Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 36

Только одно ей показалось странным. Кроме обычного тканого пояса с красными кистями белая рубаха ее жениха была подпоясана ремнем шириной в три пальца, вырезанным из волчьей шкуры с мехом. От этого несомненно веяло колдовством, если не оборотничеством, и Младина слегка вздрогнула. Но спросить не решилась, тем более что ничего угрюмого или угрожающего в парне не было.

– Вот ведь дед подгадал: на самую Купалу! – радовался Хорт, уверенный, что привезенная к сроку невеста знает об этом деле больше него самого. – Стало быть, это свадьба у нас будет! Ну, пойдем!

И потащил ее за руку в круг. Там уже ходили, опять пели про «девицу, коя лучше всех»; на Младину поглядывали с явным любопытством, но не так чтобы удивлялись ее появлению. Не зря ей мерещилось, будто ее тут ждут.

Утомление долгого праздника будто рукой сняло: Младина снова ходила в кругу, пела, плясала с девушками. Но гулянье шло на убыль: уже рассвело, по лугу и над рекой стлался туман, холодало, старшие уже разбрелись спать.

– Пойдем, я тебя на челноке покатаю! – предложил Хорт, взяв ее за руку и уводя прочь от стайки молодежи, еще игравшей в какую-то игру. – Поедем солнце встречать.

Младина засмеялась. Ей уже не хотелось петь и бегать, хотелось присесть на бережку в укромном месте, поговорить со своим ровно с дерева слетевшим женихом. Ему, видно, тоже хотелось; когда он смотрел на нее, в глазах его вспыхивала радость, выражение чистосердечного восторга и нежности разливалось в чертах. Он тоже давно ждал этой встречи, и наконец явившаяся невеста не обманула его ожиданий.

– На тот берег поедем, там у нас такие рощи, такие поляны! – говорил он, ведя ее сквозь туман к реке. – Земляника россыпью!

Он держал ее за руку, и это было так приятно, что хотелось никогда не выпускать этой руки; наоборот, Младине хотелось остановиться и обнять его, прижаться к нему, ощутить его тепло, услышать, как бьется его сердце – получше узнать того, кого она видела в первый раз, но в ком нашла свою судьбу. А Хорт говорил так, будто их давным-давно обручили с благословения всей старшей родни и ее, будущую невестку, уже ждут у него дома! Она даже спохватилась было, как же приданое, ни пояска ведь нет, только то, что на себе! Но отбросила это беспокойство: доставят и приданое, куда оно денется?

Они спустились к реке, где стоял под ивой челнок, привязанный к опущенным ветвям. Хорт помог Младине пройти в него по толстой ветке, придержал борта, пока она уселась, потом ступил в воду, наклонился, с силой толкнул челнок, собираясь прыгнуть… Но челнок свободно закачался, стрелой улетая от берега; Младина вскрикнула, видя, что белесая мгла сомкнулась над водой, отрезав от нее Хорта, и вокруг только вода и туман!

Она вцепилась в борта, лихорадочно огляделась, нашла весло, схватила, опустила в воду, пытаясь остановить челнок.

– Хорт! – закричала она. – Хо-о-орт!

Но только озвень ответил ей, отраженный туманом.

Перехватив весло поудобнее, она усердно принялась грести туда, где, по ее расчетам, находился оставленный берег. И действительно, даже раньше, чем она ждала, из тумана вынырнула полоса песка и челнок остановился, наехав на сушу. Младина торопливо выскочила, не боясь замочить и без того влажный подол, кинула быстрый взгляд вокруг, хотела снова позвать… и осеклась. Это было не то место, где она села в челнок. Это была та отмель под мысом с крошечной березовой рощицей, откуда Травень увез Веснояру.

Бросив весло обратно в челн, Младина медленно вышла на берег, ступая так осторожно, будто здесь-то и была неведомая-незнаемая земля. Ну, да. Все так и есть: березовый мыс на Сеже, невдалеке от Овсеневой горы и городка Заломичей. Здесь было пусто, над рекой уже не звучали голоса. Погасли костры, кончилась веселая Купала. Только перед воротами святилища толпился народ, и там Младина сразу узнала всех своих родичей и кое-кого из леденических стариков. Все перетоптывались, оглядывались, чего-то ждали.

Вернее, кого-то.

– Да вон же она! – со смесью негодования и облегчения закричала Муравица, первой ее заметившая. – Иди сюда, девка, бегом! Куда запропала?

