Чемоданчик Пандоры - Александрова Наталья Николаевна. Страница 17
И однажды случилось неожиданное.
Он застал Ларису заплаканной, с красными, припухшими глазами. Это было невероятно – она так следила за собой, показаться хотя бы одному человеку ненакрашенной было для нее просто невозможно! Но он по-прежнему был в нее влюблен, и в таком виде Лариса показалась ему еще прекраснее.
– Что с тобой, моя радость? – спросил взволнованным голосом неисправимый романтик.
И Лариса поведала ему душещипательную историю.
Давным-давно, еще до знакомства с Валентином, она любила некоего молодого человека. Ему пришлось отправиться в горячую точку, где он и пропал без вести. Однако прежде чем исчезнуть, он написал ей массу писем – страстных, горячих, полных признаний. Эти письма Лариса всегда бережно хранила, всюду возила их с собой в маленьком чемоданчике. Но вот теперь этот человек снова появился, а она уже замужем и не может ничего изменить в своей жизни. А до мужа дошли какие-то слухи, и он стал очень подозрителен.
– Я не могу уничтожить эти письма, – простонала Лариса, ломая руки, – они слишком дороги мне! Но не могу и оставить их дома, потому что их может найти Виктор! Что делать, что делать!
Валентин Марленович хотел уже предложить спрятать эти письма у себя, но Лариса не дала ему сказать ни слова.
– Вот что, – решительно заявила она, вытирая слезы. – Ты готов оказать мне маленькую услугу?
Валентин хотел сказать, что если отдать за нее жизнь – это маленькая услуга, то он готов, но слова застряли в горле, и он просто кивнул.
– Отлично! – воскликнула Лариса. – Тогда ты возьмешь этот чемоданчик, чемоданчик с письмами, и отвезешь по одному адресу. Там тебя встретит девушка, ее зовут Катя. Ты скажешь ей пароль, она ответит и возьмет у тебя чемоданчик. Это очень надежная девушка, я ей доверяю, как… как тебе. Только помни – эти письма мне очень, очень дороги! Ты должен их доставить быстро и передать Кате из рук в руки!
– Ты могла бы этого не говорить, – ответил Валентин с церемонностью английского лорда.
Лариса вынесла ему чемоданчик, назвала пароль и адрес и велела поторопиться.
Валентин торопился, но его старая «пятерка» заглохла, и все кончилось в маршрутном такси неподалеку от больницы.
И вот теперь он стоял, прижимая к щеке телефонную трубку, и медленно прозревал. Собственно, что-то началось еще вчера. После удара об железную стойку в его голове что-то сместилось. У одних людей таким ударом отбивает последние остатки разума, у Валентина же отбило романтические наклонности. С него свалились розовые очки, сквозь которые он всю жизнь смотрел на реальность и людей, в особенности же – на предмет своей неземной любви. И поэтому сейчас, во время телефонного разговора, он не пропустил мимо ушей слова Ларисы.
Самое главное – та интонация, с которой она говорила… презрительная, издевательская! «Не девятнадцатый век на дворе»… «Кто сейчас пишет письма»…
Она считала его выжившим из ума кретином, не знающим жизни, инфантильным и недалеким, и использовала его для мелких и постоянных поручений! А вчера втянула его в преступление!
Она сказала, что в чемодане были деньги, большие деньги. Значит, она ему наврала, использовала его, чтобы передать сообщнице украденное у мужа. Что деньги краденые, было ясно из того, какой хитрой ложью она все это обставила, а что украдены они именно у мужа, Валентин понял каким-то неожиданно прорезавшимся у него шестым чувством.
– Ну-ка, давай трубку, – проговорила медсестра, – что стоишь, как телеграфный столб? Сказал же – недолго, а сам полчаса проторчал!
Она отняла у него телефон и проводила в палату. Валентин Марленович не сопротивлялся, он послушно шел, мучительно переваривая свое ужасное открытие, крах своей великой любви.
Через час та же сестра вошла в палату и удивленно спросила:
– Это ведь ты – Кулик?
Валентин Марленович угрюмо кивнул.
– Собирайся, в отдельную палату пойдешь! В коммерческую! Заплатил за тебя кто-то… видно, родственники у тебя есть богатые… в третий номер!
