Конец главы. Том 1. Девушка ждет. Пустыня в цвету - Голсуорси Джон. Страница 13
– Да, конечно, мы тоже бесхитростно верили в него, когда ехали драться во Францию. Но с нас хватит. В следующий раз мы в чужое пекло не полезем.
– Так ли уж бесхитростна была ваша вера в прошлый раз?
– Боюсь, что очень, мисс Черрел. На двадцать наших не нашлось бы и одного, кто согласился бы спустить немцам всё, что те натворили.
– Профессор, я посрамлена!
– Что вы! Нисколько! Вы просто судите об Америке по Европе.
– Вспомните Бельгию, профессор, – сказала Диана. – Вначале даже у нас была бесхитростная вера.
– Простите, мэм, неужели участь Бельгии действительно могла заставить вас выступить?
Эдриен, молчаливо водивший вилкой по скатерти, поднял голову:
– Если говорить об отдельном человеке – да. Не думаю, чтобы она повлияла на людей военных, флотских, деловых, даже на целые определённые круги общества – политические и иные. Они знали, что в случае войны мы будем союзниками Франции. Но для простого непосвящённого человека, как я, например, для двух третей населения, для трудовых классов это имело огромное значение. Нам всем казалось, что мы смотрим на ринг: страшный тяжеловес, Человек-гора, приближается к боксёру веса мухи, а тот стоит и твёрдо, как мужчина, изготовляется к защите.
– Замечательно сказано, господин хранитель!
Динни вспыхнула. Значит, этот человек не лишён великодушия. Затем, раскаиваясь, что чуть не предала Хьюберта, едко процедила:
– Я читала, что это зрелище покоробило даже Рузвельта.
– Оно покоробило многих из нас, мисс Черрел, но мы были далеко, а некоторые вещи нужно увидеть вблизи, чтобы почувствовать.
– Разумеется. А вы, как только что заметили сами, явились лишь под конец.
Халлорсен пристально посмотрел на невинное лицо Динни, поклонился и умолк. Но вечером, прощаясь с нею после этого странного обеда, прибавил:
– Боюсь, вы что-то имеете против меня, мисс Черрел.
Динни молча улыбнулась.
– Тем не менее надеюсь встретиться с вами.
– Вот как! Зачем?
– Видите ли, я хочу верить, что смогу заставить вас переменить мнение обо мне.
– Я очень люблю брата, профессор Халлорсен.
– Я всё-таки убеждён, что вправе предъявить вашему брату больше претензий, чем он мне.
– Надеюсь, что это убеждение вскоре поколеблется.
– Это звучит угрозой.
Динни гордо вскинула голову и отправилась спать, кусая губы от злости. Ей не удалось ни задеть, ни очаровать противника. К тому же она испытывала к нему не откровенную вражду, а какое-то смешанное чувство. Его огромный рост давал ему обескураживающее преимущество. "Он похож на тех великанов в кожаных штанах, которые похищают в кинофильмах полунагих пастушек, – думала девушка. – Выглядит так, словно сидит в седле". Первобытная сила во фраке и пикейном жилете! Человек могучий, но не бессловесный.
Комната выходила на улицу. За окном виднелись платаны набережной, река и бескрайний простор звёздной ночи.
– Не исключено, – произнесла вслух Динни, – что вы уедете из Англии, не так быстро, как рассчитываете, профессор.
– Можно войти?
Девушка обернулась. На пороге стояла Диана.
– Ну-с, Динни, что вы скажете о нашем симпатичном враге?
– Наполовину Том-хитрец, наполовину великан, которого убил Джек.
– Эдриену он нравится.
– Дядя Эдриен слишком много времени проводит среди костей. Вид человека с красной кровью всегда возбуждает в нём восторг.
– Да, Халлорсен – мужчина с большой буквы. Предполагается, что женщины должны сходить по нему с ума. Вы хорошо держались, Динни, хотя вначале глаза у вас были чересчур круглые.
– А теперь и подавно. Он ведь ушёл без единой царапины.
– Не огорчайтесь. У вас будут другие возможности. Эдриен пригласил его на завтра в Липпингхолл.
– Что?