– Старшую не видала? – Путим, озабоченно хмурясь, сделал шаг навстречу дочери.

В ответ Младина только покачала головой. Ей вообще не хотелось говорить, даже судьба Веснояры не занимала. Она и понимала, что вернулась домой, в свой привычный мир, но пребывать здесь теперь казалось странным и неправильным. Она должна быть там, возле Хорта… знать бы еще, где это. Где он? По этой ли земле он ходит, или купальская ночь заманила ее в иные мира, на Ту Сторону? Человек ли он, по правде сказать, или бог, сам Ярила? Но и это было неважно, а важно одно – быть с ним. Найти его снова и уже не расставаться. Теперь она знала, к кому ее влечет, знала, с кем накрепко сплетена ее судьба, но тоска не стала легче, она только изменила цвет. Теперь, глядя вокруг, она везде искала и видела его. Как он был хорош – продолговатое скуластое лицо, глубоко посаженные серые глаза, ровные, пушистые темные брови, русые волосы, красивыми волнами осеняющие широкий лоб… Закрыв глаза, Младина вспоминала прошедшую ночь и не замечала, что вокруг происходит.

А вокруг что-то говорили, ее куда-то вели, куда-то поставили. Кто-то чувствительно пихнул ее локтем в бок.

– Не спи, счастье свое проспишь! – прошипела Домашка, имевшая вид беспокойный и сердитый. – Счас дадут тебя жениху, и спи до самой Макошиной! Дуру-то не строй, хоть родни будущей постыдись! Такой ладный жених тебе достается, другая бы от радости скакала, а она, вишь, притомилася, гуляючи! Что-то я тебя на рассвете не видала – уж не прилегла ли ты отдохнуть за зелененьким кустом да с миленьким дружком?

Младина потрясла головой, пытаясь прийти в себя. Ее привели на вершину горы и поставили на площадке перед идолами, в ряд со всеми взрослыми сестрами. Вот они стоят: она, Младина, потом Домашка, потом Векша, дальше Криница, иначе Кринка, малорослая и худенькая дочка стрыя Еловца, потом Лебедушка и за ней три дочери стрыя Бродилы – короче, все «отдашные девки» Заломичей на этот год.

А напротив, также по старшинству, выстроились парни Леденичей – женихи. Вышезар, с явным беспокойством шарящий глазами по их стайке, Данемил, тоже взволнованный, но довольный, стоит подбоченясь, потом младшие их братья…

– А за старшего сына моего Вышезара прошу я деву вашу Веснояру Путимовну… – начал Красинег. С тех пор когда браки заключались на Купалу простым «уводом», остался обычай утверждать в этот срок ряд между родами о будущих свадьбах и назначать, кому которую девку. – Что-то я ее не вижу только…

Невесты стали переглядываться, отцы и матери вертели головами, звали.

– Веснавка! Веснояра! Куда девалась-то?

– Уж не увез ли ее кто? – Красинег вопросительно взглянул на Леженя.

Но старейшина только бородой шевельнул: если и увезли, то его вина, он недоглядел. Но разве усмотришь за каждой из двух десятков внучек среди буйного Купальского гулянья? И свою старуху сведут из дому, не увидишь!

Отцы и деды сошлись, заговорили о чем-то негромко, заспорили. Вышезар молчал, но на лице его все яснее проступали досада, злость и отчаяние. Он-то знал, кто увел Веснояру – тот самый «серенький волчок», кому он еще летошний год бил морду за то, что вылупил бесстыжие глаза куда не следует! Мало, выходит, бил! Сейчас Вышеня сильно жалел, что не оторвал злодею ярилку под самый корень и харю его бессовестную на затылок не свернул!

Наконец отцы пришли к решению.

– Хоть и думали мы за старшего моего сына самую хорошую невесту взять, да коли нет ее, совсем без невесты ему оставаться никак не годится! – говорил Красинег. – Давайте другую, какая вслед за той идет.

Все взоры обратились на Младину. Домашка, Лебедушка и Векша были старше ее годами, но ее отец, Путим, был по положению в роду старше их отцов, поэтому и она шла следом за Весноярой.

– Э, нет, эта моя! – невольно воскликнул Данемил, хотя ему не полагалось подавать голос – отцы лучше знают. – Батюшки мои! Вторая Путимовна моя! Я и венком с ней обручался, и… Не погубите жизни моей!