Я буду рядом - Шин Кун-Суук. Страница 8

– А как сейчас себя чувствуешь?

– У меня бессонница. С того дня я ничего не могу делать, не хочу учиться, может, просто брошу все и уйду в армию.

Я ничего не сказала, только подошла к Дэну, взяла его руку и принялась раскачивать ее в темноте.

Когда я сообщила отцу, что собираюсь вернуться на учебу, он вручил мне две сберегательные книжки мамы. В обеих сберкнижках значилось мое имя – Чон Юн. Отец сказал: если я собираюсь учиться в городе, мне надо там найти себе жилье. На одной была сумма, выплаченная по полису страхования жизни, а на другой – деньги, которые мама клала понемногу каждый день на счет до болезни. Крохотные суммы неизменно каждый день поступали на счет. И как только отец не потратил эти деньги! Я попыталась вернуть ему сберкнижку с деньгами от страховой компании, но он сказал:

– Эти деньги мама оставила тебе. Ты уже взрослая и сама должна заботиться о себе.

Собирая вещи, я положила мамины сберкнижки на дно сумки. В поезде я несколько раз доставала их, пыталась сосчитать, сколько денег мама откладывала каждый день. Перед моими глазами появлялись ее руки, пересчитывающие деньги. Иногда это было десять тысяч вон, в другие дни – тридцать тысяч, а в некоторые – восемьдесят тысяч. Однажды, вероятно, что-то произошло, она положила на счет сразу двести тысяч.

В городе я нашла переделанную под комнату будку, расположенную на крыше здания на холме рядом с домом моей двоюродной сестры. Так у меня появилось недорогое съемное жилье, за него я заплатила небольшой суммой со второй сберкнижки.

Уже в этой комнате я достала из сумки землю с маминой могилы, все еще слипшуюся, будто комок риса. А затем я надела теннисные туфли, отправилась в книжный магазин на улице Чонно, где купила сборник стихов Эмили Дикинсон и атлас с подробными картами города. На обратном пути я заскочила в цветочную лавку и приобрела цветочный горшок. Я высыпала землю с маминой могилы в цветочный горшок, потом открыла атлас, чтобы выбрать место для первой прогулки. Вернувшись в этот город год спустя, я решила непременно узнать его как можно лучше. И потому мне надо было исходить его пешком вдоль и поперек.

Казалось, меня не было на занятиях уже целую вечность. Я начала посещать занятия, но по-настоящему мне интересны были лишь лекции профессора Юна. Здесь по-прежнему царила атмосфера мятежа. Я отправлялась на занятия раньше на полчаса и останавливалась около книжного магазина рядом с нашим учебным зданием. Как много воды утекло! Молодой продавец магазина обрадовался, увидев меня. Он громко воскликнул:

– Все еще одна, а?

Что? Неужели так заметно, что у меня нет друга? Я спросила:

– Откуда знаете, есть у меня парень или нет?

Он ответил:

– Это написано на твоем лице.

– Простите? – не поняла я.

И тогда он заявил:

– Одного взгляда достаточно, чтобы понять: с момента последнего поцелуя минуло много времени, – при этом хлопнул меня по плечу.

Я внимательно разглядывала ряды учебников, журналов и новых книг, но выбрала лишь небольшую записную книжку в коричневом кожаном переплете. Теперь это мой дневник. Мне понравился цвет и мягкость обложки. Я собираюсь записывать свои мысли и все происходящие со мной события. Незадолго до этого я потеряла в метро свою сумку. А в другой раз сняла в кафе кеды и забыла под столом. Скорее всего, я недолго буду вести этот дневник, и он скоро исчезнет, как и другие вещи. Я вдруг вспомнила о дневниках, которые вела еще в школе, написанные в них неразборчивым почерком всякие глупости. Все они неизменно терялись. Похоже, сумбурные рассказы и чувства, не стоившие и выеденного яйца, тоже стерлись, бесследно исчезли из моей души. Я собралась с духом и решила снова начать писать. Сначала необходимо дать новому дневнику имя. Возможно, «Записки Се». «Се» означает «новый», но у него есть еще два значения – «между» и «птица». Птица, свободно парящая в небесах. Как же лучше мне назвать дневник, «Новые записки» или «Записки Птицы»? Записки птицы. Не знаю. Это звучит немного странно. Ветреные записки? Записки в ветреный день? Весенние записки? Доказательство существования? Пару часов я перебирала различные варианты названий и, наконец, остановилась на «Коричневой Книге». Обложка же дневника коричневого цвета. Я понимаю – это скучно. И зачем я вообще все это пишу? Ведь понятия не имею, о чем писать. Никаких мыслей. Я всего лишь надеюсь – в сравнении с предыдущими дневниками написанное здесь станет следствием моей зрелости и совершенствования.

