Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред. Страница 100

Они пошли к номеру «С». Он положил руку ей на спину.

— Ничего.

— Вид у тебя потрепанный. — Он остановил ее и внимательно рассмотрел. — Он что, правда ударил тебя?

— Да, — сказала она.

Он первым ступил на крыльцо и вошел в номер.

— Привет, Арт, — сказал он.

— Здрасте, — покраснев, ответил Арт.

Он нервничал.

— Ты что, ударил ее в глаз?

— Да, — сказал Арт. — Но с ней ничего страшного.

Повернувшись к Пэт, Джим сказал:

— Дай–ка ключ от твоей машины.

Он обвел взглядом комнату, и она достала ключи из кучи вещей на кровати.

— Спасибо, — поблагодарил он ее. Вид у него был озабоченный. — Арт, возьми.

Он бросил ключи парню.

— Зачем это? — опешил Арт.

Ключи упали на пол, и он наклонился за ними. Они выпали у него из руки, и он нагнулся снова.

— Ты еще не собралась? — спросил Джим у Пэт. — Навалено все кругом.

— Нет еще, — сказала она. — Только один чемодан собрала.

Он подошел к Арту и приказал:

— Дособери ее вещи. Положи в «Додж» и поезжай.

— Куда? — спросил Арт.

— Оставь машину перед ее домом.

Джим повел Пэт из номера. Арт последовал за ними до двери.

— Распаковать их, к–к–когда приеду? — спросил он.

— Не надо, — сказал Джим. — Оставь все в машине.

— А ключи?

— В почтовый ящик положи.

Джим отвел Пэт за руку к своей машине.

Когда они выехали на шоссе, она спросила:

— Он сделает это?

— А тебе не все равно? — ответил Джим.

Она сказала:

— Спасибо, что приехал.

— Думаю, на этом сия история закончилась.

Мотель «Четыре туза» уже исчез позади них среди неоновых вывесок.

— Ну, а вообще, как ты? — спросил он.

— Жить буду, — сказала она.

— Да, название из тебя было не вытянуть. Название мотеля.

Оба замолчали. Они смотрели на дорогу, на машины, вывески, на проносившиеся мимо огни фар. Откинувшись на спинку сиденья, Пэт ненадолго заснула. Когда она проснулась, они ехали по скоростной дороге. Справа от них был Залив. Огней стало меньше.

— Маленький, гнусный, наглый сопляк, — заговорила она.

— Так, — сказал он.

— Он заехал мне прямо в глаз. Сбил меня с ног.

— Ну вот, тебе есть о чем поговорить. Есть на что пожаловаться.

— Он угрожал ножом Бобу Посину.

— Ну и что? — сказал Джим.

Она съежилась. Вытащив из кармана носовой платок, она отвернулась и заплакала в него, стараясь, чтобы ее не было слышно.

— Не обращай на меня внимания, — сказал он.

— Да нет, ты прав.

Он потянулся к ней и погладил ее по руке.

— Может, помолчишь? Никому тебя не жалко. Когда приедем в город, остановимся и купим тебе что–нибудь для глаза.

— Не нужно мне ничего, — сказала она. — Знаешь, как он меня называл? Обзывал чудовищными словами — я таких с детства не слышала. И еще хотел занять денег под мою машину, хотел…

Она снова заплакала. Ей было не сдержать слез. Она все плакала а, Джим не обращал внимания.

Скоростная дорога соединилась с другими автострадами, ведущими к Сан–Франциско. И вот они уже ехали над домами. Почти ни у кого уже не горел свет.

Глава 18

У него дома было темно и холодно. Пока он включал свет и опускал шторы, Патриция ждала у двери.

— Ты не заходил сюда? — спросила она.

— Какое–то время — нет.

При включенном свете он увидел, насколько она устала, как постарело и помрачнело ее лицо. Изможденное лицо, подумал он.

— Давай–ка садись, — сказал он.

— Знаешь, сначала он чуть не свел меня с ума, я была ему так нужна.

— Ты сказала, что первая ночь прошла прекрасно.

— Да, — кивнула она. Она сидела, скрестив на груди руки и плотно сдвинув ступни. — Но на следующую ночь, когда он ударил меня… Это продолжалось до бесконечности — боже, я думала, что умру. Он начинал снова и снова. Мне казалось, что он засыпал — может, и засыпал, ненадолго — и вдруг опять, и все сначала.

Она робко подняла взгляд.

