Записки десантника - Золотарь Иван Федорович. Страница 31

— Кто тут Елена Мазаннк? Вы? К генералу! Елена вошла в кабинет. У порога стояла Иванова, а в глубине комнаты за столом сидел плотный человек ниже среднего роста, с короткой толстой шеей и двойным подбородком. Лицо— красное, кирпичного оттенка. Это и был наместник Гитлера в Белоруссии Вильгельм фон Кубе.

Когда Елена вошла, Кубе бегло взглянул на нее и резко спросил Иванову:

— Эта? — и, получив утвердительный ответ, стал бесцеремонно и пристально разглядывать Лену с ног до головы.

Видимо, Кубе остался доволен внешностью и сильным сложением молодой женщины, потому что сказал Ивановой:

— Пусть работает.

— Имей в виду, — предупреждала Иванова Лену, когда они возвращались на кухню, — мы обслуживаем офицерскую столовую. Ты должна прилично одеваться, быть со всеми любезной и не заводить подозрительных знакомств. За тобой будут следить. Я тебя рекомендовала с положительной стороны, и если что — мне за тебя отвечать.

В начале 1942 года в Минск неожиданно приехала сестра Лены, Валя. Гестаповцы арестовали ее мужа, подпольщика. По слухам, он был направлен в минскую тюрьму.

К этому времени Лена уже завоевала доверие своей начальницы Ивановой и была переведена в столовую официанткой. Кроме того, жена Кубе Анита использовала ее для стирки белья. К Аните и решила обратиться Лена с горем сестры. Та выслушала просьбу и строго посоветовала Лене не вмешиваться в такие дела. Через несколько дней мужа Вали расстреляли…

Лена помогла сестре устроиться на работу, и вскоре они переселились в отдельную квартиру в том же дворе, где находился дом дяди Миши.

Прошло еще некоторое время, и Анита взяла Лену к себе в горничные.

Для Лены началась тяжелая жизнь невольницы: работа с раннего утра до позднего вечера, питание — кухонные отбросы, за малейшую провинность — лишение пищи на день и бесконечные унижения. У Кубе было трое детей. Воспитывались они в духе презрения ко всему русскому. Дети плевали Лене в лицо, называли русской свиньей. Не раз слышала Лена, как Кубе хвастал перед высокими своими гостями поголовным истреблением всех «ненадежных», сожжением целых деревень. Довелось ей однажды услышать и то, как Кубе спокойно, за рюмкой вина, сказал начальнику полиции генерал-лейтенанту Готтбергу, жаловавшемуся на перегрузку тюрем: «А ты их за ночь всех расстреляй, вот и освободишь место».

Когда в Минск возвращались карательные экспедиции с награбленным колхозным добром, у Кубе было особенно хорошее настроение. Обычно в такие дни у него в доме устраивались кутежи, произносились хвастливые речи.

Нетрудно представить, с каким чувством слушала все это Лена. Она готова была броситься на этих выхоленных палачей и передушить их собственными руками. Но что она могла сделать?

Когда Лена работала в столовой, ей иногда удавалось слушать радиопередачи из Москвы. Радиоприемник стоял в общем зале, и во время ночных дежурств, когда все расходились, Лена и поваренок Митька запирались изнутри на ключ и слушали. Но однажды это чуть не кончилось трагически. Проходивший по коридору дежурный офицер СД услышал треск настраиваемого радиоприемника и стал ломиться в дверь. Митька и Лена в страхе легли на стулья, вплотную приставленные к столу, покрытому длинной скатертью, и стали ждать. Офицер вызвал с кухни Иванову — у нее был второй ключ, — отпер дверь, включил свет и стал осматривать зал. Иванова доказывала, что никого в зале нет, что ему-де, мол, просто померещилось. Вместе с офицером Иванова стала заглядывать под столы и первой заметила незадачливых радиослушателей. Но не сказала об этом охраннику. Даже виду не подала.

— Смотрите, чтобы это было в последний раз, — строго предупредила потом Лену и Митьку Иванова.

Из осторожности Лена стала слушать радио только в доме Кубе. Из передач (конечно, не систематических) Лена знала о положении на фронтах и о действиях народных мстителей — партизан. С ними она и решила искать связи.

