Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред. Страница 28

Для гарантии он принял сверх того и две таблетки анацина. И этого хватило: он закрыл жестянку и сунул ее себе в карман.

Затем, насколько он помнил, он перешел на другую сторону улицы. После чего стоял в освещенном флуоресцентными лампами офисе, глядя на девушку, сидевшую за столом, перед коммутатором. Девушка, симпатичная, молодая, с сережками, подняла взгляд и сказала:

— Да, сэр?

— Я хочу видеть мистера Тича, — сказал он.

— Мистера Тича здесь нет, — сказала девушка. — Он умер.

— Умер! — изумленно воскликнул Эл Миллер. — Что случилось? Я не был с ним знаком, но что, черт возьми, случилось?

— Его застрелили в Северной Каролине, — сказала девушка. — Не знаю кто; кажется, его звали Мейхард или Мейнард. — Она ждала, но он не мог придумать, что сказать; он немо стоял перед ее столом. — Вы можете увидеться с мистером Найтом, — сказала она. — Это менеджер. Что у вас за дело?

— Хорошо, — сказал он, но потом вспомнил, что хотел увидеть вовсе не мистера Тича; это имя он взял с вывески над зданием. А хотел он увидеть Криса Хармана. — Я хочу видеть мистера Хармана, — сказал он.

— Мистер Харман сейчас занят, — сказала девушка. — Если вы назовете мне ваше имя, я свяжусь с его секретаршей и выясню, найдется ли у него сегодня время, чтобы принять вас.

Он назвал девушке свое имя, а потом прошел и уселся в одно из этих модерновых офисных кресел.

Через некий промежуток времени, которого он вообще не заметил, девушка подозвала его. Он отложил «Лайф» и подошел к ней.

— У мистера Хармана есть несколько минут, чтобы принять вас сейчас, — сказала девушка. — Он может поговорить с вами, если это не займет слишком много времени. — Она указала на коридор. — Первый кабинет справа.

Коридор был, как в поликлинике, из пластика и стекла, с кабинетами по сторонам. Он нашел нужный, в котором сидел Крис Харман.

— Добрый день, мистер Миллер, — любезно сказал мистер Харман, указывая на стул. — Чем могу вам помочь?

Усаживаясь, Эл сказал:

— Я услышал о мистере Тиче, и мне очень жаль. Как я говорил той девушке, я не был с ним знаком, но я знаю каталог Тича, и…

— Это случилось давным–давно, — сказал Харман, улыбаясь. — В тысяча семьсот восемнадцатом году.

— Прошу прощения? — сказал Эл. — А, кажется, понимаю. — Он засмеялся. Это было шуткой или чем–то вроде. Вникнуть в нее он не мог, поэтому оставил эту тему. — Вы здесь главный? — спросил он. — Вам это заведение принадлежит?

Мистер Харман, чуть заметно улыбаясь, кивнул.

— Послушайте, — сказал Эл, — вы меня помните?

— По–моему, да, — сказал Харман. — Уверен, что видел вас раньше.

Мистер Харман опустил взгляд, и Эл понял, что он обследует его одежду, его куртку, слаксы, туфли, спортивную рубашку. Прикидывает, чего он стоит, исходя из того, что он носит. Встречает по одежке.

— Я торгую подержанными автомобилями, — сказал Эл.

Мистер Харман кивнул.

— Понимаю, — сказал он.

— Теперь вы вспомнили?

— Полагаю, что да.

— Я — отпетый мошенник, — сказал Эл. — Один из самых негодных торговцев подержанными машинами, каких только можно найти.

Мистер Харман перестал улыбаться, и у него расширились глаза Рот у него слегка приоткрылся.

— О, в самом деле? — негромко проговорил он.

— Мне кажется, что я должен говорить откровенно, раз уж пришел сюда.

— Пожалуйста, так и говорите, — сказал Харман.

— Я готов на что угодно, лишь бы продать машину, — сказал Эл. — Мне совершенно наплевать, в каком она состоянии, только бы ее продать. Посмотрим в лицо фактам. Машины, которые стоят у меня на стоянке…

— Да, — перебил его Харман. — У вас имеется стоянка подержанных машин. «Распродажа машин Эла». Теперь я вспомнил.

— Это все развалюхи, — сказал Эл. — Колымаги. Им пора в утиль. Позвольте привести вам пример. У вас есть время?

Харман кивнул.

