Июнь 41-го. Окончательный диагноз - Солонин Марк Семенович. Страница 85

На фоне такого «порядка в танковых частях» уже вполне заурядно смотрится донесение о потерях личного состава 8-й тд. [290] В дивизии, которая уже к 13 июля превратилась в батальон неполного состава, учтены (причем по состоянию на 30 июля) лишь следующие потери: 306 убитых, 696 раненых, 1033 пропавших без вести. Отсутствие еще порядка 6–6,5 тыс. человек никак не объясняется.

Еще одна «старая» кадровая дивизия, получившая до начала войны изрядное количество танков «новых типов» (63 КВ и 38 Т-34), 10-я танковая. За Днепр дивизия вышла, имея в своем составе 4650 человек (по докладу командования 15 МК) или даже 5253 (по докладу командования дивизии). Это абсолютный «рекорд» среди всех танковых дивизий Юго-Западного фронта. Тут, правда, уместно вспомнить афоризм про «полупустой или полуполный стакан». 10-я тд потеряла половину личного состава — это очень мало или очень много? Не менее уместен и вопрос о том, где были эти 5 тыс. человек, если 7 июля из всех частей дивизии удалось собрать «сводный батальон пехоты от 10-го мсп, роту танков от 20-го тп, сводный артиллерийский дивизион в составе 3 орудий 152-мм и 2 орудий 122-мм, разведроту в составе 6 бронемашин и 2 танков БТ, взвод связи и 2 рации 5-АК». [291]

Арифметика потерь традиционно «не сходится». В августовском докладе командования дивизии приведены такие цифры: 210 убитых, 587 раненых. Простой и честной графы «пропали без вести» нет, она заменена такими многосложными конструкциями, как «не вернулись с поля боя при атаке и при выходе из боя», «отстали на марше», «не вышли из боя при окружении противником»; всего по этим основаниям убыло 2145 человек. [292] Еще порядка 1,5 тыс. (и это если поверить в то, что за Днепр к Пирятину вышли 5 тыс. человек!) отсутствуют без объяснения причин.

В июньских боях у Радзехува и Лопатина 10-я тд потеряла (точнее говоря, эти потери упомянуты в докладах командования дивизии и мехкорпуса) ровно 60 танков, в том числе 14 КВ и 7 Т-34. После этого был непрерывный отход на восток, но к утру 6 июля в дивизии осталось всего 20 танков (в т. ч. 2 КВ и 3 Т-34). Порядка 250 танков, включая 47 несокрушимых КВ и 28 Т-34, потеряно неизвестно где и как. С автомашинами все обошлось гораздо лучше: за Днепр вышло 648 единиц (больше половины от исходной численности автопарка). [293]

На причины и обстоятельства потерь советских танков можно взглянуть и с другой стороны фронта. По донесениям дивизий 48-го Танкового корпуса вермахта (11-я тд, 16-я тд, 16-я мд), к 14–15 июля (а к этой дате 8-й, 15-й и 16-й мехкорпуса уже потеряли почти все свои танки) они записали на свой счет, соответственно, 390, 357 и 64 уничтоженных и захваченных советских танков. [310] Даже если, вопреки всякой логике, предположить, что отчеты штабов вермахта составлены с нулевым уровнем приписок, то и в этом случае получается, что примерно две трети от реального количества советских танков немцы даже не видели (точнее говоря, увидели гораздо позднее, когда тыловые части прочесывали местность и считали трофеи).

Конечный вывод из этого моря цифр очевиден: боевые (непосредственно связанные с воздействием противника) потери Юго-Западного фронта многократно меньше потерь от явного и скрытого дезертирства. Тучные стада советских/российских ученых, полвека пасшихся на ниве изучения истории Великой Отечественной войны, эти цифры в упор не видели. Оно и понятно — «историкам» надо было рассказывать истории про «беспримерный в истории массовый героизм». Гораздо важнее другое — поняло ли смысл произошедшего высшее командование Красной Армии? Сегодня, на базе выявленных документов мы можем дать вполне конкретный ответ на этот вопрос — еще как поняло!