Своими мыслями Лена поделилась сначала с сестрой, потом со своей подругой Татьяной Калитой.

По образованию Татьяна была врачом. Ее насильно взяли в горничные к Кубе и издевались над ней так же, как и над Леной. Но недавно Татьяну уволили. Видимо, Кубе боялся, как бы она при первом же удобном случае не отомстила ему за унижения.

Теперь, когда Лена пришла к мысли искать связи с партизанами, она тайком встретилась с Калитой и рассказала ей о своих намерениях. Та, не колеблясь, поддержала подругу. Но как осуществить задуманное — этого ни Лена, ни Татьяна не знали. Решили выжидать случая. Один такой случай Калите уже представлялся, и она не теряла надежды, что о ней вспомнят.

В 1940 году Татьяна Калита окончила с отличием медицинский институт и готовилась к сдаче кандидатского минимума по кафедре анатомии. Война разрушила все планы. Вместе с мужем, тоже врачом, Татьяна пошла в военкомат. Им сказали: ждите вызова… А потом началась эвакуация Минска. Калита и ее муж направились в Борисов. В дороге Татьяна тяжело заболела, и мать повезла ее обратно в Минск. Она еще не оправилась от болезни, когда к ней зашел товарищ по институту доцент Рыдневский и предложил идти вместе с ним в лес, к партизанам. Но Татьяна была еще слишком слаба, и Рыдневский ушел один.

Так она и застряла на оккупированной врагом территории.

До последней крайности Калита не шла ни на какую работу. Но когда начался принудительный набор рабочей силы в Германию, она рассудила, что лучше пойти работать в больницу врачом, чем оказаться на каторге во вражеской стране.

Однажды в больницу прибыл со свитой имперский комиссар фон Кубе. Он произнес перед сотрудниками больницы несколько фраз о том, что надо ревностно трудиться на пользу Германии, затем приказал сфотографировать медицинский персонал и уехал.

Вскоре после этого Татьяну вызвал директор больницы. Тут ее поджидал человек в штатском. Спросив, когда она окончила институт, где работала и кого имеет в Минске из родных, неизвестный объявил ей, что она приглашается на работу в качестве горничной в квартиру имперского комиссара фон Кубе.

Татьяна возмутилась:

— Врачу вы предлагаете стать горничной?

— Так угодно господину генеральному комиссару, — вежливо, с издевательской улыбочкой сказал ей человек в штатском.

Едва сдерживая слезы, Татьяна выбежала из кабинета. На следующий день ей было передано через директора больницы, что, если она не явится немедленно по указанному адресу и не приступит к работе, ее отправят в Германию, а всех родных арестуют. Товарищи посоветовали ей пойти к Кубе и попытаться убедить его отказаться от постыдной затеи.

С болью в сердце отправилась Татьяна к Кубе. Гитлеровский вельможа принял ее со снисходительной вежливостью. Милостиво он позволил ей унижаться в просьбах, а потом сказал, что не может лишить себя удовольствия иметь горничную с высшим образованием…. Издевательски он добавил, что ее просьбы, ему приятны, но совершенно напрасны.

И врач Татьяна Калита стала работать прислугой, изо дня в день терпя всевозможные издевательства. Что она передумала, перестрадала за это время, и описать нельзя. Она прокляла тот день и час, когда из-за болезни не пошла с Рыдневским в партизаны. Уж лучше бы умереть по дороге в лес, чем оставаться под властью врага!

Только надежда на то, что рано или поздно ей удастся установить связь с партизанами и с их помощью отомстить Кубе, помогала ей сносить обиды и унижения.

Наконец ее ожидания оправдались. Как-то вечером к ней на квартиру зашла незнакомая женщина средних лет с запиской от Рыдневского. Рыдневский писал, что подательница является связной партизанской бригады «Штурмовая», и предлагал Татьяне установить с партизанами постоянную связь.

К сожалению, Калита не знала почерка Рыдневского и поэтому не могла быть уверенной, он ли пишет.

Опасаясь провокации со стороны гестапо, Татьяна попросила подательницу записки передать Рыдневскому, чтобы он сообщил ей название того лекарства, которое оставил у Калиты перед уходом из города.