Да. Нет. Не знаю - Булатова Татьяна. Страница 67

– Нормально, – успокаивала Наташа, – как все.

– Она у меня ни к чему не приспособленная, – вздыхала Аля. – Кастрюля с супом стоять будет, она разогреть не догадается. Одни конфеты целый день ест.

– Зато Матвей ко всему приспособленный: мальчик ответственный, не избалованный, за десять лет в Москве всему научился – и суп варить, и носки стирать, и рубашки гладить. За ним некому ходить было.

– Откуда ты знаешь? – покусывала губы Аля, плохо представляя, что такое вообще возможно.

– У меня опыт, – заверила ее сестра. – Я нормальных парней за версту чую, – изображала из себя Наташа проницательную женщину. – Для себя вот только не нашла, – с грустью подытожила она и покачала головой, словно точку поставила.

Пока сестры беседовали на кухне, Матвей кружил вокруг Леры, за плечо заглядывал – пытался в журнале фасон платья рассмотреть.

– Ты чего? – подняла голову невеста.

– Посмотреть хочу, что ты выбрала, – смутился Матвей.

– Посмотри, – Лера протянула ему журнал и зевнула, забыв прикрыть рот рукой.

– Не буду, – испугался парень и отскочил от протянутого журнала в сторону, как от чумы. – Примета плохая.

– Не хочешь, не смотри, – легко согласилась девушка и потянулась за конфетой, но взять не успела: Матвей подскочил и по-рыцарски подал ей вазу со сладостями.

– Сластена, – залюбовался он Лерой и поцеловал в макушку, пока девушка разворачивала конфету.

– На, – улыбнулась она и протянула обертку жениху. – Выброси.

С этими же словами Лера протягивала обертки от конфет родителям, когда они были дома.

– Прекрати есть столько сладкого! – срывалась Альбина Михайловна, наблюдавшая за тем, как дочь отправляет в рот одну конфету за другой. – Давай лучше обсудим список гостей.

– Я уже все сказала Наташе.

– Но мне-то ты ничего не сказала, – пожимала Аля плечами и чувствовала, что всерьез ревнует дочь к старшей сестре.

– Ну узнай тогда у нее, – отмахивалась Лера и засовывала в рот очередное лакомство.

Родители переглядывались, а потом быстро отворачивались друг от друга, чтобы не заорать. Даже флегматичный Спицын – и тот не выдерживал, пытался поговорить с дочерью, послушно плывущей по житейским волнам под чутким руководством бывалого капитана – Натальи Михайловны Коротич.

– Зачем Наташка во все сует свой нос? – подливала масла в огонь родительского недовольства Валечка, в очередной раз утратив здравый смысл из-за обрушившегося на нее романа с художником. – Мало нам маман, еще теперь и она! Кстати, где они жить будут после свадьбы?

Спицыны с пониманием посмотрели друг на друга, потом, не сговариваясь, пожали плечами и признались:

– У Аурики.

– Вы что, спятили? – ахнула Валя. – Она же им жизни не даст: все время будет вмешиваться из своего прекрасного далека.

– Ну почему ты так думаешь? – расстроилась Алечка, а ее муж привычно промолчал.

– Да потому, что я знаю нашу маму. Сейчас она в Митяеве, а потом ее ужалит в задницу какая-нибудь муха…

– Оса, – чуть слышно произнес Валентин Евгеньевич.

– Да какая разница! – повысила на зятя голос Валечка. – Пусть оса. Так вот, когда она ее ужалит, мать вернется к себе на Тверскую и начнет наводить порядок. Ты что, ее не знаешь?!

Валентина Михайловна была настроена против Аурики еще и потому, что на данный момент пребывала в атмосфере очередного романа, по отношению к которому Аурика Георгиевна произносила всегда одно и то же: «Где ты нашла этого иди-и-иота?»

– Валька, – говорила она дочери, – я буду жить вечно, потому что уйти в мир иной смогу только при одном условии: когда рядом с тобой окажется нормальный мужчина.

– Вот и живи на здоровье, – огрызалась Валечка и торопилась домой, сопровождаемая материнскими словами: «Злишься? Значит, в точку попала».