— Недавно я купил бывшее такси. Такси распознать просто: у него всегда четыре дверцы, и это обычно «Плимут» или «Студебеккер». Из аксессуаров у такси есть только обогреватель, и это всегда самая дешевая машина данной марки. И на дверцы наносят название компании. А сверху сверлят отверстия, чтобы крепить пластину с названием. Так что я понял: это было такси. Настоящая развалина, а не машина. Набегала, должно быть, триста тысяч миль. Я взял ее за сотню баксов. Перекрасил ее, почистил, привел в божеский вид, а потом придумал ей подходящую историю.

— Спидометр вы назад открутили? — спросил Харман.

— Одометр, — сказал Эл. — Да, установил его на одиннадцать тысяч миль. Получилась машина прошлого года.

Харман, щелкнув инкрустированной золотом зажигалкой, прикурил сигарету «Бенсон и Хеджис» и протянул пачку Элу, но тот отказался. Он был слишком поглощен своим рассказом, чтобы у него появилось желание курить.

— Я стал говорить, — продолжал Эл, — что это машина моей жены.

В серых глазах Хармана промелькнули искры.

— Говорил, что она ездила на ней в колледж, — сказал Эл. — Дескать, у нее фобия к автобусам: не выносит замкнутого пространства. Я купил ее новенькой у представителя «Плимута» на Бродвее; купил по оптовой цене, потому что знаком с этим парнем. Так что и сам могу уступить ее дешевле. Я купил ее для нее, но на самом деле нам не нужны две машины. Она всего–то раз в день ездила на ней в колледж и, может, иногда за покупками. А мне приходилось ее мыть и полировать. На выходных же она просто загромождала гараж, потому что если мы куда–то выезжали, то брали свой «Крайслер».

— Понимаю, — сказал Харман.

— Так что, в конце концов, я сказал ей, что мы не можем держать эту машину. Я ее продам, а деньги она сможет потратить на отпуск на Гавайях. Так что мой интерес не в прибыли. Уступлю за тринадцать сотен.

— Вы ее продали? — спросил Харман.

— Не с первого раза, — сказал Эл. — Зашел ко мне один, вот я ему все и изложил. Но он заметил, что машина перекрашена, и это его обеспокоило. Я сказал, что она выбрала оригинальный цвет, свинцово–серый с розовым, но вскоре он стал ее раздражать, и она обратилась в фирму, чтобы ее перекрасили, пока еще не истек срок гарантии. Но он заметил, что амортизаторы у нее не очень–то, и понял, что машину гоняли от и до. Так или иначе, в конце концов я ее сплавил. — Он сделал паузу. — Одному убанги.

— Простите? — сказал Харман, поднося ладонь ковшиком к уху.

— Одному негру.

— А! — сказал Харман. — Убанги. — Он улыбнулся.

— Наличных, естественно, у того не было. Он выложил четыре сотни. Я продал ее в кредит через свою кредитную компанию, что на другой стороне улицы.

Харман рассмеялся.

— Мне пришлось только перейти через Сан–Пабло, — сказал Эл, — и обратиться в Западную Оклендскую сберегательную и кредитную компанию. Я получил двенадцать процентов составной доли на неоплаченный баланс, включая кредитные выплаты и прочие гонорары. А если нам понадобится вернуть машину в собственность, то убанги по–прежнему несет ответственность за весь неоплаченный баланс. Это контракт на три года. Фактически в общей сложности моя доля достигает реалистических двадцати четырех процентов, потому что это то, что мы называем дисконтом.

— Думаю, я понимаю, какого рода эта доля, — сказал Харман. — Я с таким сталкивался.

— Так что в общем я получил почти две тысячи долларов за бывшее такси, — сказал Эл. — Изначально же эта машина стоила всего около шестнадцати сотен, новая. Мне пришлось только покрасить ее и почистить. А когда я ее красил, то даже не стал ошкуривать ржавчину и рихтовать выбоины: я просто заполнил выбоины шпатлевкой и закрасил сверху.

Мистер Харман опять рассмеялся. Казалось, он очень заинтересован: он не выказывал никаких признаков нетерпения, желания, чтобы Эл поторопился и перешел к делу; он, казалось, с удовольствием послушал бы дальше.

— Я имею в виду, — сказал Эл, — что сделаю все на свете, чтобы продать машину. Я всегда заново нарезаю шины.

— Это как?

— Ну, беру лысую шину — без протектора — и разогретой иглой делаю нарезку в резине. Наношу фальшивый протектор, а потом крашу шины черной краской, чтобы выглядела как новая.