Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред. Страница 137

— Я пойду переобуюсь; эти туфли я надела, чтоб выглядеть постарше.

Это насмешило его.

— Я знаю ваш возраст. Вам двадцать лет.

— Да вы экстрасенс. — Она поковыляла к двери. — Я иду домой переодеваться. С работой все решено? Мы договорились, так ведь?

Его веселье сошло на нет.

— Вакансия открыта.

— Тогда я выдвигаю свою кандидатуру. Вы меня берете?

— Да, беру, — с чувством произнес он, — на двести пятьдесят долларов в месяц, пятидневка, все, как мы обсуждали, когда вы были тут в прошлый раз.

Боже правый, прошло четыре месяца. Как же долго он ее ждал.

— Когда приступите?

— Вернусь сегодня же, как только переоденусь. — Она на мгновение заколебалась. — А что мне лучше надеть? Надо выглядеть по–деловому, наверное? Каблуки и все такое.

— Нет, это не обязательно, — хотя идея ему по–своему понравилась, — сгодятся и туфли без каблука. Но чулки — непременно.

— Чулки.

— Не стоит перегибать палку… но и в джинсах приходить не надо. Одевайтесь так, будто сами собрались в центр, чтобы пройтись по магазинам.

— Я так и предполагала, — сказала она, сверяясь с собой. — Как часто получка? Каждые две недели?

— Каждые две недели.

Без тени смущения она произнесла:

— А можно мне десять долларов прямо сейчас?

Это его и очаровало, и возмутило.

— Зачем? На что?

— Потому что я без гроша, вот на что.

Покачав головой, он достал бумажник и выдал ей десятидолларовую купюру.

— Я, может, и не увижу вас больше.

— Не глупите, — сказала Мэри Энн и исчезла в дверях, оставив его одного, как и прежде.

В час тридцать пополудни она вернулась — в хлопковой юбке и блузке с коротким рукавом. Ее волосы были зачесаны назад, а глаза светились готовностью к работе. Однако с нею пришел молодой человек вида весьма праздного.

— Где можно оставить вещи? — спросила она, имея в виду дамскую судочку. — В подсобке?

Шиллинг показал ей лестницу, ведущую в подвал.

— Здесь самое безопасное.

Просунув руку в лестничный колодец, он щелкнул рубильником и включил свет.

— Там дальше туалет и стенной шкаф. Небольшой, но плащ повесить можно.

Пока Мэри Энн не было, молодой человек профланировал к нему.

— Мистер Шиллинг, мне сказали, что вы разбираетесь в музыке.

Он вынул из кармана пиджака помятый конверт и принялся разглаживать его на прилавке. Шиллинг разглядел, что это список композиторов; все современные, все индивидуалисты–экспериментаторы.

— Вы музыкант? — спросил Шиллинг.

— Да, я играю боп на фоно в «Корольке». — Он пристально посмотрел на Шиллинга. — Давайте теперь посмотрим, на что вы способны.

— О, я способен на многое, — сказал Шиллинг, — спросите о чем–нибудь.

— Вы слыхали о парне по имени Арни Шейнбург?

— Шёнберг, — поправил Шиллинг. Он не мог понять — может, его разыгрывают? — Арнольд Шёнберг. Он написал «Песни Гурре» [124].

— И как давно вы в этом деле?

Шиллинг подсчитал.

— Ну, в той или иной степени в бизнесе я с конца двадцатых годов. Однако розничный магазин у меня впервые.

— Вы любите музыку?

— Да, — ответил Шиллинг, как–то смутно забеспокоившись, — очень.

— Вы хоть чем–нибудь еще занимаетесь? Выезжаете куда–нибудь? — молодой человек разгуливал, изучая магазин. — Элегантный магазинчик. Чувствуется вкус. Но скажите, Шиллинг, вы никогда не чувствуете себя оторванным от широких масс?

Из подсобки появилась Мэри Энн.

— Ну–с, приступим.

Нагрузив молодого человека пластинками, Шиллинг задвинул его в будку. Мэри Энн за прилавком деловито открывала кассовый аппарат.

— Это ваш друг? — спросил Шиллинг (его позабавило, что в ее мире просто не существовало такой формальности, как представить джентльменов друг другу).

— Пол играет в «Корольке», — ответила она, пересчитывая однодолларовые банкноты.

Уйдя отсюда, она поспешила домой, чтобы переодеться, а потом побежала в «Королек» отдавать Полу его десятку… на которую жила с тех пор, как проела последние деньги, полученные в телефонной компании.