– Вам остаётся только стравить его с Саксенденом, и дело Хьюберта выиграно. Эдриен не сказал вам, боясь, что вы не сумеете скрыть свою радость. Профессор пожелал познакомиться с тем, что называют английской охотой. Бедняга и не подозревает, что угодит прямо в логово львицы. Ваша тётя Эм будет с ним особенно обворожительна.
– Халлорсен? – задумчиво протянула Динни. – В нём должна быть скандинавская кровь.
– Он говорит, что мать его из старинной семьи в Новой Англии, но брак её был смешанный. Его родной штат – Уайоминг. Приятное слово "Уайоминг".
– "Широкие бескрайние просторы". Скажите, Диана, почему выражение "мужчина с большой буквы" приводит меня в такую ярость?
– Это понятно: оно слишком напоминает вам подсолнечник. Но "мужчина с большой буквы" не ограничивается широкими бескрайними просторами. Это вам не Саксенден.
– В самом деле?
– Конечно. Спокойной ночи, дорогая. Да не тревожит ваших сновидений "мужчина с большой буквы".
Раздевшись, Динни вытащила дневник Хьюберта и перечитала отмеченное ею место. Вот что там было написано:
"Чувствую себя страшно подавленным, словно жизнь покидает меня. Держусь только мыслью о Кондафорде. Интересно, что сказал бы старый Фоксхем, увидев, как я лечу мулов? От снадобья, которым я их пользую, ощетинился бы бильярдный шар, но оно помогает. Творец был явно в ударе, изобретая желудок мула. Ночью видел сон: стою в Кондафорде на опушке, фазаны летят мимо целой стаей, а я никакими силами не могу заставить себя спустить курок. Какой-то жуткий паралич! Постоянно вспоминаю старика Хэддона. "А ну-ка, мистер Берти, лезьте туда и хватайте его за башку!" Славный старый Хэддон! Вот это был характер. Дождь прекратился – в первый раз за десять дней. Высыпали звёзды.
Остров, корабль и луна в небесах.
Редкие звёзды, но как они ясны!..
Только бы уснуть!.."
VIII
Тот неистребимый беспорядок, который присущ любой из комнат старого английского поместья и отличает его от всех загородных домов на свете, был в Липпингхолле особенно ощутим. Каждый устраивался у себя в комнате так, словно собирался обосноваться в ней навсегда; каждый немедленно привыкал к атмосфере и обстановке, делающей её столь непохожей на соседние. Никому даже не приходило в голову, что помещение следует оставить в том виде, в каком его застали, ибо никто не помнил, как оно выглядело. Редкая старинная мебель стояла вперемежку со случайными вещами, приобретёнными ради удобства или по необходимости. Потемневшие и порыжелые портреты предков висели рядом с ещё более потемневшими и порыжелыми голландскими и французскими пейзажами, среди которых были разбросаны восхитительные старинные олеографии и не лишённые очарования миниатюры. В двух комнатах возвышались красивые старинные камины, обезображенные кое-как приделанными к ним современными каминными решётками. В тёмных переходах вы то и дело натыкались на неожиданно возникающие лестницы. Местоположение и меблировку вашей спальни было трудно запомнить и легко забыть. В ней как будто находились бесценный старинный ореховый гардероб, кровать с балдахином, также весьма почтенного возраста, балконное кресло с подушками и несколько французских гравюр. К спальне примыкала маленькая туалетная с узкой кушеткой и ванная, порой изрядно удалённая от спальни, но непременно снабжённая ароматическими солями. Один из Монтов был адмиралом. Поэтому в закоулках коридоров таились старинные морские карты, на которых изображены драконы, пенящие моря. Другой Монт, дед сэра Лоренса и седьмой баронет, увлекался скачками. Поэтому на стенах была запечатлена анатомия чистокровной лошади и костюм жокея тех лет (1860—1883). Шестой баронет, занимавшийся политикой, благодаря чему он и прожил дольше остальных, увековечил ранневикторианскую эпоху – жену и дочь в кринолинах, себя с бакенбардами. Внешний облик дома напоминал о Реставрации, хотя на отдельных частях здания лежал отпечаток времени Георгов и – там, где шестой баронет дал волю своим архитектурным склонностям, – даже времени Виктории. Единственной вполне современной вещью в доме был водопровод.