Знамение - Макеев Алексей Викторович. Страница 20
– Гульбины дома? – Решив, что ему лучше представиться родственником разыскиваемых им людей, Крячко заговорил на блатной манер. – Где они там схоронились? Ты чё, меня не узнаешь? А я тебя помню!
– С чего это ты меня помнишь? – недоверчиво сморщила желчное лицо обитательница коммуналки. – Когда это ты тут был?
– На Новый год приходил Мишку поздравлять. Напряги извилины!
– Да пошел ты, алкаш! – Неприступная хранительница коммунального покоя захлопнула дверь.
– Э, ты чего там?! А ну открой! – заорал Крячко, молотя кулаком в дверь.
– Ну ладно, я тебе открою, – зло проворчала женщина, щелкнув запором. – Смотри, не пожалей потом!
Стас прошел по узкому коридору, заставленному древними комодами и сундуками, и, увидев дверь с медным номером «4», подошел к ней и прислушался. В отличие от прочих за этим порогом царила тишина. Крячко без особой надежды постучал, но, к его удивлению, дверь распахнулась. Он увидел высокого, худого мужчину в застиранных спортивных брюках и рубашке навыпуск с короткими рукавами.
– Простите, вам кого? – почему-то пугливо озираясь, спросил мужчина.
Станислав достал фотографии и пояснил цель своего визита, но тут же понял, что и тут у него полный пролет. Как пояснил хозяин квартиры, на похороны Дмитрия из их семьи никто не ездил. Дети живут далеко, а жена как раз болела, и за ней кому-то нужно было ухаживать. Интересующего Стаса человека Михаил Гульбин не знал. Крячко собрался уходить, однако хозяин квартиры неожиданно схватил его за рукав и быстро завел внутрь, после чего закрыл дверь на запор. На недоуменный немой вопрос Станислава он чуть слышно прошептал:
– Тише! Ради бога, тише! Там этот недоумок в коридоре показался, Прошка Мохначев. Переждите здесь. А когда он куда-нибудь скроется, быстренько уйдете.
– С какой это стати я его бояться должен? – Крячко пожал плечами.
– Это такая тварь – никому от него житья нет. Как здесь поселились со своей Лимонкой… Это вот она открывала вам дверь. Ее Лимонкой прозвали и за цвет физиономии, и за характер – чуть что, закатывает истерику. Готова любому в глаза вцепиться. Ну а ее Прошка…
Гульбин договорить не успел, поскольку за дверью раздались тяжелые шаги и кто-то прорычал пропитым, хриплым басом:
– А ну открывай! Открывай, говорю!.. Чё затаились, как мыши? Я знаю, кто там прячется. Какой-то там знакомый… Выходи, знакомиться будем. Выходи, а то хуже будет!
Хозяин комнаты стоял растерянный и побледневший. С дрожью в голосе он тихо прошептал:
– Лучше открыть… Может, и обойдется. А то, чего доброго, искалечит, пьяная скотина.
– Да открывайте, открывайте. – К удивлению Гульбина, его гость на угрозы отреагировал совершенно непонятной, беззаботной улыбкой.
Едва дверь распахнулась, на пороге возник субъект с короткими толстыми ногами, на которые природа не совсем удачно посадила довольно корявое, широкое туловище. С заросшей багровой физиономии тускло взирали заплывшие от пьянки глаза.
– Ну я вас ща!.. – хрипло заорал Прошка, вскинув увесистый кулак, но в тот же миг, получив жестокий удар ногой в солнечное сплетение, вылетел за порог и повалился на пол, не в силах издать даже стона.
Его обидчик спокойно, можно сказать, величественно вышел следом и, стоя в дверях комнаты Гульбиных, молча наблюдал за ним.
– Ах ты па…падло! – Кое-как продышавшись, Прошка с трудом поднялся на ноги. – Да я тебя, козел, сейчас по стенке размажу!!!
Но и вторая его атака закончилась падением. Только еще более болезненным. Встретив его прямым ударом правой под сердце, Стас перехватил левой руку Мохначева, наносящую удар, и, заломив ее за спину, добавил ребром ладони по почкам. Теперь Прошке было не до угроз. Ощущение тяжкого сердечного спазма и мучительной почечной колики, на фоне острой боли в шее, зажатой сильными, словно железными руками, лишило его всякой охоты бузить и махать кулаками. Он вдруг испытал настоящий ужас, поскольку понял, что этот незнакомец в своей ярости беспощаден. Он вдруг осознал, что стоит ему неудачно дернуться, как шея может пострадать самым роковым образом.
– Пу…пусти, дышать нечем… – захрипел он, боясь шелохнуться.
– Ой, боже, что делается! – в конце коридора заголосила Лимонка. – Люди! Люди! Убивают!..