— То самое место? — спросил Нитц. — Музыкальный магазин? Там, где этот парень, с которым мне все советуют поговорить.

— Пойдем со мной, — упрашивала его Мэри Энн, леденея от мысли, что ей придется вернуться туда одной. — Пожалуйста, Пол, сделай одолжение.

Он поднял бровь.

— А в чем дело?

— Ни в чем.

— Ты боишься?

— Конечно, боюсь. Новая работа, первый день.

— А что ты знаешь об этом типе?

— Я с ним уже встречалась, — уклончиво сказала она, — он пожилой.

Отложив вестерн в бумажной обложке, он встал.

— Ладно, пойду. Буду тебя сопровождать. — Он дружески похлопал ее по спине. — Я даже готов вызвать его на дуэль — ты только подмигни.

— Что вы делаете? — спросил Шиллинг, глядя, как проворно ее пальцы перебирают купюры.

— Смотрю, сколько нам нужно взять из банка.

Когда она составила список, Шиллинг показал ей миниатюрный сейф возле дежурной лампочки.

— Я хожу в банк раз в неделю. В прочие дни пользуюсь вот этим.

— Так бы и сказали.

Покончив с пересчетом денег, она схватилась за швабру.

— Я приберусь здесь, — сообщила она, — давно пора… Вы вообще когда последний раз подметали?

Смутившись, Шиллинг продолжал сортировать грампластинки. Потом он вышел в офис и включил кофе–машину. Приятель Мэри забаррикадировался винилом в первой будке и глазел оттуда.

Дана девушка, размышлял Шиллинг, которая в первый же день заняла денег у работодателя, сама решила, когда ей приходить, а когда наконец явилась, то привела с собой друга, готового весь день слушать в магазине музыку. Теперь же, вместо того чтобы послушно внимать наставлениям, она просто объявляет, чем намерена заняться.

— А почему бы вам не сдвинуть прилавок вглубь? — спросила Мэри Энн, когда он появился с кофе.

— Зачем? — Он налил две чашки.

— Чтобы покупатели сразу подходили к витрине, — она недовольно шлепнула по прилавку, — он только дорогу перегораживает.

— Мисс Рейнольдс, — сказал Шиллинг, сознавая, что сейчас он становится похож на всех, у кого она работала прежде, — отложите швабру и подойдите сюда. Мне нужно с вами поговорить.

Ее узкие губы на мгновение растянулись в улыбке.

— Подождите, пока я закончу. — С этими словами она исчезла за входной дверью с совком. Вернувшись, нашла тряпку для пыли и принялась протирать прилавок.

Уязвленный, Шиллинг потягивал свой дневной кофе.

— Полагаю, вам следует научиться пользоваться нашим инвентарем и понять, чего я жду от вас в общении с клиентами. Я работаю по собственной системе; мне нужен индивидуальный подход. Нужно знать каждого клиента в лицо и обращаться к нему по имени, как только он переступает порог.

Мэри Энн кивнула, продолжая вытирать пыль.

— Когда клиент о чем–то спрашивает, вы должны быть готовы дать ему содержательный ответ, а не пялиться, разинув рот. Предположим, я захожу и говорю: «Я слышал концерт Баха для фортепьяно, сыгранный на скрипке. Что это?» Сможете вы ответить?

— Конечно, нет, — ответила Мэри Энн.

— Ну, — Шиллинг пошел на попятный, — этого я от вас и не ожидал. Это моя работа. Но вы должны выучить достаточно, чтобы уверенно обслуживать обычных покупателей классики. Вам нужно уверенно принимать заказы на стандартные симфонические записи. Предположим, приходит клиент и просит у вас хорошую симфонию Дворжака. И лучше бы вам знать, сколько всего он написал симфоний, какие из записанных лучшие и что у нас есть в наличии. Также вам нужно знать Сметану, Брамса, Джозефа Сака, Малера и всех прочих композиторов, которые могут понравиться любителю Дворжака.

— Этим–то Нитц и занимается, — сказала Мэри Энн.

— Нитц? Что это?

— Пол Нитц, в будке. Он раньше никогда не слышал такой серьезной музыки.

— Идея моя в том, — резко продолжил Шиллинг, — что когда продавец открывает перед клиентом новые горизонты, клиент становится зависим от продавца. Это означает, что на вас лежит ответственность; вы должны отнестись к клиенту со всей серьезностью и не впаривать ему всякое барахло только потому, что оно залежалось на прилавке. Это уже не бизнес, а искусство со своими законами. Мы ведь продаем не жвачку и не газировку; мы продаем то, что — по крайней мере для некоторых — становится частью образа жизни.