– Нужно что-то придумать, – разволновалась Алечка и обзвонила сестер, чтобы нашли время заехать к ней вечером. И те, словно по тревоге, послушно собрались и расселись за круглым столом в небольшой Алиной гостиной. Председательствовал «болтун» Спицын, роль которого сводилась к тому, чтобы иногда отпускать произнесенные очень тихим голосом немногословные комментарии, общий смысл которых сводился к одобрению или неодобрению поступивших предложений. Одно из них пришлось Валентину Евгеньевичу особенно по душе:

– У Лерочки должен быть свой угол. И я предлагаю этот угол приобрести, – объявила Ирина и сложила руки на груди так, словно молилась на всех присутствующих.

– Правильно, – обрадовалась защитница всех влюбленных Валечка. – Я тебя поддерживаю: жизнь с мужчиной надо начинать без присутствия родственников и на своей территории.

– Я тоже – «за», – подвела итог Наталья Михайловна, огорчившись, что эта мысль не пришла ей в голову первой.

– Но мы не можем с Валей купить ей квартиру, – опечалилась Алечка. – Мы хотели снять жилье. Правда, чуть позже.

– Ты думаешь, мы этого не понимаем? – взяла бразды правления в свои руки Наташа. – Мы прекрасно это понимаем, поэтому лично я предлагаю сброситься: кто сколько может. Мне для моей единственной племянницы ничего не жалко: лишь бы жили.

Растроганная Алечка не удержалась и всплакнула. Валентин Евгеньевич закряхтел и обнял каждую из своячениц. А вот Аурика Георгиевна на своих детей обиделась.

– Я, между прочим, тоже не сволочь, – грубо заявила она и высокомерно добавила: – Женщины из рода Одобеску никогда не жили на съемных квартирах.

– Да? – взвилась Валя, и ее шея покрылась красными пятнами.

– Ну, почти никогда, – быстро исправилась Аурика и, обратившись к зятю, голосом владычицы всея Руси заявила: – Поедем с тобой, Спицын, завтра к оценщику, нанесем небольшой урон папиной коллекции.

По поводу «небольшого урона» Аурика Георгиевна явно преуменьшала: уроны папиной коллекции наносились периодически (приобретение квартир, дач, а также категорическое нежелание Аурики жить на пенсию, потому что довольствоваться малым, как, например, это делала Полина, она считала ниже своего достоинства).

– Меня там знают, – сообщила она родственникам. – И всегда ждут.

– Смотри, чтобы ее там не обманули, – предупредила Наталья Михайловна Алиного мужа и тут же добавила, нисколько не беспокоясь, что могла его как-то обидеть: – Я лучше сама приеду. Во сколько?

– Мне свита не нужна, – гордо отказалась от помощи дочери Аурика Георгиевна. – Не первый раз.

Свита Аурике, действительно, была не нужна. Она легко ориентировалась в ценах и владела ситуацией так, словно всю жизнь только и занималась, что продажей антиквариата. В этом смысле дочери явно недооценивали материнские способности.

– Она торгуется та-а-ак… – закатывал глаза Спицын, отчитываясь перед женой после очередного визита в антикварный магазин.

– Как? – широко раскрывала свои глаза Алечка.

– Ну, та-а-ак… – снова повторял Валентин Евгеньевич, и становилось понятно, что его теща – это Гобсек двадцать первого века.

– Откуда это в ней? – недоумевала Альбина Михайловна и натыкалась на короткий ответ мужа:

– Гены.

Гены – не гены, а единственная наследница империи Одобеску в качестве подарка получила на свадьбу не только однокомнатную квартиру в районе метро «Юго-Западная», но и старинные бриллианты – крупные, как и все камни, которые украшали уши, грудь и руки женщин этого рода.

– Ма-а-ама! – всплеснула руками Алечка, узнав о дополнительном бонусе. – Мы же договорились. Это лишнее.

– Лишнее – это в заднем проходе, – с присущей ей циничностью пошутила Аурика, как всегда намекая на специфическую профессию дочери. – Это по твоей части. А я сама буду решать, что подарить на свадьбу своей единственной внучке.

Единственная внучка приняла царский подарок равнодушно, лениво поблагодарила, не оценив красоты камней, и пообещала, что будет помнить вечно. Аурике было очень важно это услышать, поэтому она дважды повторила:

– Носить вечно, помнить вечно.

– Буду, – чуть слышно ответила невеста.

– И не забывай их снимать на ночь, – дала последний наказ строптивая бабка, на минуту обеспокоившись судьбой драгоценностей. – А то сломаете, – ухмыльнулась она и, довольная шуткой, отошла в сторону.