Перфекционистка из Москвы - Хайнц Мария. Страница 14

– Может быть и не стоит продолжать? – говорю я, стараясь быть безразличной. – Мне и так всё ясно. Поставь для «совершенного» результата плюсики и у других вопросов.

– Не расстраивайся. Я не устаю повторять: перфекционизм – это не болезнь, а лишь плодородная почва для её возникновения. И на один вопрос, если бы мы до него дошли, ты обязательно ответила бы отрицательно.

– На какой же?

– «Вы стараетесь не просить помощи, если такая просьба может показать вашу слабость». Ты принимаешь мою помощь. Значит твой случай перфекционизма – не самый тяжелый. Он вполне поддается лечению.

– Принять помощь – это одно, а измениться – совсем другое. Я боюсь, что мне это не под силу, ведь я всегда была такой.

– Это действительно непросто. В тесте был такой вопрос: «Вы боитесь крупных изменений в жизни и всячески избегаете их». Чтобы тебя немного успокоить, обещаю, что мы не будем менять твою суть. Даже если перфекционизм – врожденная черта, в чем я сомневаюсь, она как батарейка: у нее есть положительный заряд и отрицательный. Мы будем работать над усилением положительного в тебе, тогда отрицательный заряд автоматически ослабнет.

– Что же может быть положительного в перфекционизме?

– Очень даже много! И когда-нибудь ты будешь радоваться этим положительным чертам! Ведь именно они помогают сделать работу как можно лучше и достигнуть максимального результата в отведенные сроки. Если твое стремление к перфекционизму не врожденное, то есть навязанное со стороны родителей или приобретенное под влиянием других обстоятельств, то мы дойдем до основной причины и обезвредим её.

– Легко сказать, – я представила, как мы связываем маму по рукам и ногам, а Алексей наклеивает ей рот лейкопластырем. Мне стало не по себе. Мама – это всё-таки самое дорогое.

Я откидываюсь на спинку дивана, прячась за очередным бокалом с мохито, и чувствую, как в руках неприятно ноет. Я боюсь. В голове возникает образ огромной черной собаки, которая напала на меня в восьмилетнем возрасте. В последний момент животное отозвал хозяин, но оскал разъяренного пса навсегда отпечатался в памяти. Почему сейчас я испытываю такое же чувство, я не понимаю. Алексей на собаку не похож, говорит дружелюбно и мягко, но мне всё равно ужасно хочется сейчас вскочить и бежать от него.

– Мне почему-то ужасно страшно, – признаюсь неожиданно я.

– У каждого есть свой страх и не один, но с каждым из них можно справиться. Если конечно, это не твоя «сладкая красная кнопка».

Я смотрю на него вопросительно.

– Она приносит какую-то выгоду: иллюзию удовольствия, сочувствие других, удовлетворение тайных потребностей. Нажимаешь её втайне от всех, а потом мучаешься – от нее сначала хорошо, а потом становится хуже. Как доза для наркомана, стопка для алкоголика, очередная женщина для бабника…

– Письмо – для меня.

– Какое письмо? – переспрашивает Алексей.

– В электронном ящике. Я много раз в день проверяю. Жду, что придет когда-нибудь письмо, которое что-то изменит в моей жизни к лучшему.

– И часто такие приходят?

– Пока не приходили.

– Что даёт тебе это ожидание?

– Не знаю… Приятное волнение охватывает. А вдруг?

– Вот видишь, иллюзия удовольствия. Ты знаешь, что вероятность получить такое письмо равна нулю, но всё равно ждёшь, потому что получить эту простую иллюзию удовольствия не составляет никакого труда. А ведь всё может быть по-другому! Всё в твоих руках. Ты ждёшь чуда извне, а оно внутри тебя. Ты можешь сама изменить жизнь к лучшему. Тогда никаких писем не нужно будет ждать!

– Достаточно будет вылечиться от перфекционизма?

– Сначала нужно понять, что тебе мешает в жизни, какую сторону батарейки ты задействуешь – положительную или отрицательную. Какие негативные последствия перфекционизма ты видишь у себя?

– Завалила первое же собеседование на работу.

– Ещё?

– Хотела сейчас сбежать, – шепчу я.

– Почему? – Алексей улыбается. Я любуюсь симметричностью его лица.

– Почему ты хотела сбежать? – повторяет он.

