Запретная планета - Чандлер (Чендлер) Бертрам. Страница 3
Они были рады — все, — когда пассажиры, члены экспедиции объединенных университетов на Иблис, погрузились, когда были подняты пандусы и задраены воздушные шлюзы. И были счастливы, стоя по своим местам, пока щелкали последние секунды перед разрешением на взлет.
Клаверинг и офицеры-навигаторы сидели в рубке управления, обозревая унылый ландшафт — низкие, коричневые холмы, кучи шлака, некрасивые группы ветхих строений, представлявших собой город порта Форлон. Солнце тускло светило сквозь дымку, которая являлась продуктом деятельности человека индустриального, так же, как и творением природы.
Клаверинг следил за длинной стрелкой хронометра, ожидая, когда придут доклады изо всех отсеков. Наконец он приказал:
— На взлет!
— На взлет! — повторил Ларвуд.
«Салли Энн» задрожала, когда заработали ракеты, затем ее огромный корпус приподнялся, будто бы она, как и ее люди, была рада избавиться от Лорна. Клаверинг видел, как грязный бетон космопорта быстро уменьшается внизу, краны и порталы и свободный корабль флота, загружающийся перед полетом на Тарн, превращаются в игрушечные, корпус несчастного «Далекий Поиск», окруженного машинами ремонтников, походит на тело крупного насекомого, которого растаскивают на куски прожорливые муравьи.
Клаверингу было жалко «Поиск» и его капитана, но в то же время радовался: он заботился о «Салли Энн», и этот чартер, хоть и являлся следствием беды другого капитана, означал спасение для «Салли Энн».
Она уже вышла из атмосферы; ракеты молчали; «Салли Энн» ложилась на свободную орбиту вокруг неприветливого серовато-коричневого шара, называвшегося Лорном. С одной стороны виднелась огромная светящаяся чечевица Галактики, с другой была черная пустота межгалактического пространства. Гироскопы взвывали по мере того, как она медленно поворачивалась, когда Ларвуд нацеливал ее на солнце Иблиса. Клаверинг с удовольствием наблюдал за эффективными, неспешными действиями своего старшего офицера — он мог быть безрассудным в некоторых ситуациях, но не при пилотировании корабля или навигации.
— Продолжить ускорение, сэр? — спросил Ларвуд. — Одно «же» в течение пяти минут?
— Продолжить ускорение, — ответил Клаверинг.
Снова взревели ракеты, наращивая тягу и скорость. С помощью второго офицера Ларвуд проверил показания приборов, подкорректировал траекторию при помощи короткого выброса из управляющей ракеты. Он удовлетворенно взглянул на Клаверинга, который ответил ему кивком. Ларвуд отключил реактивный привод и приказал задействовать привод Манншенна. Песня вращающихся, прецессирующих маховиков заполнила все пространство корабля; чечевица Галактики внезапно стала похожа на огромную светящуюся бутылку Клейна, выдутую свихнувшимся стеклодувом. Клаверинг, как всегда, ощутил жуткое чувство дежа вю, когда возросли темпоральные прецессионные поля, возникло осознание того, что прошлое, настоящее и будущее представляют собой одно неделимое единство. Он подумал, как и всегда в этих случаях, не обладает ли он в какой-то степени талантом предвидения. Он попытался, как и всегда это делал — и всегда безуспешно — предвидеть грядущие события.
— На траектории, сэр, — доложил старший офицер.
— Спасибо, мистер Ларвуд. Установите вахты глубокого космоса, соблюдайте регламент.
Он отстегнулся от кресла, по поручню пробрался к осевой шахте. Он хотел проверить, как Салли Энн справляется с пассажирами и особенно с почти необученными девицами, которых наняли стюардессами. Пока его мышление еще не привыкло к искажающему время полю привода, он в последний раз попытался заглянуть в будущее.
Единственное, что пришло ему в голову, это те слова, которые сказал ему Граймс, когда он пытался добиться чартера: «Человек, который прилетает в Приграничье, чтобы заработать себе на жизнь, для отдыха выбирает ад».
Полет проходил спокойно.
Ученые держались сами по себе и хлопот не доставляли. Команде не было необходимости устраивать развлечения, стремясь к тому, чтобы клиенты были заняты и, следовательно, счастливы. Клиенты занимали сами себя, проверяя и перепроверяя свое оборудование, изучая скудные сведения о мире, куда они направлялись, посещая лекции, которые читали специалисты по разным дисциплинам.