Лежит в Центральном архиве Министерства обороны листок бумаги (ЦАМО. Ф. 38. Оп. 11360. Д. 5. Л. 35). На нем — машинописная таблица с цифрами исходного количества и убыли танков и автомашин 2-го и 18-го мехкорпусов Южного фронта. Вполне типичные цифры: танки пропали, машины остались. Цифры эти подчеркнуты чьей-то рукой, и внизу листа, округлым четким почерком написано: «Ясно — тылами не руководили, они поддались панике и драпанули, оставив корпуса без б/припасов и ГСМ».

Пытался прояснить ситуацию и помощник командующего ЮЗФ генерал-майор танковых войск Вольский:

«Цифры потерь в ведомости показаны сугубо ориентировочно. Собран материал, имеются акты на каждую машину безвозвратных потерь, но окончательный ответ можно представить только после рассмотрения актов, производства дополнительного расследования, которое должно вскрыть истинные причины и количество безвозвратных потерь… Вторично прошу о высылке комиссий для рассмотрения материалов на месте и установления причин безвозвратных потерь материальной части…» [294]

«Сейчас уделяю исключительное внимание — этому выяснению, почему так много потеряно матчасти, при каких именно обстоятельствах оставлена матчасть и сколько ее. Видимо, придется кое-кого предать суду, кто оставил матчасть по растерянности, дабы неповадно было на будущее…» [295]

«Установлено, что механики-водители (от руки вписано слово «некоторые». — М.С. ) машин БТ и Т-26 имеют тенденцию портить машину и не идти в бой. Это отдельные люди, но тем не менее таковые имеются. Борьба простая: под суд и расстрел, но факт порчи установить очень трудно. Были случаи, когда ряд машин уходили в лес, отстаивались в лесу ссылкой на неисправность, а после боя выходили. В этом деле должен крепко работать политаппарат и Особый отдел…» [296]

«В этом деле» вариантов могло быть ровно два. Или снисходительно махнуть рукой, сказав что-то вроде «за одного битого двух небитых дают». Или назвать все произошедшее в первые дни войны «изменой», «вредительством», «пособничеством врагу» и соответственно наказать. Нельзя было ограничиться строгим выговором в ситуации, когда на одного убитого в бою приходится 50 исчезнувших, когда танки ломаются сплошняком, а машины стремительно мчатся на восток. Выбрать одно из двух мог только один человек, и все знали — как его зовут. Сталин подумал и в середине июля принял решение. «Дабы неповадно было на будущее» арестовали (и в дальнейшем расстреляли) большую группу высшего комсостава Западного фронта во главе с генералом армии Павловым. Всех остальных начальников Вождь простил — у него не было других генералов для этой войны.

Часть 3. В полосе группы армий «Центр»

Глава 3.1 Состав, дислокация, планы сторон

В предыдущих главах книги мы рассмотрели ход боевых действий на Западной Украине, в полосе Юго-Западного фронта. Там была развернута самая мощная во всей Красной Армии группировка войск, а противник — две армии Группы армий «Юг» — по ряду параметров (количество артиллерии, танков, авиации) многократно уступал ей. В Белоруссии ситуация была значительно сложнее. Для вермахта это было направление главного — в масштабе всей кампании против СССР — удара, и там была сосредоточена самая мощная Группа армий «Центр», по некоторым показателям превосходившая две другие (ГА «Север» и Юг») вместе взятые. С воздуха наступление немецких войск поддерживал 2-й Воздушный флот — самая крупная группировка авиации, на вооружении которой находилась половина всех боевых самолетов Восточного фронта (в т. ч. все пикирующие бомбардировщики Ju-87).

Наличие в составе ГА «Центр» двух ударных механизированных группировок (2-я и 3-я Танковые группы, всего 9 танковых и 7 моторизованных дивизий) позволили противнику спланировать и провести операцию по глубокому охвату и окружению войск Западного фронта. В итоге лишь немногим командирам и штабам удалось вырваться из «котла». Разгром войск на поле боя был дополнен показательной расправой, учиненной Сталиным над командованием Западного фронта. Одно из последствий этого сказывается в работе историков и по сей день — от разгромленного фронта осталось очень мало первичных документов, отчетов, докладов; даже мемуары зачастую писать было некому.