О недугах сильных мира сего (Властелины мира глазами невролога) - Лесны Иван. Страница 75

Приверженцем идей Руссо был один из вождей революции Робеспьер, который, будто бы, даже специально посетил Эрменонвилль, чтобы увидеть кумира собственными глазами. Наиболее "еретические" идеи Руссо Робеспьер понимал более чем буквально. Под их влиянием он даже ввел в якобинской Франции культ Etre Supreme , Высшего существа. (Что было ловко использовано его противниками в самый критический момент).

Не только Руссо, но и Монтескье, Вольтер и энциклопедисты предзнаменуют революцию, становясь и первыми лучами ее зари. Их влиянию, естественно, подвержены прежде всего люди высокообразованные, однако опосредованно, так же, как ранее идеи Просвещения, оно сказывалось и на широких слоях народа.

И все же куда больше они революционизировали невероятно отсталые

Экономические отношения во Франции Людовика XVI.

Финансовое положение в стране было нищенским. Причиной тому было не только плохое управление хозяйством, но, прежде всего, расточительство королевского двора в Версале. В соответствии с аморальным высказыванием "После нас хоть потоп!", приписываемым фаворитке Людовика XV маркизе де Помпадур, правящая феодальная элита второй половины восемнадцатого века утопала в неслыханной роскоши. Что стоило дорого. А если учесть и расходы на весьма разветвленный бюрократический аппарат, армию и церковь, то трудно не согласиться с тем, что говорили тогда простые французы: "Что слишком, то слишком". Вся эта роскошь, все эти расходы оплачивались единственно путем растущей эксплуатации крестьян и увеличения налогов, которые вынуждена была платить молодая буржуазия. Крестьяне-арендаторы, наряду с денежной рентой, должны были выплачивать многочисленные натуральные налоги, в частности, зерном, за пользование дорогами и мостами и, разумеется, за дворянско-помещичье право. Неудивительно, что то и дело вспыхивают крестьянские восстания, достигающие апогея в так называемой "мучной" войне 1774-- 1775 гг.

В это время на трон вступает последний из дореволюционных Бурбонов, Людовик XVI. Ему не было еще и тридцати лет, и в самом начале он вызвал большие, но напрасные надежды. Став королем, он отказался от принадлежавшей ему по традиции двадцати четырехмиллионной дани; так же поступила королева Мария Антуанетта. Однако на фоне общих расходов двора эта "экономия" была смешной. В распоряжении самого короля, например, было более двух тысяч лошадей и свыше двухсот карет, а, кроме того, почти полторы тысячи служащих -- 75 капелланов, исповедников и церковных сторожей, множество врачей, хирургов и аптекарей... И, наконец, двое дворян с доходом в 20 тысяч ливров, облаченные в бархатные одежды, со шпагами на боку каждое утро торжественно выносили ночной горшок короля...

Обнадеживающим казался другой королевский шаг, назначение нового министра финансов. Им стал А. Р. Ж. Тюрго. Он принадлежал к французским физиократам, выдвинувшим теорию общественного прогресса на основе буржуазной собственности и считавшим единственным источником богатства исключительно землю и земледелие, а единственным оправданным налогообложением -- ренту землевладельцев. На посту королевского министра Тюрго пытался осуществить свою экономическую программу с помощью реформ, не затрагивая сути феодализма. Он предлагал распространить налогообложение на дворянство и духовенство, владеющих землей, ввел свободную торговлю зерном и отменил повинность крепостных работать на строительстве и ремонте дорог, реформировал изжившую себя цеховую систему. Но вскоре ему пришлось уйти. Разъяренное дворянство и клерикалы вместе с этой отставкой добились и отмены большинства реформ.

Тюрго на некоторое время заменил Клюни, при котором долги росли с астрономической скоростью. Он беззаботно наполнял бездонные карманы -- как свои, так и придворной камарильи ставленником которой был, и, как утверждают, намеревался разрешить все проблемы государственным банкротством. Клюни, однако, вскоре умер, и его преемником стал женевский банкир Неккер. Он избрал единственно возможное средство спасения положения -- экономию. Прежде всего он попытался ограничить расходы королевы и королевских братьев, а также разного рода ренты, получаемые дворянами. Но и ему не удалось устоять против сплоченных действий придворной знати. Заменил его на министерском посту другой ставленник версальской клики де Флери, и ситуация вновь изменилась к худшему.

