Я буду рядом - Шин Кун-Суук. Страница 22

– Неподалеку живет моя старшая двоюродная сестра. Она все это приготовила.

– Ты сказала, что у тебя есть только кимчи из листьев периллы.

– Сама не догадывалась, сколько здесь на самом деле еды. – Я указала на корни лопуха и лотоса. – Это вообще впервые открываю.

– Почему так?

– Наверное, я просто не вытаскиваю все сразу, когда ем в одиночестве.

И это была правда. Я ела, чтобы утолить голод, а не насладиться вкусом блюд. Двоюродная сестра готовила множество закусок, салатов и набивала ими мой холодильник, но когда я хотела поесть, то открывала холодильник и доставала лишь первые три контейнера. Мен Сё перестал стучать по клавишам пишущей машинки, уселся за стол и принялся выкладывать закуски на тарелки.

– У меня есть немного просвирника. Может, приготовить суп?

– Не надо! Этого вполне достаточно.

Это была правда – закуски буквально заполонили крохотный стол.

– Но мы впервые ужинаем вместе. Нам обязательно надо попробовать суп.

Я схватила кастрюлю, наполнила ее водой и поставила на огонь. Затем достала из холодильника растение просвирник, который тоже принесла моя сестра.

– Не могу поверить, что у тебя даже просвирник есть. Дай-ка я сейчас все сделаю.

Миру взяла у меня просвирник, в мгновение ока отрезала все стебли. Ее обожженные руки с легкостью мелькали между зеленых стеблей. Это было удивительное зрелище. Судя по тому, как Миру с уверенным видом сначала срезала тонкий верхний слой со стебля, а затем без колебаний продолжила счищать ножом более плотные части растения, она уже не первый раз готовила суп из просвирника. Она добавила соль в кипящую воду, чтобы бланшировать листья просвирника, затем с силой отжала их и ополоснула водопроводной водой.

– Ты сначала бланшируешь просвирник?

– Необходимо избавиться от горечи.

– Значит, ты любишь суп из просвирника.

– Моя сестра любила. В детстве мы выращивали его в саду. Каждое утро я первым делом брала корзинку и отправлялась вместе с сестрой собирать просвирник. Это было забавно. Мы могли срезать все зеленые побеги, но они снова вырастали на том же самом месте. Мне нравилось стряхивать росу с листьев просвирника, а само растение меня мало интересовало. Обычно, когда мы возвращались домой, мои брюки насквозь промокали от росы.

И хотя она сказала, чтобы я не беспокоилась о приготовлении супа, сама же активно занялась готовкой.

– У меня еще есть креветки.

Миру достала пакет из холодильника, заглянула внутрь и развеселилась: «Здесь есть даже креветки!» Она промыла горсть сушеных креветок и добавила их в кастрюлю. Я вспомнила, как мама обычно отжимала листья просвирника, пока вода не приобретала зеленоватый оттенок, ополаскивала их и добавляла в суп. Сама я никогда не готовила такой суп, и мне было странно видеть, что Миру делает это с таким знанием. В отличие от мамы, которая делала из листьев периллы кимчи, двоюродная сестра приправляла листья периллы соевым соусом и готовила их на пару. Мен Сё, видно, сильно проголодался, потому что схватил лист периллы прямо руками и принялся есть его. Миру искоса взглянула на него и подала ему палочки. Он взял их и съел еще один лист. Они так естественно смотрелись вместе, что я на мгновение замерла, не в силах отвести взгляда.

Когда суп закипел, кошка на подоконнике сжала передние лапы, а задние вытянула и изогнула дугой спину, ее мягкий живот слегка коснулся подоконника. Затем она с легкостью соскочила на пол и направилась к Миру, обвила хвостом ее юбку и слегка стукнула лапой по юбке. Кошка не смотрела на Миру, только напускала на себя притворное безразличие и изображала: она здесь ни при чем.

– Вот так они и общаются, вернее, кошки дают понять, что они тебя любят!

– Как?

– Если ты с ней подружишься, она станет точно так же вести себя с тобой.