– Эй ты, а ну-ка заткнись! – строго потребовал Крячко. – А то кабы я по-настоящему не осерчал…
– Уйди, уйди, дура! – отчаянно прохрипел Прошка. – Мужик, прости! Все, сдаюсь! Сдаюсь…
Отпустив Мохначева, который поднялся с еще большей натугой, чем это было в первый раз, Станислав негромко, но строго предупредил:
– Если от соседей будет хоть одна жалоба на то, что кого-то тут обижаешь, я тебя убивать не стану. Я твои грабли так переломаю, что потом ширинку нечем будет застегнуть. Ты это хорошо запомнил?
– Да, да! Я все понял, понял!.. – закивал Прошка, спешно ковыляя к своей двери.
Стас вышел на улицу и созвонился с Гуровым. Тот уже въезжал в пригород все на той же «пятерке», выделенной райотделом. Приятели договорились встретиться в вокзальном ресторане, где заодно решили и подкрепиться. Когда такси затормозило на площади перед автовокзалом, Стас увидел Льва, стоящего у центрального входа. Гуров с кем-то говорил по сотовому. Крячко подошел к приятелю.
Лев спрятал телефон в карман и коротко пояснил:
– Петр звонил… Ну сказал ему, что тут у нас. А твои вещи где? – спросил он, увидев, что Стас подошел налегке.
– В камере хранения оставил. – Крячко пренебрежительно махнул рукой. – На хрен с собой эту бандуру таскать? Ну что, двигаем в ресторан?
Заняв место за столиком и сделав официанту заказ, опера, чтобы не привлекать лишнего внимания, говорили о своих делах вполголоса. Стас рассказал о своих разъездах к родственникам Хомякова. Гурова очень заинтересовал загадочный персонаж коллективного снимка на похоронах, место жительства которого осталось неизвестным. Шанс его разыскать мог появиться не ранее чем завтра, когда вернется из рейса железнодорожник.
– И что же у нас тогда на сегодня? – уминая недурно приготовленный эскалоп, задумчиво вопросил Стас.
– Я думаю разыскать место расположения этой местной «Хитровки», – сказал Гуров, с не меньшим аппетитом работая челюстями. – Конечно, сегодня там я уже вряд ли кого застану – время третий час. Но изучить на месте ее географию было бы полезно. Потом думаю заехать в областное управление и взять там всю возможную информацию по Джеку, Чабану и им подобным. Вдруг какая зацепка? А ты бы вот проехал по вузам, побеседовал с кадровиками. Может, что-то об этом Геннадии-Григории узнать и удастся?
– Добро, – охотно согласился Крячко, прикинув, что до отхода автобуса на Жуково с этим справиться он вполне успеет.
– А ты где думаешь остановиться на ночлег?
– Та-а-ак… – неопределенно протянул Стас.
Лев понимающе закивал головой:
– Судя по постановке вопроса, с ночлегом ты уже определился. Я не ошибаюсь? Кто она и где?
– Кассирша автостанции в Жукове, – пригнувшись к столу, таинственным шепотом сообщил Станислав.
– Где?! В Жукове? Это ты сегодня вечером поедешь туда? Понятно… Ну, Стас!.. Ну, донжуан-налетчик!.. Когда ты только их, бедных, охмурять успеваешь?
– Ну ты скажешь – охмурять! Между прочим, она на меня первая обратила внимание. Так что тут еще надо подумать, кто кого охмуряет… Но вообще-то, скажу я тебе, это такая – ммм – прелесть!.. От одной ее улыбки можно опьянеть.
– Надеюсь, похмелье не будет затяжным и болезненным… – снисходительно заметил Гуров.
Приятели покончили с обедом и снова вышли на площадь. Договорившись завтра утром встретиться у ворот Просвирного рынка, который официально назывался «Центральный», опера отправились каждый в своем направлении. Лев взял такси и поехал к местной «Хитровке», которая была в районе города, неофициально именовавшемся Сапожным Бугром и исстари пользовавшемся дурной славой. Стас направился к медицинскому институту, находившемуся всего в двух кварталах ходьбы.
Хотя время приближалось уже к трем, на территории института было довольно людно. То здесь, то там курсировали стайки студентов, вернее, студенток, поскольку представители сильного пола здесь пребывали в явном меньшинстве. От обилия белых халатов рябило в глазах. Но еще больше бросалось в глаза обилие молодых красивых девушек. Плотность женской красоты на квадратный метр территории превышала все мыслимые параметры. Впечатлительный Стас шел по аллейкам между старинными корпусами вычурной фигурной постройки, с лепниной и колоннами, и буквально не чуял под собою ног от переполнявших его эмоций.