вашего звонка. Сейчас приедете в гостиницу и позвоните, что девушка уже вернулась.

Мы вышли из отделения милиции, и я почувствовал, что Андрей мною недоволен. Он этого и не скрывал.

— Твоя вина, что мы направили лейтенанта по ложному следу, — сердито сказал он. — Странная фантазия — заниматься ни на чем не основанными детективными домыслами, не имея к этому никаких способностей!

— Почему же ты считаешь, что мои домыслы ни на чем не основаны? — возразил я. — Я абсолютно уверен в точности своего описания.

— Не нужно переоценивать возможностей аппарата. Нас будут принимать за шарлатанов. Допускаю, что ты мог определить «Всевидящим глазом», какие человек носит запонки, очки, кольца, пуговицы… Но уверять, что этот человек болен, одинок, занимается фотографией… Это уж, извини, ни в какие ворота не лезет.

— Если хочешь, я тебе все объясню.

— Избавь от этого удовольствия. Я не хочу даже вспоминать о том позоре, который мне пришлось испытать в милиции. Я глаз не мог поднять, когда ты рассказывал свои пинкертоновские бредни. Неужели ты не заметил, как лейтенант над тобой смеялся?

Мне и самому было как-то неудобно. Действительно, что мог подумать лейтенант? Я же ничего ему не сказал о нашем аппарате. Да он бы и не поверил.

Машина остановилась у подъезда. Андрей вбежал в вестибюль. Я поспешил за ним.

На черной доске с ключами под цифрой «9», так же как и утром, висел тяжелый бронзовый ключ. Значит, Валя не возвращалась. Я, помню, смотрел тогда на ряды цифр и думал о том, что математик Ярцев чувствует сейчас искреннюю неприязнь к девятке.

Я прошел в свой номер. Признаться, мне все еще не давал покоя разговор с Андреем. Зачем нужно было рассказывать о своих наблюдениях за человеком у двери? Ведь я мог во многом ошибаться и, конечно, выглядел очень нескромно… История с Валей меня не очень тревожила. Самое большее, что я допускал, — это авария с машиной далеко от города, причем, конечно, без всяких жертв или ранений, так как в милиции об этом знали бы.

Усталый и раздосадованный, я опустился в кресло. Должен сознаться, что тогда я размышлял о странном явлении, которое касалось меня непосредственно. Я никогда не отличался ни хорошей зрительной памятью, ни наблюдательностью. Представьте себе, как это неприятно.

Например, весна для меня всегда начиналась намного позже, чем для других: я ее долго не замечал. В один из погожих майских дней, возвращаясь из института, я вдруг случайно обнаруживал, что на деревьях уже распустилась зелень. Я никак не могу запомнить даже хорошо знакомые мне лица, и часто, встретясь в метро с человеком, которого когда-то знал, я долго и мучительно вспоминаю: «А где же я его видел?» Приходится разговаривать осторожно, выдавливая из себя ничего не значащие фразы: «А вы все там же работаете?», «Отдыхали в прошлом году?» Этими наводящими вопросами я пытаюсь узнать, где же все-таки мы встречались. Подобная беседа обычно ни к чему не приводила, и мне не раз приходилось расставаться со знакомым, так и не узнав, с кем же я разговаривал целых полчаса.

Часто я испытывал эту своеобразную слепоту. Не узнавал людей на улице, не здоровался с ними, и меня считали гордецом. Сидя в троллейбусе, я иной раз не замечал входящей женщины, не уступал ей место, и меня считали невежей. Вы не представляете себе, как это тяжело.

Мне было непонятно, что изменилось с тех пор, как я начал заниматься испытаниями «Всевидящего глаза», однако даже Андрей начал удивляться моей наблюдательности. Я запоминал каждую мелочь из тех, что видел на экране.

Не помню, сколько прошло времени в этих размышлениях. Я ждал или звонка из милиции, или появления Вали. Минутная стрелка словно циркулем медленно вычерчивала невидимый круг…

Очнулся я от резкого стука в дверь.

На пороге стоял Андрей.

— Приехала?

— Нет… Но… — Андрей вынул из кармана план города, — надо бы сейчас проверить шестой квадрат, он здесь рядом. Продолжим испытания.

Я понял, что, полный тревоги за Валю, Андрей просто не находил себе места. Ему нужно было чем-нибудь заняться.

В зеркале я заметил, как Андрей болезненно поморщился, и уже спокойно проговорил:

— Если она вернется, шофер приедет за нами. Я сказал, где нас искать.

Мы вышли на улицу.

Небо казалось совсем черным, и звезды, крупные и яркие, какие бывают только на юге, висели над землей. Они висели так низко, что, как однажды утверждал Андрей, стоит только позвать монтера, и он, взобравшись на стремянку, легко снимет с неба пару прекрасных полуваттных звезд по сто свечей каждая…

Редкие на этой улице прохожие иногда задерживали свой взгляд на человеке с большим и неуклюжим фотоаппаратом на груди.

Опустив вниз его длинный объектив, я медленно пошел по тротуару. Андрей молча шагал рядом и смотрел на экран.

На светящемся стекле мелькали тени гвоздей, пуговиц, подков… Проплыл металлический прут, изогнутый костыль, сломанные железные грабли. Видимо, когда-то давно здесь была деревня, уступившая место расширяющемуся городу.

Все эти предметы — костыль, грабли и гвозди — располагались на экране в три этажа; мы проверяли это изменением фокусировки.