Никаких родственников у Кулика не было, и он сразу же понял, что заплатила за него Лариса. Значит, она решила, что он еще может быть ей полезен, что его еще можно использовать! Но он больше не будет послушным орудием в ее руках, не будет предметом для насмешек! Валентин Марленович лежал, уставившись в потолок, и мучительно переживал утрату иллюзий. Вдруг в его горестные раздумья ворвался посторонний неприязненный голос:
– И тут все только для богатых!
Кулик удивленно повернулся и увидел мужчину примерно своих лет, который буравил его мрачным взглядом.
– Вы мне? – удивленно переспросил Валентин.
– Нет, это я так, никому! – проговорил незнакомец. – Даже в больнице бедного человека унизят, а богатому все! Вот за что это тебе отдельная палата положена? Чем ты таким лучше меня?
– Да не хочу я в эту отдельную палату! – отмахнулся Кулик. – Мне и здесь хорошо! Хотите – занимайте ее! Все равно уже оплачено!
– А вот и займу! – мрачно заявил мужчина. – Думаешь, откажусь? Унизить меня хочешь? А я вот пойду и займу эту палату, потому как имею полное право!
– Да занимайте вы ради бога, – отмахнулся Валентин Марленович, – говорю же, мне здесь лучше!
Мужчина недоверчиво покосился на Кулика, торопливо собрал вещи и припустил к выходу, пока странный человек не передумал. Возле дверей он еще что-то неприязненно пробормотал.
Валентин Марленович лежал, обдумывая свою бесполезно прожитую жизнь. Он не заметил, как пробежало утро, смолкли голоса и постоянные больничные шумы – наступил тихий час. Вдруг из коридора донеслись взволнованные, озабоченные голоса. Его охватило странное беспокойство. Он встал, бесшумно подошел к двери палаты, выглянул в коридор. Мимо шли две молодые медсестры.
– Кто умер-то? – спросила одна другую.
– Из третьей палаты пациент, из коммерческой! Главное, состояние-то было удовлетворительное, ничто не предвещало…
Пациент из третьей палаты? Кулика прошиб холодный пот. Тот самый мужчина, с которым он разговаривал несколько часов назад, тот, кому он уступил свое место! Он казался вовсе не таким уж больным, пока не перешел в ту палату… Но ведь на его месте должен был лежать сам Валентин Марленович!
Вера так и не пошла на работу в этот день, понадеявшись, что Валечка сообразит соврать начальнице о том, что Вера Зайцева заболела. Весь день она пыталась заставить себя заняться хоть чем-нибудь полезным – постирать, что ли, или разобрать завалы в кухонном шкафу, или уж холодильник разморозить, но не могла. Она бесцельно слонялась по квартире в старом халате, купленном еще бабушкой. Мыслей в голове не было никаких. Вчера на нее налетело столько всего – сначала как обухом по голове долбануло известие о том, что муж ей изменяет, потом встреча с Катей и ее ужасная смерть. Потом – дикий страх, что Веру обвинят в убийстве и арестуют. И в довершение всего ее постигло вчера вечером горькое разочарование по поводу мужа.
Теперь страх уступил место апатии, измена Олега тоже не слишком волновала. Если муж ее вообще никогда не любил, так зачем расстраиваться по поводу его измены?
Чтобы взбодриться, Вера решила выпить чаю. Пришлось пить пустой, потому что оголодавший муженек подъел утром даже сухие крекеры. Отчего-то от этой мысли Вере несколько полегчало. Самой ей совершенно не хотелось есть и в магазин тащиться не было сил.
Часам к четырем Вера взяла себя в руки, натянула старые джинсы и немного прибралась в бабушкиной комнате. Она перенесла в бабушкин гардероб кое-что из одежды и постельное белье. В зеркальной дверце отражалась встрепанная девица с тусклыми глазами. Видно было, что в жизни ее ничто не радует.
Как это советуют в женских журналах? Если вы пережили трагедию в личной жизни, не опускайте руки! Нужно взбодриться, а для этой цели – немедленно ступайте в салон красоты!
А дальше все будет, как в кино. Героиня из серой мышки мигом превращается в золотоволосую красотку, откуда ни возьмись у нее появляется роскошная фигура, и даже ростом она становится больше. Муж, явившись домой, начинает удивленно разглядывать свою жену, потом в глазах его появляется восхищение, он бьет себя в грудь и долго кается. Падает на колени и прячет лицо, а потом наконец жена его прощает. Последний кадр – это когда он несет ее на руках в спальню. И на фоне захлопывающейся двери идет надпись: конец фильма.