— Так мы и продолжали, — сказала она. — А утром, когда я проснулась, у меня все болело. Я едва смогла встать с постели.

— Тебе нужно хорошенько отдохнуть, — сказал он.

— Ужасно об этом говорить. Рассказывать тебе.

— Да ладно, — махнул он рукой.

— Можно мне кофе? Я… выпила бутылку вина. Мне плохо.

Это было видно. Но он видел ее, и когда ей бывало похуже. В целом она еще легко отделалась.

— Сладкого вина? — спросил он.

— Портвейна.

— Ты, кажется, потеряла над собой контроль. Тебе хотелось, чтобы все это прекратилось?

— Да, — сказала она. — Так должно было произойти.

Он встал на колени, чтобы смотреть ей прямо в лицо. Взяв ее за руки, он спросил:

— Это девиз?

Она пошевелила губами.

— Не знаю. Джим, о чем ты?

— Что теперь?

— Теперь, — эхом повторила она, — я осознаю свою ошибку.

Он оставил ее и пошел на кухню варить кофе.

Когда он вернулся, она так и сидела, поджав под себя ноги и сложив руки на коленях. Как она несчастна, подумал он. Как он рад, что она снова с ним. Это так важно для него.

Он подал ей чашку кофе и сказал:

— Думаешь, я люблю тебя меньше, чем любит этот парень — или говорит, что любит?

— Знаю — любишь.

— Ты выйдешь за меня замуж? Снова?

Если когда–нибудь и можно ее уговорить, это нужно сделать сейчас, подумал он.

— Это у тебя кончилось, — продолжал он. — А на Боба Посина тебе ведь наплевать, правда?

— Хорошо, — согласилась она, держа в руке чашку кофе. — Я выйду за тебя замуж. Повторно. Или как там это называется.

Чашка наклонилась. Он взял ее и поставил на пол. Согласилась, подумал он. Ему отдает себя женщина, которую он любит всей душой. С этим ничто в мире не сравнится — ничто, пока небеса не свернутся, как свиток книжный, и не отверзнутся гробы, и мертвые не восстанут. До тех пор, пока тленный человек не облачится в нетление, думал он.

— Ты ведь не передумаешь? — спросил он.

— А ты этого хочешь?

— Нет, я не хочу, чтобы ты передумала.

— Ну и славно, — сказала она. — Не буду. — Пристально глядя на него, она спросила: — Значит, ты не считаешь, что я вся поизносилась?

— Как это?

У нее на глазах выступили слезы — и пролились.

— Не знаю.

— Вряд ли это так.

— Я не нужна тебе, — сказала она, а слезы текли по ее щекам, капали на воротник.

— Ты хочешь сказать, мне не следовало бы просить тебя? Ты это пытаешься сказать?

Он поднял ее с кресла.

— Или мне следует просить и умолять? Скажи!

Ей трудно было говорить. Беспомощно вцепившись в него, она пожаловалась:

— Мне нехорошо. Отведи меня в ванную. Пожалуйста.

Ему пришлось почти нести ее. Она не отпускала его. Он придерживал ее, и ее вырвало. Она лишилась чувств, но почти сразу пришла в себя.

— Спасибо, — прошептала она. — Боже.

Он опустил ее, и она села на край ванны. Лицо ее было бледно. Дрожа, она гладила его руку ладонью. Ее как будто лихорадило, и он спросил, уж не заболела ли она.

— Нет, — сказала она. — Мне уже лучше. Это нервное.

— Будем надеяться.

Она скривила губы в улыбке.

— Дело в совести. Я сказала ему, что нам придется расплачиваться. Может быть, это и есть расплата.

Когда Пэт немного пришла в себя, он умыл ее и отвел обратно в гостиную. Сняв с нее туфли, он закутал ее в одеяло и посадил на диван.

— Это от кофе, — сказала она.

— Ты его даже не отпила.

Она попросила сигарету.

Он дал ей закурить и спросил:

— Хочешь, поеду, посмотрю — привез он твои вещи?

— Я здесь не останусь, — сказала она. — Хочу к себе. У себя хочу быть, и больше нигде.

— А если он явится?

— Не явится.

— Вообще–то да, — согласился он.

— Я останусь с тобой, — решила она. — Нельзя мне больше к этому возвращаться — побег этот, все, что с нами было. Останусь здесь, а когда поженимся, будем жить здесь или там — как захочешь. Или переедем в новый дом. Может, так будет лучше.