– От страха…

– Ну, будем считать, что первое задание ты выполнила.

– Какое?

– Упражнение на преодоление страха.

– Означает ли это, что ты согласен лечить меня?

– Нет, согласен я или нет, я скажу только в следующий раз. Есть обстоятельства, которые от меня не зависят. Не хочу потом прерывать нашу терапию.

Я думаю о Свете и боюсь, что решение Алексея будет зависеть от неё. Потом вспоминаю о последнем разговоре с ней – та ничего не имела против. Значит, есть что-то другое, или он набивает себе цену. Мне не нравятся эти недоговорки, хотя я ведь тоже не сразу согласилась. Мне понадобилось время, чтобы понять, что мне нужна помощь специалиста. А что нужно ему?

– Хорошо, – отвечаю я. Голова кружится от мохито. – Мне всё равно страшно.

– Но ты же осталась.

– Я должна сказать тебе ужасную правду, – я заговорщически складываю руки у рта.

– Я слушаю, – Алексей наклоняется вперед, и я снова чувствую его парфюм. Как же он назывался? Терпкий можжевеловый вкус. Пожалуйста, ближе! Господи, какой же он возбуждающий!

– Боюсь, что я напилась.

Алексей смеётся и поднимает кружку.

– Я уверен, что у нас будут замечательные результаты.

Мы чокаемся, но я больше не пью.

– Испытывать чувство страха – это нормально, – говорил Алексей. – Это присуще человеку. Мы научимся его преодолевать.

То, как Алексей сказал «мы», приятно отзывается у меня внутри: то ли в голове, то ли в груди, то ли в животе. Мне лень думать и определять точно. Мне это надоело. Мне хорошо и уютно. Я могла бы сидеть здесь с ним всю ночь до рассвета и говорить, говорить, говорить. Пусть даже об этом пресловутом перфекционизме.

– Это часть терапии? – спрашиваю я, всеми силами пытаясь сконцентрироваться на разговоре. Мысли разбредаются. Я уже совсем не думаю о Свете, о проблемах с работой и о черной полосе, накрывшей мою жизнь. Похоже, гроза прошла. В воздухе чувствуется свежесть и какой-то бодрый запах. Мяты из коктейля! Я всё еще держу бокал у лица, хотя в нём, кроме льда уже ничего не осталось.

– Да, самая первая. Страхи часто мешают работать дальше, – продолжал он. – Может быть, попробуем прямо сейчас?

Я плохо понимаю, что он говорит. Если бы он сейчас спросил меня, согласна ли я пойти с ним, я бы беспрекословно подчинилась. Никакого страха! Более того, если бы он прямо здесь начал расстёгивать пуговицы на моей блузке или совершать другие непристойные действия, я бы даже и не подумала сопротивляться. Каждое его приближение, не говоря уже о прикосновениях, заставляют меня трепетать, как птичку в силках.

– Расслабься, – произнёс Алексей низким бархатистым голосом.

Куда уж сильнее. Я сейчас с дивана под столик сползу.

– Трудно, – отзываюсь я. – Очень трудно…

– Если поможет, закрой глаза. Представь какое-нибудь место, в котором тебе хорошо и приятно… Говори о страхах без разбору. Можно начать со слов «боюсь, что…».

Я тут же оказываюсь на кухне. Здесь, среди выстроенной в ряд посуды, чистой плиты и белого и холодного, как просторы Антарктиды, холодильника, я чувствую себя спокойно хорошо. Тем более, что напротив сидит Алексей в синем махровом халате.

– Боюсь, – начинаю я, – что не найду работу. Боюсь, что не смогу оплачивать квартиру. Боюсь становиться другой. Боюсь, что родители и друзья не примут меня. Боюсь менять привычный образ жизни. Боюсь изменений. Боюсь говорить. Боюсь, что сейчас скажу что-нибудь не то…

Тут я останавливаюсь и открываю глаза. Еще чуть-чуть, и я бы проговорилась. Куда меня несет? Это же всего лишь наша вторая встреча! Я меняю полулежачее расслабленное состояние на более подходящее для деловой встречи с психологом и с силой тру уши. Старый способ помогает – я тут же трезвею.

– Замечательно! – с восторгом говорит Алексей. – Не останавливайся. Прошу тебя!

Чего захотел, мистер психолог! Не останавливайся! Этак мы оба сегодня в махровых халатиках останемся…