Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред. Страница 93

— Возьми спортивных рубашек, — сказала она, — и простых белых рубашек тоже.

И тут желание взяло верх над раздражением, и она сказала:

— Я пойду с тобой.

— Нет, — возразил он.

Но она уже приняла решение. Перебирая содержимое сумочки, она говорила без умолку — в ней проснулся пыл, и она была не в силах сдержать его.

— Почему это я должна думать о твоих костюмах? Что это вообще такое? Мне что теперь — и одевать тебя, и кормить, и помогать? Получается, что я буду содержать тебя? А что я получу взамен?

Он повесил голову — у него не было ответа на этот вопрос.

— Я тебе вот что скажу, — продолжала она. — Ты должен заботиться о женщине, а не жить за ее счет. Даже думать за тебя приходится мне — объяснять тебе, как одеваться, как улицу переходить. Думаешь, я долго буду это терпеть? По–моему, с меня хватит. Нет, ну надо же! Посмотри, наконец, на себя хорошенько.

— Успокойся, — сказал он.

Но уже ей было не успокоиться.

— Знаешь, чем это кончится? — опять заговорила она. — Крайней окажусь я. Я больше не смогу снимать эту квартиру. Работу, наверное, тоже потеряю. И от Рейчел мне, пожалуй, достанется, и от Джима Брискина. В конце концов, придется занимать под машину. Арт, я не могу себе этого позволить, не могу. И с Бобом Посином все кончено. Тебе–то что беспокоиться. Если дойдет до полиции, то задержат меня. Скажут, что была сообщницей в правонарушении несовершеннолетнего. Боже, ты ведь всего лишь ребенок. Ты как дитя малое, маленький мальчик. Мой маленький мальчик.

Она поспешила отойти от него — чтобы не прикоснуться. Рядом с ним она себе не доверяла.

В спальне она закрыла за собой дверь, постояла немного.

«Что случилось со мной? Что происходит?» — спрашивала она себя.

Она сняла юбку, блузку и переоделась в синий костюм. Потом напудрилась — больше, чем обычно, замазывая синяк. Надела чулки, туфли на высоких каблуках и белую шляпку с вуалью. Вполне, подумала она. Остались только сумочка и перчатки. Она сложила все необходимое в темную кожаную сумочку, натянула перчатки и открыла дверь. Руки ее не слушались, словно ею теперь незримо управляла какая–то поразившая ее неведомая болезнь. Как будто эта напасть проникла в самое ее нутро и поселилась там.

— Кажется, так глаз не очень заметно, — сказала она.

— Ты как будто на свадьбу собралась, — заметил Арт.

— Похоже, да? — Она приблизилась к нему. — А как глаз?

— Неплохо. Но все–таки п–п–проглядывает немного.

Но она видела — он восхищен. Она знала, что этот костюм идет ей. И Арт явно был впечатлен.

— Джиму нравится этот костюм, — сказала она.

— Нормально выглядишь, — пробурчал он, и это было все, чего от него можно было дождаться.

Арт скрылся в ванной и долго причесывался. Она ждала — знала, что он изо всех сил старается привести себя в порядок.

В костюме она почувствовала свое превосходство. Воспрянула духом, к ней вернулись силы. Она расхаживала по квартире, курила, то и дело останавливалась, чтобы посмотреть, как там он. В этом состоянии подъема ей было спокойно, вольготно. Арт все возился у зеркала в ванной. Она вошла, чтобы посмотреть, как у него продвигается дело, и увидела в зеркале их двоих. Насколько он больше ее! Но смотрится она с ним вместе хорошо. Элегантная, ухоженная. Она испытывала настоящее удовольствие и упивалась этим чувством. Пэт примерила на себя образ состоятельной аристократки, взявшей юношу под свое крыло.

— Тебе надо побриться, — велела она.

— Чем?

Вернувшись в спальню, она поставила один из чемоданов на ручку кресла, открыла его и достала из бокового кармана обернутый в целлофан пакет.

— Можешь воспользоваться моей.

Он удивился, увидев обычную бритву с лезвиями. Рядом с целлофановым пакетом лежала синяя коробка с изящно напечатанными на боковой поверхности буквами. Взяв у нее бритву, он медленно, не веря своим глазам, прочел надпись. Смятение, отразившееся на его лице, было столь велико, что ей пришлось прикрыть рот, чтобы не рассмеяться.