Клаверинг реально контактировал только с главой экспедиции, доктором Фосдиком. Они изучали имеющиеся в наличии карты и схемы, — которые были очень неполными и неясными, — и пытались выработать что-то вроде плана кампании.
— Вот это плато, капитан, — говорил Фосдик, тыча в карту узловатым указательным пальцем. — Наблюдения из космоса свидетельствуют, что оно свободно от вулканической активности и не подвержено землетрясениям.
— Вы можете заметить землетрясение с высоты в тысячу миль? — с сомнением спрашивал Клаверинг. — Не забывайте, что корабль, стоящий на грунте — это хрупкая и крайне тяжелая вещь, и даже легкая встряска может разрушить его полностью.
— От этого предохранят пружинные растяжки, — заверил его Фосдик. — В конце концов, капитан Калвер на «Госпоже Одиночество» пережил на Мелизе ураган — корабль вынужден был сесть для ремонта двигателей, — пользуясь своими растяжками.
— Я слышал об этом, — буркнул Клаверинг. — Я начинаю удивляться, почему для этой работы не выбрали расчудесного капитана Калвера. Во всяком случае, ураган — это не землетрясение, и то, и другое не является обычным для космонавта переживанием.
— На Иблисе бывают как ураганы, так и землетрясения, — весело заметил Фосдик; его зубы выглядели до странности белыми на сухощавом, смуглом лице. — К тому времени, когда мы взлетим, вы привыкнете и к тому, и к другому.
— Если мы взлетим, — мрачно заметил Клаверинг.
— Взлетим прекрасно. Теперь насчет плато. Это идеальная база для наших операций, так как местность подходит для посадки как самолетов, так и вертолетов. Как мы видим по фотографиям из космоса, к югу там довольно пологий спуск — это скорее скала, чем плато, на самом деле, — с которым смогут справиться наши тракторы. Все, что от вас требуется — это посадить корабль где-нибудь посередине.
— Легче сказать, чем сделать, — саркастически заметил Клаверинг.
Этот план его совсем не радовал. Он воспитывался на больших кораблях концерна «Трансгалактические клиперы», в службе, где самым большим преступлением считалось рисковать кораблем. Он садился только на планетах с подобающими космопортами и соответствующими удобствами. До сих пор он жил в упорядоченной Вселенной, управляемой мудрыми правилами и инструкциями. И сейчас начинал уже сожалеть, что группа, членом которой он являлся, выиграла в лотерею этот огромный приз.
— Сначала мне придется выслать ракеты-зонды, — сказал он.
— Само собой, капитан. Вы космонавт — мы только пассажиры. Условия чартера заключаются в том, что вы доставляете нас и наше оборудование на Иблис и предоставляете корабль под штаб экспедиции. Как вы это сделаете — это полностью ваше дело.
— Мне потребуется помощь ваших людей для обработки полученных зондами данных.
— Само собой.
— И еще мои требования заключаются в следующем: стабильный грунт для посадки и отсутствие ветра скоростью выше пятидесяти узлов.
— А вот теперь, — заметил Фосдик, — вы требуете слишком многого.
Да, думал Клаверинг, он требовал слишком многого. Они с Ларвудом сидели, пристегнувшись к креслам, в е управления, в то время как Фосдик со своей командой обрабатывал данные, получаемые с поверхности планеты внизу. Он смотрел через иллюминаторы на огромную, отсвечивающую красным, сферу. Кто бы ни назвал ее Иблисом, он не преувеличивал. Казалось невозможным, что какая-то форма жизни в состоянии просуществовать на его огненной, враждебной корке более пяти секунд, независимо от того, какие бы хитроумные меры безопасности ни применялись. Он слышал, как Фосдик со своими сотрудниками и сотрудницами при получении каждого нового куска информации радостно — радостно! — вопят. «Поверхностная температура 99, 5 градусов по Цельсию!» «Скорость ветра семьдесят узлов!» «А что за ветер! Прямо пар соляной кислоты!» «Радиация на удивление низкая…» — это уже разочарованным тоном. — «Привет! Свободный кислород! Он-то что там делает?» «Никаких его следов от моего зонда».