Еще в средней школе я начала посещать кружок любителей фотографии. Я наткнулась на книгу Ролана Барта [5], где он написал: «Литературное сочинение развивается, как растение из семени». Для меня это было подобно откровению. Позже я нашла у Барта заметки о фотографии, прочитала его книгу «Камера Лючида» [6], и мне захотелось самой фотографировать. У нас дома был фотоаппарат, но я никогда не видела, чтобы отец им пользовался. Время от времени он доставал его и, любовно поглаживая, говорил, что, если бы мой дедушка не оставил ему в наследство баню, он стал бы фотографом и путешествовал бы по всему миру. Я хотела сама испробовать отцовский фотоаппарат, но на занятиях в кружке любителей фотографии обнаружила, что мне там нечему учиться. В этом кружке понятия не имели о том, что такое студиум и пунктум [7], о которых я вычитала в книге Барта. Никто даже не слышал о Барте. Мне наскучил этот кружок. Как-то раз преподаватель объяснял, как делать портреты. Я не находила себе места и больше не могла сидеть на уроке. Я постаралась незаметно выскользнуть из класса, но преподаватель громко назвал по имени и остановил меня.

– Куда это ты собралась? – поинтересовался он.

Я объяснила, что должна пойти к врачу.

– Что с тобой? – спросил он.

Я была здорова, и мне не нужен был врач. Мне просто необходимо было уйти.

– Я спросил, что с тобой такое? – снова завопил он.

Я не знала, что ответить, и заколебалась. Затем вдруг выпалила:

– У меня разбито сердце.

Я сама удивилась этому детскому ответу. В тот момент я подумала: «Выставила себя на посмешище. Теперь преподаватель заставит меня пробежать по беговой дорожке десять, а то и двадцать кругов».

Руководитель кружка фотографии преподавал в колледже естественные науки. Когда ученики не слушали его, он мог заставить их ползать по земле, побить палкой или приказать до изнеможения бегать по беговой дорожке в самую жару. Я уже смирилась с неизбежным наказанием, но реакция преподавателя стала для меня полной неожиданностью.

– У тебя разбито сердце? – Он задумчиво уставился на меня поверх очков. – Тогда поторопись. И в следующий раз не опаздывай.

Я вышла с территории кампуса и поднялась на холм за школой. Здесь я улеглась на безымянную могилу и уставилась в небо, где высоко плыли похожие на острова белые облака.

Некоторое время спустя я вновь отправилась на занятия фотокружка. С того дня я не пропустила ни одного занятия и даже стала более прилежна в изучении естественных наук, по которым раньше имела невысокие оценки. Если бы я тогда не поднялась на холм за школой к безымянной могиле и не увидела в небе медленно плывущие белые облака, то, наверное, вернула бы фотоаппарат отцу.

Сегодня состоялась большая демонстрация. Рано утром я свернула газету и отправилась выбросить ее в мусор, но мое внимание привлекла фотография двух собак. Тогда я развернула скомканную газету. Там оказалась статья о двух брошенных собаках. Одна была слепой. Стоило им куда-нибудь пойти, здоровая собака шла следом за слепой, чтобы охранять ее. Когда они переходили улицу или останавливались попить воды, здоровая собака следила, чтобы ее больная подруга безопасно прошла вперед или вволю напилась. В статье говорилось, что люди видели, как эти собаки отдыхали, прижавшись друг к другу головами, или одна опускала голову на брюхо другой. Стоило лишь слепой собаке остановиться, идущая следом здоровая собака тоже останавливалась.