— Что случилось? — спросила она.

Он безмолвно смотрел на коробку.

— А, — невинно сказала она, — это моя диафрагма. Ночью я ее вынула. Не заметил?

Он так и молчал.

— Думаю, нет. Приходится пользоваться, — продолжала она и полюбопытствовала: — А у Рейчел разве нет диафрагмы?

— Нет.

— Ты знаешь, что это такое?

— Конечно, — прошептал Арт.

— Она тоже может приобрести ее. Вы ведь поженились. Рейчел нужно обзавестись этой штукой. Скажи ей. А чем же вы пользуетесь?

— Н–н–ничем.

— Ей нужно что–то. Диафрагма — самое безопасное средство. Пусть сходит к гинекологу, ей там все расскажут. Определят размер, и она сможет найти ее в любой аптеке. Эта — моя и Джима… Она у меня с тех пор, как мы были женаты. По Закону Калифорнии о совместно нажитом имуществе, половина ее принадлежит ему.

Все это было ей в удовольствие, и она проследовала за ним обратно в ванную. Его руки и лицо скрылись от нее под брызгами воды над раковиной — повернувшись к ней спиной, он принялся старательно мыться, намыливаться.

Раздетый до пояса, он брился, а она стояла, прислонившись к дверному косяку и сложив на груди руки. В ванной было мокро и тепло. Как в какой–нибудь безопасной пещере, где ты спрятался от всего мира, словно в утробе матери, подумала она. Шум воды заглушил все другие звуки. Сильно — душисто и влажно — пахло мыльной пеной.

— Джим бреется два раза в день, — сказала она. — У него борода гу сто растет. По утрам как проволока. Интересно, многим мужчинам так часто бриться приходится? Бритье — это, наверное, из двух зол худшее.

— Каких двух зол?

Он умылся и теперь вытирался, зарывшись лицом в полотенце.

— Тебе незачем знать.

Она поддразнивала его, играла с ним.

Но когда она приблизилась к нему, ее восторг как рукой сняло. На смену ему пришло вожделение, и она обвила руками его голую талию, совсем легонько обняла его. Она сдерживала себя, не давала полной воли чувствам.

— Осторожнее, — с некоторой опаской сказал он.

И тут ей стало ясно, что ее желание наконец открылось ему. Она сразу отпустила его и отошла в смущении и беспокойстве.

Дитя мое, подумала она. Он надел рубашку и стал застегиваться. Угрюмый мальчишка. Она пересилила свою страсть, позволив одним только мечтам, видениям ее жажды проноситься в сознании. Перед ее внутренним взором одна задругой появлялись и исчезали фантазии, они были у нее всегда, но осуществить их так и не удалось. Она подождала, сохраняя спокойствие, пока они не улеглись. Но совсем они не исчезли. И никогда не исчезнут.

— Ну что, пойдем? — сказал Арт.

— Я самым отвратительным образом хочу тебя, — ответила она. — Так что давай–ка действительно двинемся. Тебе приходилось видеть женщину, у которой только что появился на свет ребенок?

— Я не ребенок.

— Да не обижу я тебя, — заверила она его. — Просто мне хочется быть с тобой рядом. Я аккуратно. Но дай мне хотя бы одежду тебе купить.

Ей хотелось одевать его, расчесывать ему волосы, но она старалась не прикасаться к нему. Внутри ее высвободился и распускался прекрасный хрупкий цветок любви. Он рос, отделившись от нее. Она горлом ощутила колебания этого цветка, и он вырвался из нее приглушенным вскриком. Она поспешно отошла от Арта, чтобы он не слышал. Но он все равно, пусть подсознательно, но чувствовал, что с ней происходит. Этого было не скрыть. Но ему плевать, подумала она.

— Я не жду, что ты мне дашь все, чего я хочу, — вздохнула она.

— Ты ребенка хочешь, — понимающе сказал он. — Вот в чем все дело.

— Не надо меня ненавидеть, — она старалась, чтобы ее слова не звучали, как мольба.

Но ее усилия не имели значения — ведь она не сможет получить то, что ей нужно, он и не способен дать это.

Чемоданы теснились в багажнике и на заднем сиденье машины. Она перекрыла на кухне газ, удостоверилась, что краны закрыты, а свет погашен, и заперла дверь.

— Ну, вот и все, — сказала она.