Роскошества королевского двора все сильнее контрастировали с растущей нищетой французов в целом. Тон тут задавала непопулярная Австриячка, как называли ее французы, Мария Антуанетта. Слабохарактерный Людовик XVI во всех отношениях оказался у нее под каблуком. Дочь габсбургской эрцгерцогини (а формально и чешской королевы) Марии Терезии отличалась особым презрением ко всем "неблагородным". Весьма примитивными и одновременно опасными были оценки, которые она давала людям. По сути, тут для нее существовали лишь две категории. Одни, по ее мнению, заслуживали любезного обхождения, другие становились ненавистными антиподами, К этой, второй категории был отнесен и граф Мирабо, с которым она пыталась расправиться с помощью вышеупомянутых "lettres de cachet". К счастью, королевская власть в этот период была уже не так сильна. Марии Антуанетте приписывается, в частности, высказывание по поводу известий о растущем обнищании людей, не способных купить себе даже хлеба: "Раз у них нет хлеба, пусть едят пироги". За все это, а также за свое нефранцузское происхождение, она снискала большую ненависть, чем сам король. Кроме того, и, видимо, не без оснований, ее подозревали в антифранцузских заговорах и интригах... В конце концов, благодаря ей же Людовик XVI оказался под гильотиной...

Но вернемся к времени, когда бразды правления французской финансовой политикой держал в своих руках де Флери. В Версале жилось весело, что с того, что все ближе надвигалась буря? О ней попросту не думали. "Монархия, -- говорили во дворце, -- пережила почти тысячелетие, а уж завтрашний день она как-нибудь переживет".

Как и следовало ожидать, королевская казна вскоре опустела. Были истрачены деньги, предназначенные для инвалидов и больных, налоги были собраны на несколько лет вперед. Государственная казна стала неплатежеспособной. В поисках выхода из создавшегося положения король по совету приближенных созвал в Версаль представителей дворянства и высшего духовенства, рассчитывая на их помощь. Но вполне в духе старинного изречения, по которому на кого боги гневаются, тех делают слепыми, феодальная элита отказалась жертвовать чем-либо для спасения монархии. Она не согласилась даже с минимумом -- введением налога на собственные земли.

И тогда нерешительный Людовик XVI решил назначить выборы в так называемые Генеральные штаты, которые не проводились с 1614 года, то есть 175 лет.

На заседании Генеральных штатов 5 мая 1789 года со вступительной речью выступил король. Ошибкой было бы думать, что Генеральные штаты во Франции имели то же значение, что и, например, чешское Сословное собрание до 1620 года, которое могло избирать короля. Во Франции Генеральные штаты созывались лишь время от времени -- впервые при Филиппе Красивом -- как правило, тогда, когда надвигалась какая-либо угроза, противостоять которой можно было лишь сообща.

Генеральные штаты, созванные Людовиком XVI, состояли из представителей дворянства, духовенства и так называемого "третьего сословия". При этом первые два, по своему характеру еще полностью феодальные, привилегированные сословия во многом напоминали древнеримского бога Януса: у них были два лика, но общая голова. Различия были чисто внешние; в духовном сословии преобладали представители клерикальной элиты, происходившие опять же из дворян.

И дворяне, и духовенство поначалу считали "третье сословие" скорее формальным участником заседания, которому сказать нечего и которое на нем будет лишь присутствовать.

Это было серьезной ошибкой.

Дело в том, что в "третье сословие" входили уже не только представители королевских городов, как это было прежде. К нему принадлежали влиятельная финансовая и торговая буржуазия, гражданская (недворянская) бюрократия, мелкие предприниматели, зажиточные арендаторы земли. Их поддерживали и некоторые члены первого и второго сословий: часть низшего дворянства, интересы которого также были затронуты тогдашним кризисом французской экономики, и низшее духовенство, социальное положение которого по сравнению с клерикальной элитой было плачевным. И, наконец, сюда же входили крестьяне, ремесленники и весь социальный спектр, который мы называем народом. Тогда он состоял из ремесленных товариществ, поденщиков, рабочих мануфактур, портовых грузчиков и городской бедноты.