Кошка спокойно сидела у ног Миру и пристально смотрела на меня. Ее голубые глаза словно спрашивали: кто ты такая? Я разложила рис в три миски, впервые ужинала в этой комнате вместе с другими людьми. Я использовала всю посуду из шкафа, чтобы разложить закуски, рис и подать суп. Как только стол был накрыт, Миру взяла с моего письменного стола чистый лист бумаги и карандаш, написала дату и название каждого блюда на столе: «Суп из просвирника, рис, кимчи из листьев периллы».

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Записываю все по порядку, чтобы потом переписать в свой дневник.

– Что?

– Миру записывает все, что ест, – ответил за нее Мен Сё.

Записывает все, что ест? Не обращая внимания на мой изумленный взгляд, Миру продолжала записывать названия блюд.

– А зачем ты все это записываешь?

– Только так можно почувствовать, что все это настоящее.

– Что настоящее?

– Ощутить, что сегодня мы живем по-настоящему.

– Ты с детства записываешь все, что ешь?

– Конечно нет! – Миру усмехнулась.

– Тогда зачем? Какая у тебя цель? – Я не выдержала и рассмеялась. Я засыпала Миру многочисленными вопросами, как заправский интервьюер.

Мы взяли ложки и принялись поглощать наш первый совместный ужин.

Кошка свернулась калачиком у ног Миру. Мен Сё, вероятно, сильно проголодался, потому запихнул в рот полную ложку риса, потом, жадно причмокивая, проглотил всю тарелку супа. Миру не притронулась к рису, но съела несколько ложек супа. Я положила часть своего риса в миску с супом, что щедро сдобрило его специями. Зеленые листья просвирника оказались нежными на вкус. Розовые спинки креветок мелькали в зелени листьев просвирника. Я все еще не могла поверить, что мы ужинаем втроем. Я взяла лист периллы и положила его поверх риса в миске Миру. Именно так делала для меня мама. Когда она сама успевала поесть? В моей памяти сохранились воспоминания о том, как она подкладывает еду в наши тарелки, но я совершенно не помнила, как она ела сама. Она светилась от гордости, глядя, с каким аппетитом ест отец, и всегда ставила мне его в пример. Отец действительно любил поесть, пока мама была здорова. Наблюдая, с каким воодушевлением он поглощает приготовленные мамой блюда, я сама с жадностью набрасывалась на еду. И хотя наши трапезы всегда проходили за одним столом, казалось, что отец ест не то, что остальные, а какую-то особенную пищу. После смерти мамы, оставшись вдвоем, мы всегда чувствовали ее присутствие с нами за столом, хотя никогда не говорили об этом. В течение того года, что я провела в родительском доме, это были, пожалуй, самые печальные и наполненные одиночеством дни моей жизни. Мама обожала смотреть, как ест отец. Она постоянно подставляла нам тарелки с закусками или подкладывала самые вкусные кусочки поверх риса: «Ешьте, пока теплое», «Ешьте, пока вкусно», «Ешьте, пока не пропал аромат». Могла ли я когда-нибудь повторить то, что делала она? Подчас я ловила себя на том, что придвигала к отцу тарелку с закусками. А отец клал на ложку с рисом в моей в руке немного сушеной морской водоросли. Возможно, именно поэтому мы чувствовали мамино присутствие за столом. Когда ее не стало, отец никогда больше не ел тыкву так, будто это редкий деликатес, выбирал постную рыбу, выпивал суп, словно это вода, или добавлял в рис кунжутное масло. Он почти всегда оставлял недоеденный рис в миске.

Миру обернула листом периллы ложку с рисом и, запихнув ее в рот, улыбнулась мне с набитым ртом. Я улыбнулась ей в ответ. И представить себе не могла, что когда-нибудь буду сидеть в своей комнате вместе с ними, ужинать и смеяться. Маме непременно понравилось бы смотреть, как ест Миру. К моему удивлению, она ела с воодушевлением, как и мой отец. Мама наверняка похлопала бы Миру по спине, одобрительно улыбнулась бы и сказала, что, когда человек ест как Миру, это приносит удачу. Что бы ни случилось в жизни, мама непременно воспринимала происходящие события через еду. Если происходило плохое, она говорила, что всему виной излишняя привередливость в еде, а если случалось хорошее, она заявляла, что так всегда бывает, если простую пищу воспринимать как изысканный деликатес.